мовая плиточка?! И я точно знаю, что от лифта до противоположной стены два метра, но свет фонарика тонул во тьме, никак не желая порадовать хозяйку кремовой же стеночкой. Оглянулась назад, мазнув спасительным лучиком у себя за спиной, но блестящих, точно хромированных, дверей лифта, тоже не было. Я в испуге застыла, ведь помню же, там шахта и двадцатый этаж. Животу стало неуютно, по позвоночнику пополз холод.
Топ-топ-топ!
До меня только дошло, что никаких других звуков я, стоявшая уже пару минут как в ступоре, не слышала, а ведь это многоэтажка! Тут тишины дождаться невозможно даже глубокой ночью.
К «топ-топ» прибавился еще один звук, напоминающий гудение рассерженного улья, далекий, но, кажется, становящийся все ближе.
— Какого лешего! — выдала я шепотом.
В этот момент неопределенное «топ-топ» превратилось в шаги: кто-то ступал обутыми ногами по металлу, и если раньше пытался делать это как можно более бесшумно (но не особо результативно), то теперь решил активизироваться.
Где в лифтовом холле металл, по которому можно идти?! Я же стою! Нет! Должна стоять в комнате два на три метра, справа дверь на общий балкон, слева в общий с четырьмя квартирами коридор. Никаких лестниц! Но лучик фонаря тонул во тьме: помещение, где я находилась ныне, было гораздо больше.
Через секунду метрах в пяти от меня по полу растекся тусклый кружок света, он плавно описывал круг за кругом, точно несущий его спускался по винтовой лестнице, и свет становился все ярче.
Я прижала телефон к груди, прикрыв пуховиком свет фонарика, не додумавшись нажать на кнопку. Через десяток ударов моего, бьющего как у зайца, сердца показался мужчина, он точно вынырнул из потолка. Только в потолке действительно была дыра, а в стену, вдоль которой двигался неизвестный, были вделаны тонкие полосы, похоже, металла, по которым и ступал, как по ступенькам, мужчина, держа на вытянутой руке шар, пульсирующий как живой, испускающий холодное голубое сияние и то самое жужжание.
Я могла поклясться, что человек меня видит, хотя стояла, замерев, даже не дыша, за границей действия его странного «источника света». Он, спрыгнув на пол с последней ступени, направился ко мне и шел уверенно. Однако, чем ближе он подходил, тем дальше мне хотелось оказаться. Невысокого роста, с острыми чертами лица, с кожей цвета… Да ладно! Это даже не цвет! Кожа как оникс, черно-синяя, блестящая, золотая грива волос, точно золотая, даже при этом жутком мертвом свете, и огромные глаза. От ужаса я даже моргать боялась.
Он сделал еще один шаг, и свет его шарика пополз по моему пуховику, забираясь все выше, примораживая меня к полу. И вот я уже вся освещена, и скрыться мне некуда.
Сил хватило лишь на осторожный шаг назад, а потом еще один. Он же расстояние увеличивать не пожелал, так мы и шли, точно в танце: его шаг вперед, мой назад, я вытянула руку, очень надеясь, что он замрет, но как-то не сработало. А паника накатывала все сильнее.
Таких не бывает мужчин! Таких фонарей тоже не бывает! Я сплю! Головой приложилась и сплю.
В любом случае эта ситуация странному существу вскорости надоела. Он остановился, улыбнулся и произнес какую-то лабуду, явно вкладывая в эту самую лабуду смысл.
По-английски я говорила хорошо, у меня даже диплом переводчика имелся. Немецкий пыталась одно время изучать, и, хотя я вряд ли сейчас что-то пойму, но по звучанию германская языковая группа не имела с этим ничего общего. Впрочем, с итальянским и испанским тоже. Сестра мужа переводчик с этих языков, и мы не раз наблюдали с Андреем, как она общается, особенно когда отдыхали у нее в Испании, кажется, жители этой темпераментной республики принимали за свою улыбчивую блондинку, поражаясь отсутствию акцента.
Мужчина передо мной чуть наклонил голову вправо, я зачем-то повторила его движение, не прекращая, впрочем, пятиться назад. В тот момент удивительному незнакомцу надоело улыбаться и быть вежливым, и он сделал несколько быстрых шагов в мою сторону, а я в ужасе просто отпрыгнула назад, за что и поплатилась. Нога соскользнула, и темная бездна за спиной жадно разверзлась в ожидании жертвы. Похоже, там действительно была шахта!
Его рука мелькнула в сантиметре от моей ладони, но он не успел. А я с горечью подумала, что утром не успела поцеловать Тошу, тот еще крепко спал. Полет мой, правда, был не долог, голова врезалась во что-то очень твердое, и вот тогда-то и пришла настоящая тьма.
— Незаконный мигрант — человек?
— Я бы сказал «да», но что-то не то с ней.
— Мотивируй.
— Рост. Люди не бывают такими высокими, я, по крайней мере, людей таких не видел раньше, женщин-человечек в смысле, она с меня, а я же дроу.
— А я думал, ты — полукровка.
— А пинок не желаешь под зад?! Дальше! Одежда! Я никогда такой ткани не видел. А пряжки, застежки?! Ты видел застежки?! Моя драгоценная сестра помешена на шмотках, поверь мне, я частенько выслушиваю лекции о том, что лучше шелк или бархат, так что о тканях и прочих побрякушках имею некоторое представление. А эта штука у нее в руках? Подумал артефакт! Но никакой магии в нем нет. Ну, и на сладенькое! Я в ней самой магии не чувствую! Энергетического источника нет. В людях есть хоть какой-то ресурс, да вон хоть в Дее. А в этой ничего. Она как… Я даже не знаю! В сухих дровах есть хоть толика магии, а в ней пустота.
— Я ничего не чувствую.
— Еще бы, ты же вампир, тебе бы кровушки…
— Переходим на личности?
— А ты слыхал, что лекарь сказал?
— Да, слышал.
— Это меня в тупик ставит. Как так может быть, что ее невозможно вылечить? Как может такое быть, что магия на нее попросту не оказывает воздействия? Такого не бывает! Ты же понимаешь, что это значит?
— Не особо, если честно. Но тебя я знаю, ты преувеличивать любишь!
— А вдруг она — это какой-то новый вид оружия, подосланный из других королевств? Ведь если на нее не действует магия, то противопоставить ей нечего.
— Тут ты загнул! Она ударилась, и кровь у нее очень даже хорошо течет.
— Ты сам пойми, одно дело нашим Темным лордам «шандарахнуть» магией и выкосить так целую армию, а совсем другое, если тебе надо с каждым бойцом дело иметь лично с оружием.
— Что будем делать?
— Ждем Шейдера. Сообщение я ему отправил. Вернется из дозора, решит. Тут может быть вопрос государственной безопасности.
— Твоя подружка, сам знаешь, за кем замужем, может ей расскажешь?
— Дея на девятом месяце и постоянно сидит в Ландгрене. Дергать я ее сейчас не буду. Это Шейдеровская компетенция, пусть сам разбирается.
— Ты растерял свою удивительную способность совать нос везде и всюду?!
— Очень смешно! Я теперь знаю, что нос могут укоротить за глубокое погружение в государственные тайны, а я частями тела дорожу, особенно своими.
Юрао Найтес еще раз посмотрел на спящую на кушетку женщину с бледным лицом и обмотанной тряпицей головой, и вышел из лазарета, оставив Тарила, ночного стража, присматривать за пациенткой. Его не отпускало ощущение, что приближается что-то крайне опасное, и «иммигрантка» эта тут появилась не случайно.
Глава о правильном поведении
Было больно лишь мгновение. А потом пришло тепло.
И такой замечательный сон. Наконец-то! Мне давно не снилось ничего хорошего. А тут!
Теплый пар окутывает все белесым туманом. Я стою под струями воды, согревающими и дарующими наслаждение коже. Запрокидываю голову, вода бьет прямо в лицо, и я просто млею от удовольствия, обожаю душ, особенно горячий, почти кипяток. Теперь меня только он способен согреть. Дыхание вдруг чуть сбивается и накатывает сладкая дрожь, теплые струи тут совсем не причем. Чувствую, кто-то подошел сзади. Я точно знаю, что это мужчина. Но мне не страшно. Совсем наоборот. На мои груди ложатся большие ладони. Так приятно, я стремлюсь навстречу этим рукам, мечтаю, чтобы они сжали сильнее. Теплые струи ласкают губы и лицо. Его пальцы, точно хозяин их умеет читать мысли (хотя тут не надо быть семи пядей во лбу), сжимают соски, заставляя выгнуться. Его правая рука вслед за водой устремляется вниз, скользя по коже, бросая в дрожь. Я вдруг понимаю, как долго не было в моей жизни мужчины. Целых два года… Тело не слушается, меня тянет к нему, руки хотят обнять, но он сильнее и не дает развернуться. Резкий толчок, и, чтобы не упасть, приходится упереться руками в холодную стену, которая появилась точно из неоткуда. Спину же продолжает омывать горячий водопад. Мужские руки стиснули мои бедра. И я застонала… от обиды, чувствуя, как сон ускользает. Я цеплялась за него, как утопающий за спасательный круг. Мне так хотелось, чтобы струи и руки согревали и дальше. Но пробуждение уже началось, и, как я ни старалась, остановить его, уже не могла.
А возвращение в реальный мир было не из приятных. Резко накатила головная боль, да так, что даже во мраке, царствовавшем вокруг, мне было сложно открыть глаза.
Но пришлось…
Помещение было огромным, погруженным во тьму. Вдалеке горела крохотная лампочка, наверное на выходе сидела дежурная сестра.
Надо было встать, но шевелиться неприятно.
Боже, сколько же я здесь?! Мама ведь беспокоится! А мелкий, небось, ищет меня, бегая по квартире с любимой машинкой в руках, мы ведь с ним никогда не расставались больше чем на десять рабочих часов. Черт!
Я закрыла глаза, пытаясь сосредоточиться.
Надо дойти до медсестры! Что за больница отсталая?! Кнопочки для вызова медперсонала даже нет! Кровать странная, тумба пустая, моих документов и сумки нет, телефона тоже. Неужели сперли?!
Справа и слева ряды таких — же кроватей и тумбочек и они пустые, заправленные темными одеялами, зашторенные окна пропускают лишь тонкие лучики света с улицы. Все уныло и мрачно!
Надо позвонить домой, дать знать о себе. Там же теперь жуть что творится! Мама всех на уши подняла!
Я с трудом села, ощупала голову, та была крепко перебинтована, и только сейчас стало понятно, что мутит меня прилично, и даже в полумраке перед глазами рои черных мушек водят веселые хороводы. Вся моя одежда и обувь были на мне: теплые джинсы, свитер и зимние высокие сапоги. Ничего себе больница! На спинке кровати висел какой-то темный мешок, который на ощупь оказался моим пуховиком, шарф канул в неизвестность.