Тишина ядом проникала в сердца молодых драконов. И они все вздрогнули, когда раздался спокойный и бесконечно уставший голос старшего:
— Я ответил на ваш вопрос, наследники мои?
Тишина казалась нерушимой. И Черный дракон спросил опять:
— Я ответил на ваш вопрос, драконы?
— Да! — вырвался крик. Крик пополам с яростью.
— Хорошо. А теперь идите и спасите наших людей.
— Но там же будет засада, — пискнула Красная драконица, самая младшая из выводка.
— Конечно, — Черный дракон равнодушно пожал плечами, — конечно, там будет засада. Я даже больше вам скажу — наших людей оставили в живых именно для того, чтобы заманить вас в ловушку. Но драконы рождаются для того, чтобы побеждать. Не погибнуть, пытаясь выполнить приказ — нет. Именно побеждать. Так идите и победите. Докажите, что драконы — не только те люди, что погибли или попали в плен по вашей дурости…
Тереза шла, никого и ничего не видя вокруг, с каждым стуком каблучков, представляя себе то, что напишет вечером на бумаге — она любила белые-белые листы бумаги, и именно на них ручкой всегда писала черновики…
Роберт Рэнделл же вспоминал, как впервые увидел ее, свою спутницу Терезу. В тот день он был в ударе: ни до того дня, ни после, он не вел себя столь диким образом.
И его знакомые, и многочисленная армия его поклонниц всегда называли его «милым», и этот образ не был для него ни позой, ни лицедейством.
Будучи известным актером, он отдавал себе отчет в том, что без тех, кто его любил, его успеха не было бы. Без тех, кто следил за жизнью его персонажей и переживал, когда их убивали — что-то в последнее время большинство его героев убивали со все большей и большей изощренностью и фантазией.
Он был благодарен всем, кто шел на очередной голливудский блокбастер лишь для того, чтобы увидеть десять минут с его участием. Его поклонницы стремились полюбоваться его пронзительным взглядом — и им самим — в роли злодея, погибавшего практически сразу, в начале новомодного боевика. Но за эти десять минут… Он успевал и сам «развлечься» на экране, и порадовать своих поклонниц.
Так что обычно он со всеми был милым, преисполненным благодарности к жизни. Но в тот день милый образ треснул. Он так жгуче возненавидел всех, кто попадался на его пути, он так возненавидел свою жизнь, которая вдруг разрушилась в одночасье…
Любимая женщина, с которой он жил все эти годы, пошла и сделала аборт. Не сказав ему о том, что была беременна. Просто потому, что так удобнее, потому что карьера его не вечна, потому что ничто не вечно, даже отношения — и вообще, «наше время — это время одиночек». А потом, если чадолюбие взыграет, кого-нибудь можно будет усыновить или удочерить…
В то утро Роберту следовало дать ответ организаторам, прилетит ли он в Россию, где должна была пройти часть съемок, один или со спутницей. Аманда с утра была несколько отстраненной, словно бы утомленной, и когда позвонил координатор, Роберт, держа трубку на отлете, сказал ей:
— Итак, мы вылетаем завтра утренним рейсом.
— Мне очень жаль, но я предпочла никуда не лететь.
— Почем мы не можем полететь вместе? — удивился он.
— Мне немного нездоровится, хотя доктор обещал, что особого дискомфорта не будет.
— Нездоровится? Ты простудилась? Почему ты мне раньше не сказала?
— Перестань! Беременность не простуда! Просто это была пустяковая операция, и уже все в порядке.
— Операция? Беременность? — он пораженно остановился, забыв нажать отбой. — Ты беременна! Это же замечательно! — Но — какая операция? — от недопонимания он не знал, радоваться ему или беспокоиться…
— Я уже не беременна, я сделала вчера аборт, — сухо ответила Аманда.
— Была какая-то проблема? И почему ты мне раньше не сказала?
— Не было никакой проблемы. Я и не думала оставлять эту беременность.
В то утро он почувствовал, что его не стало. Кто-то, кто продолжал ходить, что-то говорить, уехал сниматься — остался. А вот он сам… Странно. Он ведь до этого и не задумывался над вопросом: будут ли у него дети, зачем они ему вообще нужны. Но после разговора с Амандой он почувствовал, что такое утрата. И как это больно. Несколько лет отношений, счастья, какой-то определенности — всего этого не стало, как и ребенка, про которого он узнал только тогда, когда он перестал существовать…
И с грузом таких новостей он уехал на съемки в Россию. Создатели любимого британцами сериала про их же любимую контрразведку решили добавить натуральности в образе врага — и заслали его в Москву…
Во время работы он не мог себе позволить каких-либо эмоций, не посвященных персонажу — уж такой он был… А что делать… Если до тридцати лет проходить лишь в статистах, а потом вдруг, с возрастом, расцвети выразительной фактурой, помноженной на все-таки имевшийся талант… Да и актерство он любил не просто преданно — фанатично.
А вот в проклятый выходной день, обставленный устроителями с русским размахом — знаменитая британская выдержка покинула его. До сих пор стыдно вспоминать, как он изображал мега-звезду и демонстрировал худшие свои качества принимающей стороне…
И на счастье ему встретилась в тот день Тереза Тур.
Утешать она не умела, но вот слушать… Слышать. Принимать чужую тоску и разделять ее. Так, что постепенно этой иссушающей пустоты в душе стало вполовину меньше. А значит, стало возможно пережить эти дни, когда Роберт чувствовал себя отверженным и ненужным, словно лишенным будущего…
А потом смогла объяснить ему, что жизнь, несмотря на все, продолжается… Что в жизни есть и настоящая любовь, и душевная, а не только внешняя, красота. А, значит, будет и счастье…
Мог ли он подумать, что спустя буквально несколько дней и ему доведется поддержать Терезу, когда этот русский актер, ее будущий муж, ревнуя ко всему на свете, вынес на всеобщее обозрение подробности их отношений. Роберт тогда предлагал Терезе уехать в Брэдфорд — просто для того, чтобы скрыться от всех. Но она поблагодарила, и отказалась.
Зря он изображал из себя друга. Зря вел себя как джентльмен. Надо было сажать ее в самолет и увозить. Под любым предлогом… И отвоевывать ее себе. Отбивать ее у всех: у мужа, у страны… У этой ее пошатнувшейся жизни… Наверное, он бы смог… И как знать, наверное, потом возникла бы и любовь…
Ведь именно любви он хотел, хотел быть нужным, и оставить в жизни не только творческий след. А дружеское участие умной и красивой женщины давало надежду, что это сочувствие и понимание основано не только на дружеских чувствах…
Хотя в действительности подобные мысли стали его терзать совсем недавно. Все эти три года он был так счастлив общаться с этой мягкой, но удивительно твердой женщиной, что почти перестал задумываться над тем, что не так в его собственной жизни… Внезапно выдавшийся целый месяц, свободный от любых съемок, встреч и презентаций, погрузил Роберта в жестокую меланхолию. Видимо для него — одинокого человека, не завязавшего за эти несколько лет длительных связей, тридцать пять дней отпуска оказались чересчур. Слишком много времени для слишком печальных мыслей…
Сперва Рэндэлл поехал домой, к родителям, в любимые предместья чинного Брекфорда. Потом, когда отоспался, понял, что не может оставаться на одном месте. Он почувствовал потребность сменить обстановку и улетел в Австралию, на рифы… Еще пара дней — и оказалось, что не может находиться наедине с собой. Это было по-прежнему слишком больно… Тогда Рэндэлл вернулся в Британию, поездил по стране — но и это не принесло облегчения…
В конце концов, внезапно для себя, на исходе отпуска, он приехал сюда, в Россию, в Санкт-Петербург. К Терезе. К чужой жене…
— Что-то вы совсем помрачнели, Роберт, — отметила Тереза — и он понял, что она уже давно к нему присматривается… Ему стало неловко, словно его поймали за чем-то неприличным.
— Мне тридцать пять лет, — протянул он, — Я размышляю над тем, как я устроил свою жизнь.
— И как? — спросила она так, что он понял: правду отвечать не стоит.
— Неплохо, — бодро улыбнулся он, сверкнув глазами. И словно увидел себя со стороны: когда он «вживался в образ» — у него лицо менялось, словно «подбиралось» для того, чтобы максимально точно и максимально правдиво выразить ту эмоцию, что была необходима на данный момент. — Я успешен. Возможно, мне даже завидуют. Некоторые меня обожают. Это есть хороший итог для мальчика, который за первые шесть лет своей актерской карьеры снялся лишь в рекламе дрянного кофе. Да… именно в рекламе. Меня туда отобрали, потому что я хорошо умею сверкать глазами. Молча.
— Вы одиноки, вас это терзает. Вас измучил вопрос: а нужны ли вы кому-нибудь, — ответила ему Тереза. — Роберт, ни к чему изображать передо мной боевого коня при звуках боевой трубы… Это пустое. И приехали вы потому, что вас настолько измучили эти мысли, что вам надо с кем-нибудь поделиться…
— Да, это так. Но мне неловко загружать вас своими проблемами. Это не есть красиво. Я жалкий.
— Перестаньте. Все будет хорошо. Все у вас должно быть хорошо. Я этого очень хочу. И так будет. Просто осмотритесь повнимательнее вокруг: должен же быть кто-то в этом мире, кто сделает вас счастливым…
Роберт старательно закивал: не то, чтобы он разделял это ее убеждение. Просто он боялся раскрыть рот и сказать что-нибудь такое, что приведет к тому, что он, не обретя любимую, потеряет еще и друга… Чужую жену…
Они замолчали и продолжили свою неспешную прогулку по набережной. Они шли, не замечая встречных прохожих. Тереза плыла сквозь них по любимым улицам. Намного ближе и милее людей ей были свинцовая река в красноватом граните парапетов и выверенная строгость одних фасадов и вычурная затейливость других.
Британец же попросту не замечал красот города — они интересовали его мало — чего он только не видел… К тому же представители Соединенного Королевства обычно восторгаются красотами лишь своей страны.
Так они дошли до Дворцового моста. Свернули на него, чтобы перейти в сторону Васильевского острова.