ся победить. Как – не спрашивай. Может, и не победит, но сделает все, чтобы нас вытащить. Он такой, понятно?
– Понятно.
– Вытащил же он меня из болота, – продолжала, воодушевляясь, Кристи. – И всех нас вытащил с Гнилой мели…
– Себя тоже.
– Ну конечно! А я о чем говорю? И себя, и других. – Она вдруг рассмеялась. – Знаешь, однажды он сказал мне: «Умный эгоист слывет альтруистом». Я тогда подумала: ну и циник! А потом поняла: чтобы слыть кем-то, надо им быть, иначе раскусят. Так что он или спасется вместе с нами, или мы все умрем, а умирать он любит еще меньше, чем мы с тобой. Вот и делай выводы.
Куда только девалась хандра! Сейчас Кристи была похожа на трибуна, она вещала, ее слушали, и внутри ее это поднимало из глубины такие силы, о которых она и не догадывалась. А ведь она даже не вскочила, не сжала кулачки, и глаза, наверное, не засверкали диким огнем – хватило самых обыкновенных слов. Одолеем! Прорвемся, раскидаем, сотрем в порошок! Фортуна за нас, мы все можем! Какой маловер смеет сомневаться?
Ничего этого не было сказано, но Каин почувствовал изменившуюся интонацию.
– Ладно, – согласился он, покрутив для порядка головой. – Пойду скажу ребятам, чтобы не дергались зазря… Я еще зайду как-нибудь, а?
– Заходи.
Каин ушел, а Кристи впервые за все время добровольного заточения в этой кубатуре рассмеялась. Сбросив с плеч одеяло, она легко вскочила, с удовольствием потянулась, выгнув спину, и закружилась по каюте. Надо же, бандит, недавний пахан – и пришел консультироваться. Розу принес… Она подняла железный цветок за приваренную ножку, на сей раз не обратив внимания на вес и холод металла. Почудилось даже, что роза чуть-чуть пахнет, причем, конечно, именно розой, а не захватанным руками железом. Хотелось петь, и пухлая комета на экране больше не пугала и не завораживала. Тьфу на тебя, ледышка, лети себе мимо… Кристи тихонько рассмеялась, поняв, что с нею происходит: только теперь, а не на берегу Саргассова болота и не на Сковородке, похожей на скучный курорт, до нее дошло, наконец, что болото навсегда осталось позади, его больше не будет, никогда не будет! Что-то еще будет, но будет уже другое, и как же хорошо, что другое, каким бы оно ни было! Эрвин вытащит. Он, конечно, не сахар и не рыцарь без страха и упрека, но верить ему можно и опереться на него можно – больше ведь все равно не на кого. Он часто обманывал ожидания, но никогда не обманывал надежд…
А Каин, шагая по унылому коридору к кабине пневматического лифта, думал о том, что он-то, допустим, теперь слегка успокоен и обнадежен, но, во-первых, именно слегка, а во-вторых, как донести все это до братства? Орлы-то они орлы, но у половины из них короткое дыхание: хапнули золота – и вообразили, что все проблемы позади, когда они только начинаются. Смылись? Нет, еще не смылись. Придется еще драться и за золото, и за все то, чем может поделиться Астероидная система – естественно, в случае победы. В случае же безнадеги – успеть уйти, желательно не с пустыми руками. Как – абсолютно неясно, и это хуже всего…
Повторить им слова Кристи о том, что Эрвин-де уникальная голова и своих не бросает? Поверят только в уникальную голову и добавят, что вот потому-то и бросит. Сам вывернется, найдет способ, а остальных бросит, и бабу свою тоже. На то и уникальная голова, чтобы решать свои проблемы за счет других. Видали мы таких умников!
И придется решать вопрос как обычно: кулаками. Что будет глупо дважды: во-первых, потому что это теперь братство Эрвина, ему бы и наводить в нем порядок, а во-вторых, все равно нет полной уверенности, что Эрвин Канн будет пытаться спасти доверившихся ему людей. Кто они ему? Сброд, бандиты, отребье. Ради себя Эрвин бросит их без всякой жалости, а резать на куски они станут Каина. И будут в своем праве, вот что обидно.
Ладно… Еще поглядим, кто кого бросит…
Глава 6Восстание
Большое начинается с малого: великая река – с едва приметного ручейка, грандиозное извержение вулкана – с подрагивания почвы и тоненькой струйки дыма над конусом, город – с хутора в одну халупу и полтора сарая. Восстание в Астероидной системе началось с нарыва на большом пальце правой ноги подсобного рабочего по кличке Крысий Хвост.
Тощий, нескладный, сутулый, с редкими волосами на некрупном черепе, нездоровой кожей, неумными глазами, слюнявым ртом и свернутым набок еще в детстве длинным носом, похожим на корабельный румпель в положении «право на борт», Крысий Хвост являл собою типичный человеческий шлак Астероидной системы. В том не было его вины, таким он родился, а остальное довершила скудная жизнь. К двадцати годам с ним все стало ясно: неквалифицированный рабочий. Навечно. Выше не прыгнет и не заползет. Слишком глуп, чтобы имело смысл учить его, слишком хил для особо тяжелых работ, чересчур инертен, чтобы иметь цель, и даже слишком тих, чтобы заинтересовать службу внутренней безопасности. Почти никчемная человеческая единица, отброс эволюции.
Крысий Хвост родился на Цирцее и отроду не покидал пределы этого спутника. Он никогда не выходил в безвоздушное пространство и не мечтал о том, а трудился на никелевом комбинате в вечной пыли и удушливой атмосфере. Своего мастера он боялся до слабости в коленях, но в тот день на участок прислали сменного мастера – он-то и пхнул Крысьего Хвоста в спину, досадуя на его медлительность.
Подгонять вялого от рождения – занятие вообще неблагодарное, а тут оно оказалось неблагодарным в кубе. Споткнувшись, Крысий Хвост потревожил свой нарыв на пальце ноги и завопил благим матом. Если бы мастер не пхнул его вторично, может, все и обошлось бы.
Но мастер пхнул. Крысий Хвост с воем упал на стальной пол и начал кататься, баюкая ногу. В это время немолодой хмурый крепыш из той же бригады молча подошел к мастеру и без слов въехал ему кулаком в челюсть. В цехе не поддерживалась искусственная гравитация, так что мастер совершил впечатляющий полет.
Будь мастер нокаутирован, может, и теперь дело кончилось бы разбором и дисциплинарным взысканием, но сознания мастер не потерял и, едва приземлившись, возопил о помощи. Как на грех, по смотровой зоне цеха, куда порой водили гостей с Терры, именно в данный момент шел полицейский патруль. Двое, как обычно.
И опять-таки: не будь старший в патруле раздражен нагоняем, за полчаса до того полученным от начальства в присутствии стажера, еще неизвестно, чем обернулось бы дело. Смотровая зона помещалась на балконе под самой крышей, откуда просматривалось почти все цеховое пространство. Обнаружив беспорядок и определив его виновника, старший в патруле тотчас сдернул с плеча лучемет, навел его на цель и… нажал на спуск.
Возможно, случайно. Возможно, в качестве естественной реакции и без того расшатанной психики на обвинения в разгильдяйстве, попустительстве и отсутствии порядка. Возможно, лишь потому, что застрелить человека, находящегося на расстоянии, психологически легче, чем в упор. А может быть, у полицейского с этим рабочим имелись старые счеты, узнать о которых впоследствии никому не удалось, да никто и не пытался.
Обидчик мастера умер раньше, чем на нем вспыхнула одежда. Внизу опешили, кое-кто отпрянул. Даже в этот момент ситуацию еще можно было вернуть под контроль. Конечно, Правлению пришлось бы иметь дело с массовым недовольством, вероятно, забастовкой, а может быть, и порчей оборудования, но наказание виновных в комбинации с незначительным улучшением условий труда, несомненно, притушило бы пожар. Однако старший в патруле, сделав одну ошибку, немедленно совершил и вторую: дробно стуча ботинками, ссыпался с балкона вниз по железной лестнице. Стажер поспешил за ним.
Глупый…
Внизу опомнились – если можно так назвать быстрый переход от испуга и растерянности в ярость. Крысий Хвост все еще выл, держась обеими руками за свой нарыв. В данную секунду именно он как самый шумный казался главным нарушителем порядка и спокойствия. К нему и устремился полицейский, опрометчиво посчитав, что мундир и лучемет одним своим видом заставят чумазую рвань держаться подальше.
При низкой гравитации железный лом весит мало, чего не скажешь о его массе. Нанесенный сзади удар снес полицейскому черепную крышку вместе с форменным кепи, а мозг, выскочивший следом, был уже не нужен мертвецу. Стажер вякнул, попятился, но был сбит с ног и растерзан рабочими раньше, чем успел применить оружие. С этой минуты кровавый бунт стал неизбежен, как неизбежно обрушение треснувшей плотины.
Ох, сколько раз в человеческой истории униженные и оскорбленные брались за оружие, а при отсутствии оного вооружались чем попало! Два лучемета были захвачены, а что до «чего попало», то в цеху и подсобках нашлись не только ножи, увесистые инструменты и куски металла, но даже самодельные ручные гранаты, тайком изготовленные и постепенно накапливаемые к часу «Икс». Какой там «Икс»! В тот день на никелевом комбинате не оказалось никого из руководителей подполья, кто мог бы убедить рассвирепевших рабочих повременить с выступлением, но если бы даже нашелся такой человек, что он мог бы сделать? Разве что сотворить чудо.
Чуда не случилось. В пределах комбината очень скоро не осталось в живых ни одного инженера или менеджера с Терры, не говоря уже о прикормленном ими младшем начальстве. Чудом спасся один начальник участка, отличавшийся завидной сообразительностью и проворством, а потому успевший эвакуироваться вместе с дирекцией. И уже через полчаса мятежный комбинат был блокирован, сперва малыми силами, затем – после прибытия подкрепления с Улисса – наглухо.
Правление бушевало и требовало штурма. Командир спецотряда полиции проявил выдержку и поступил иначе: дал бунтовщикам сутки на размышление.
Лучше бы не давал – или хотя бы лишил восставших связи. Но те получили моральную поддержку от своих товарищей с других предприятий Цирцеи, Улисса и даже более отдаленных закоулков Астероидной системы, а потому решили не сдаваться. Расчет на естественное остужение горячих голов не оправдал себя.