— Да. Мой русский не есть… не очень хороший. Но я буду стараться, — и британец сверкнул профессиональной улыбкой в ответ.
Они помолчали, но потом Владимир все же заговорил, тщательно подбирая слова:
— Конечно же, с моей точки зрения — с точки зрения ревнивого мужа — лучше бы вы с ней не знакомились вовсе. Однако я не в силах изменить прошлого. Еще я верю, что вы — порядочный человек. Но, поймите меня правильно, особой радости ваше с Терезой общение мне не доставляет. Особенно теперь, когда Тереза перестала просто с вами приятельствовать и начала за вас беспокоиться.
— Я вызываю у нее беспокойство? — расстроился Роберт.
— Мама приехала! — раздался крик у ворот.
Сыновья — Иван и Яков распахнули ворота — машина Терезы въехала во двор. Роберт заметил, что Владимир несколько раз с облегчением вздохнул. Все знали, что муж Терезы боится, когда она сама ездит за рулем.
Владимир знал, что его дикий ужас — это нелепо, что Тереза ездит очень аккуратно, более того, очень любит ездить за рулем — она когда-то сказала, единственно, где она ощущает себя абсолютно свободной — это на дороге ранним утром. Но ничего с собой поделать не мог. Он не мог забыть свое состояние, когда она, той осенью, несколько лет назад, позвонила ему и прорыдала, что попала в аварию. Он до мельчайших подробностей помнил ее перекореженный джип на мосту. Ему до сих пор было страшно.
Через два дня после той аварии они поругались — он нанял ей шофера, того самого, который вез его в то утро в «Пулково» — а она заявила, что сразу после того, как выпишется из больницы, купит машину. Такой же точно джип. Как он орал на нее! Как орал! Истерично! Самозабвенно!
Он категорически запретил ей садиться самой за руль. Запретил и думать о том, чтобы покупать машину — он сам уже обо всем позаботился… Ей наняли шофера — вот пусть с ним и ездит.
Тереза лишь посмотрела на него — недоуменно — и сразу после выписки отправилась в автосалон. А ему пришлось извиняться перед заведующим отделением, где она лежала, за тот крик, что он поднял.
Тереза ездила на новой машине три дня.
Он грозился, что запьет.
Она каталась по городу — ночные набережные ее особенно привлекали.
Он хотел напиться — посмотрел на нее, как она с гордым видом выложила после приезда ключи на полочку, утащил ее в спальню… И не стал насиловать свой организм алкоголем.
Он стал ездить с ней. Тереза каталась на дачу — и обратно. У него создалось ощущение, что даже пробки ее радовали. Каждый день начинала с того, что проходила кольцевую — ее, наконец, замкнули — то в одну сторону, то в другую.
А потом, когда ее прекратило трясти после того, как она выходила из машины — она наконец отдала ключи Владимиру — и согласилась, что до родов ее будет возить шофер.
— Добрый день, дорогой, — к ним подошла Тереза. Мужчины поднялись — они были все-таки хорошо воспитаны. Владимир лишь поморщился от неприятных ощущений — Роберт болезненно охнул. — Добрый вечер, Роберт!
Тереза улыбалась — за ней шла худенькая, болезненного вида девочка, которая тащила на себе…, - дальше Владимир уже не разглядывал.
— Парни! — рявкнул он. — В чем дело? Почему гостья все это несет на себе?
— Она не отдала! — раздался голос Якова.
— А мама нас учила не отнимать у девочек то, что они не желают отдавать! — это был ехидный Иван.
— Слушай, — удивилась Тереза, — а почему они кричат с другого конца участка?
— Я запретил этим маменьким сынкам подходить ко мне и к нашему британскому другу, — пробурчал Владимир.
— Издевались? — безо всякого сочувствия спросила жена. — Простите, Лиза, этот балаган. С Робертом вы знакомы. Позвольте представить вам моего супруга, Владимира.
Муж Терезы протянул ей руку. Лизе ничего не оставалось, как протянуть ему в ответ свою, сделав над собой усилие, чтобы не затрястись. Она посмотрела на его ухоженные пальцы, отличный маникюр, между прочим. Широкое вычурное золотое кольцо на безымянном пальце правой руки. Кисти рук. Округлые, сильные. Потрясающе гармоничные. Только рисовать…
— Очень приятно, — мужчина галантно, но как-то привычно склонился над ее рукой и поцеловал кончики пальцев. Лиза сжалась, вспомнив состояние своих рук…
— Давайте ужинать! — распорядилась Тереза. — А после ужина посмотрим картины, которые привезла наша гостья.
Лиза покраснела и стала бормотать о том, что ей неловко…
— Увы, — обратился к ней муж Терезы, — моя супруга и гостеприимство. Это непреодолимо. Всем приходится подчиняться. Безоговорочно. Берите пример с меня. Смиритесь!
— Зубов — ты образцовый подкаблучник! — расхохоталась Тереза.
Зубов хмыкнул. В последнее время пресса, подустав писать и про его постоянно происходящий развод с Терезой, и про его предполагаемые романы, ополчились на то, что актер Зубов потерял былой шарм, стал не интересен — и превратился в «образцового подкаблучника». Терезу это веселило, а он… он был счастлив.
— Конечно, подкаблучник! — с гордостью проговорил он.
— Как же ты себе льстишь! — рассмеялась жена.
Они уселись за стол в огромной беседке. К ним четверым присоединились еще два молодых человека лет по восемнадцать-девятнадцать — сыновья Терезы — они открывали ворота. Один был коротко стриженный, пониже, другой — длинноволосый, повыше. Оба были необыкновенно похожи на мать. Золотоволосые принцы-эльфы — определила для себя Лиза. Кроме того, подошла женщина в возрасте — тоже точная копия Терезы.
— Моя мама, Анна Яковлевна.
Лиза поздоровалась, женщина приветливо кивнула. Рядом с ней гордо вышагивало еще одно золотоволосое улыбающееся существо. «Лиза», — поняла художница. Она заметила, как осветилось лицо мужчины, когда он взял дочку на руки. Оно стало не просто красивым — она стало прекрасным…
— Как вы себя чувствуете, мальчики? — обратилась Анна Яковлевна к Владимиру и Роберту.
Мальчики страдальчески замычали, что «хорошо».
— Конечно, хорошо, — с удовлетворением заметила мама Терезы. — Я всегда говорю — если что, надо капать… Чего еще ждать. Вот смотрите — три часа под капельницей — и как огурчики, даже аппетит прорезался. А в обед — умирали…
— Хорошо еще, что моя теща — лучший доктор на земле! — поцеловал женщину в щеку Владимир.
— Под капельницей, — испуганно посмотрела Лиза на Роберта. — Умирали?!
— Конечно, под капельницей! — бодро сообщила доктор. — Пришлось процедурную сестру везти на дачу. Стара я уже иголкой в вену попадать. А эти клоуны… Пить не умеют. Потому что это — правильно! Потому что практически не пьют! А вчера! Вы как умудрились, убогие?
Роберт был так смущен, что Лиза забыла о том, что чувствовала себя подобранным из жалости котенком — и унизительно безумно, и страшно, что тебя сейчас выкинут обратно… На улицу.
Она старалась не очень жадно накидываться на ту гору мяса, что ей положили на тарелку. Старалась не замечать жалостливого взгляда, которым, не удержавшись, на нее взглянула мама Терезы. Старалась не напрягаться из-за соседства за столом двух парней самого неприятного для нее возраста. Сытые избалованные мальчики обеспеченных родителей. «Посмотрите на нее — и на моего ребенка. Неужели вы думаете, что он опуститься до этой девки?» — зазвучал в ее голове голос… Спокойно, здесь их нет… Надо взять себя в руки.
— Может быть, вина? — услышала она голос хозяина дома, обращенный к ней.
Лиза отрицательно замотала головой.
— Поддерживаю, — провозгласила хозяйка, — поддерживаю нашу гостью, — всем безалкогольные напитки! Особенно вам! Господа алкоголики!
— Я — подкаблучник, — с необыкновенной гордостью заявил Владимир.
— Ты — самольстец! — отвечала ему жена с необыкновенной нежностью.
— Владимир, ты же не пьешь вроде? — серьезно спросил коротко стриженный парень.
«Владимир! Значит, он не отец этим мальчикам! Надо же…», — пронеслась у Лизы в голове первая осознанная мысль.
Ужин на даче. Летним вечером… Шумели сосны, навевая самые счастливые воспоминания. Дача. Домик. Шашлыки. Мама и папа. Лиза судорожно вздохнула.
— Я прошу у вас прощения, — обратился к ней вдруг негромко Роберт, — мне надо было приехать самому. Но я проснулся здесь, на даче…
— Ничего, — улыбнулась Лиза. — Я привезла ваш портрет.
— Покажете?
— Конечно, — художница направилась к своим картинам и стала их распаковывать.
— Давайте, я помогу, — направился вслед за ней Роберт.
Они вместе расставили картины по беседке, и Роберт с удовольствие стал рассматривать лица Терезы и ее домашних. Он к ошеломляющему впечатлению от картин Лизы был готов: он видел свой портрет. Сначала все долго-долго молчали. А потом заговорили разом.
— Чудо! — выдохнула Анна Яковлевна.
— Они же живые! — была восхищенная реакция Терезы.
— А можно я кое-что куплю? — откликнулся Зубов.
— Круто! — это были близнецы.
А Лиза-маленькая подошла к художнице и сказала:
— А ты мне принцессу нарисуешь?
Роберт глядел на раскрасневшуюся девушку и был так счастлив, словно это был его личный успех. Вдруг он поймал себя на мысли, что он хотел, чтобы она всегда была такой: улыбающейся, распрямившейся. Счастливой…
Роберт подошел к ней чуть позже, когда ажиотаж чуть стих, дочь Терезы получила свою принцессу.
— Как вам успех?
— Волшебно! — подняла она искрящиеся глаза к нему. — Я просто отвыкла от того, что… — она обвела взглядом всех, — что так бывает…
Роберт долго не отводил взгляд от нее. Потом сказал:
— Я уезжаю сегодня. Ночным рейсом… Можно я буду вам звонить? — как-то слишком серьезно спросил он.
— Чтобы не оставаться наедине со своими мыслями? — улыбнулась она смелее, — я помню… Конечно, звоните. Я тоже не люблю оставаться со своими мыслями наедине…
Глава седьмая
Когда Зубов вернулся на дачу, было уже сильно за полночь. Хотя солнце еще алело над соснами, окрашивая горизонт в нереальный искрящийся цвет. После отъезда гостей он слетал в Москву, на съемки интервью. Теперь же оставалось всего десять дней отпуска — и снова на съемки, уже до конца лета… И на всю осень…