— Ваша историческая ошибка, что вы понадеялись на правильную схему, а про тех, кто в этой схеме расставлен и рассажен, вы позабыли. А сама по себе схема может работать и так, и эдак — смотря какие люди и зачем в ней находятся.
— Верно, в сущности, — несколько раз наклонил голову Василий Андреевич; помолчал немного и добавил: — Только не забывайте, что чем выше человек, тем он точнее соответствует схеме, а повышение разума, рост души историческая неизбежность. Прошло время, когда числом брали, на себе пахали да криком засапожным врази расточали.
— Вы — оптимист, — с завистью вздохнул Осинецкий, — и, знаете, я все жду времени, когда это, наверное только для нас ниспосланное служение закончится, и мы приобщимся к постижению… — Граф помолчал и добавил: — А ваши друзья где?
— При деле. Седой сейчас в институте приглядывает, чтоб там никакого подвоха не случилось, а Приват — сейчас в архиве, а потом, наверное, в исполком подастся… А многие уже на Солонцах.
— Тяжело, наверное, — спросил Осинецкий.
— А им что, легче? — указал Белов на лютеранский сектор, надковырянный Саниным бульдозером.
— Да-да. Однако если вы по поводу обращения к епископу, то моя позиция остается неизменной.
Белов помолчал, а Граф докончил свою мысль:
— Он, к сожалению, прагматик до мозга костей. Ясно понимает, что эта… процедура, — и Граф обвел рукой вокруг, — по сути своей епархии как организации выгодна. И переубедить его, заставить обратиться к истинным идеалам не удастся ни мне, ни этому молодому человеку — как его?
…Виктор Кочергин проснулся от резкой боли в позвоночнике. Он уснул в низком кресле, неловко запрокинув голову, и теперь едва мог повернуть затекшую шею.
Во рту появился гадкий металлический привкус; но спал Кочергин недолго: солнечные пятна на паркете переместились только чуть-чуть, и Маркин еще не возвратился.
Конечно, Виктор устал, но этот внезапный сон…
«И какой!»- тряхнул головой Кочергин, уже окончательно просыпаясь.
Телефон на столе у Маркина не звонил — только загоралась сигнальная лампочка и раздавалось тихое журчание; молчал и селектор — секретарша знала, что Маркин вышел из кабинета.
Растирая шею, Виктор встал, подошел к окну — и со сложной смесью тоски и злости увидел, как по площадке, направляясь к заезженной управленческой «Волге», вышагивает, выворачивая ступни, коренастый и коротконогий Воднюк с неизменной папиросой, победно торчащей из уголка рта.
— Виктор Михайлович, вы здесь? — позвал селектор голосом секретарши. Вас управляющий вызывает.
Виктор вышел в приемную. Посторонних не было, и секретарша (трестовские дамы симпатизировали Кочергину) тихонько сказала:
— Управляющий до чего злой — у-у-у.
«А то как же, — подумал Виктор, — еще и Воднюк нагадил…»
С этими приятными мыслями он крутнулся в тамбурочке между двойными дверями и вошел в кабинет.
Там сидели: сам управляющий, Маркин и начальник отдела кадров Аксенов.
— Читай, — сказал, не здороваясь, управляющий и указал на лист бумаги, лежащий перед ним.
Виктор придвинул листок и прочел приказ об отстранении от должности главного инженера СУ-5 Кочергина В.М. за систематическое грубое нарушение строительных норм и правил, безответственность, нарушение плановых сроков и злоупотребление служебным положением.
Приказ как приказ, с номером и датой, визой Маркина, визой Аксенова и подписью управляющего. Даже с печатью.
Прикинув, что картина пока не полная, Виктор достал ручку и пристроил в уголке, под росписью Маркина и аксеновской закорючкой, еще и свою подпись.
Наливаясь густой краской, управляющий молчал. Видимо, не мог решить, с каких слов начать выплескивать все, что накипело. А Маркин на мгновение поднял и опустил брови, и в его глазах промелькнул огонек одобрения.
— Так, — сказал наконец-то управляющий и выложил на стол свои громадные, в медно-красной поросли лапищи, — умел нашкодить, умеешь и ответить. Это хорошо. Через полгода приходи — прорабом возьму.
— Можно идти? — спросил Виктор и поднялся.
— Иди. Сдашь всю документацию по зоне отдыха Воднюку.
— Хорошо, — сказал Виктор и чуть скованнее, чем обычно, подошел к двери. Повернув ручку, он раздельно сообщил:
— Только передавать нечего. Нет документации. Ни одного листа чертежей.
И вышел. Раз, два, три, четыре, пять…
Медленно, считая шаги, но не оглядываясь, Виктор шел по коридору. И загадывал: на четном шаге окликнут — помиримся, на нечетном — подеремся.
Секретарша окликнула посредине между девятнадцатым и двадцатым шагом. Если по «Виктору», то нечетный, если по «Михайловичу», то четный. Так и не решив окончательно, что будет, Кочергин вернулся в кабинет управляющего.
— Это как же понимать? — ровным зловещим голосом спросил управляющий. Где чертежи?
— Я их пропил, продал, съел, передал иностранной державе, а на вырученные деньги купил гарнитур — так, по-воднюковски? — быстро выговорил Виктор.
— Анархист, — сказал Маркин, — ну какой из тебя главный инженер? Срамота. Детский сад. А может, ты того, ку-ку?
— А ведь это уголовное дело, Кочергин, — отозвался дотоле молчавший Аксенов, — материальные ценности…
— Чего ты добиваешься? — спросил управляющий.
— Я уже говорил, — вяло сказал Виктор и, несмотря на то, что все стояли, сел. — Отсрочить работы, пока не закончат перезахоронения; и написать письмо в исполком — пересмотреть проект и наказать…
— Кишка оказалась тонка. И признать боишься. Невинность соблюсти ему надо, — постепенно накаляясь, заговорил управляющий. — Только объясни, почему ты вчера, сукин сын, на этом самом месте клялся-божился, что все сделаешь в срок? Предупредили же меня, козла старого, — управляющий грохнул кулаком об стол, — чтобы не связывался с тобой…
«Узнаю коней ретивых по каким-то их статьям»… — выплыли в сознании Виктора строки.
— Чего ты хочешь выторговать? — спросил опять ровным голосом управляющий. — Чтобы с тебя Воднюка стащили? Или еще что? Но учти: с нами так не разговаривают.
«— Еще бы, — подумал Виктор, — даже если я сейчас отдам чертежи, а сам на колени стану, мне уже все равно в этом тресте места не будет… Разве что отпустят „по собственному желанию“.»
Но вслух сказал только:
— Я уже объяснил Ивану Егоровичу, что ничем не торгую и ничего не выторговываю.
— Ты прав, Егорыч, он и в самом деле блажной. Ну, цирк. Такого у меня в тресте еще не было. Слушай сюда…
Управляющий сел верхом на стул и заговорщически наклонился к Виктору:
— Поскольку я тебе уже не начальник, а ты птица вольная, то скажу по секрету: прорвемся мы без твоих синек. Я уже Мельникову позвонил — к завтрему свежих нашлепают.
— С чего? Белки я тоже украл.
— Значит — сядешь, — констатировал Маркин, с сожалением качая головой, ты что, законов не знаешь?
Знать-то Виктор знал, и были в общем-то у него основания предполагать, что «сядет» он условно, и все-таки представились ему унылые процедуры дознаний, допросов, суда и фигура торжествующего Воднюка в особенно коротких штанах.
— Где ты их держишь? — спросил управляющий, по-своему истолковывая перемены в лице Кочергина.
— В сейфе, — бросил Виктор, вовсе не имея в виду собственный, кабинетный, со всяким хламом, который не хотелось оставлять на глазах уборщиц и секретарши. Но управляющий понял именно так. Пощелкав тумблерами, он рявкнул в селектор:
— Воднюк? Выгреби из сейфа Кочергина все чертежи и ко мне.
— Все? — спросил невидимый Воднюк.
— Живо! — бросил управляющий и выключил селектор.
— Ключ у меня, — напомнил Виктор.
— И у него тоже, — тихо сказал Аксенов.
— Вот как? — сказал Виктор и быстро прошелся по кабинету, с отвращением представляя, сколько раз Воднюк в его отсутствие запускал в сейф лапы, — ну, приехали. Нет там чертежей. А засим — прощайте.
— Сядь! — крикнул пунцовый управляющий так, как Виктор в жизни еще от него не слышал. — Сейчас ты уйдешь, чистенький-блистенький, а мы будем тут друг на друга гавкать только за то, что расплеваться с исполкомом за пять минут можно, а мириться придется так, что трест кровью харкать будет? Да пойми ты, дурья башка, если мы с работы полетим, на наше место что, херувимов посадят?
— Ладно, — сказал Виктор, — давайте без дураков. Вам нужны хорошие отношения с горисполкомом? Так вы делаете все правильно. Нашли козла отпущения, всыпали ему хорошенько, еще под суд отдайте, и все это подайте исполкому: мол, не трест виноват, а один выродок нашелся. А я уж как-нибудь устроюсь. И жаловаться, что вы меня уволили без согласования с профкомом, не пойду.
В наступившей паузе резко затрещал селектор. Растерянным голосом Воднюк пожаловался, что чертежей ни в сейфе, ни в столе не оказалось.
Управляющий облегченно выругался и сбросил тумблер. Кочергин встал, решив, что разговор окончен.
— Остаться хочешь? — неожиданно спросил, не поднимая глаз, управляющий.
Виктор сказал медленно и негромко:
— Нет.
И продолжил мысленно:
«Так будет лучше для нас всех. Есть вещи, которых не забывают. И для меня это необходимо».
Несколько секунд все молчали. Потом управляющий подал Виктору чистый листок бумаги и сказал:
— Пиши заявление. По собственному. Дата сегодняшняя.
Глава 18
— Ты не хочешь узнать мое мнение? — спросил Маркин, когда стрекочущая телетайпом приемная осталась позади.
— Хочу, — ответил безразлично Виктор.
Не то чтобы ему и в самом деле не хотелось поговорить с Егорычем, которого он по-настоящему уважал, просто накатила такая слабость, когда и лежать-то, кажется, нет сил.
— У тебя друзья есть?
— Есть. А что? — вяло удивился Виктор.
— Как только терпят такого колючего?
— Кто как, — Виктор придержал дверь маркинского кабинета, пропуская хозяина, — кто молча, кто со скрипом.
— Били тебя, наверное, в детстве мало.
Маркин разлил по стаканам минеральную воду и продолжил: