Директор Клемонс опустил книгу на стол и распорядился:
– Пусть войдет.
Что-то в его четком британском выговоре всегда заставляло меня чувствовать себя так, словно я пришла немытой с поля. Оттого я, видимо, и сейчас, сглотнув, пробормотала:
– Спасибо, сэр.
Я вошла в кабинет и приблизилась к его столу. Он приподнял над столом книгу и, пальцем ткнув в ее обложку, спросил:
– Надеюсь, уже читали?
– Еще нет, сэр.
– Один из ее героев, капитан Йорк, удивительно похож на вашего мужа, – сообщил Клемонс и указал мне на стул. – Садитесь, садитесь. А автора этой книги, мистера Брэдбери, вы случайно не встречали?
– Нет, сэр.
– Его представление о древней цивилизации на Марсе – чушь собачья, но, признаюсь, он в своих фантазиях хорош! Побольше бы подобных ему писателей, которые рассказывали бы людям о прелестях, что сулит нам космос. – Он положил книгу на стол. – Американский Конгресс снова негодует из-за непомерных, по его мнению, ассигнований, выделяемых на нашу Программу. А вы сюда прибыли подлить масла в огонь? Намереваетесь, наверное, просить очередную машину IBM для вашего отдела вычислений? Так не трудитесь, ее вашему отделу предоставят. Решение уже принято.
Я мотнула головой.
– Машину запрашивала миссис Роджерс, но что касается меня, то… Ну, подобного рода механизмы мне представляются не очень надежными.
– То же самое твердят мне и инженеры. Считают, что подобные машины подвержены перегреву, и перегрев вечно случается в самую неподходящую секунду. – Он хмыкнул, кивая. – Так что вас привело сюда?
– Видите ли… Я тоже пекусь о том, чтобы наш проект воспринимался общественным мнением позитивно, и считаю, что добиться этого можно, только лишь включив в состав наших миссий астронавтов-женщин.
– Женщин? – Он подался вперед и полностью сосредоточил свой взгляд на мне. – Нет, нет и еще раз нет. Поймите же наконец, что для этих миссий годятся только самые высококвалифицированные пилоты.
– Понимаю, но если мы хотим создать жизнеспособные колонии, то там понадобятся семьи, а это значит, что следует убедить женщин в том, что отправляться в космос безопасно. – Я открыла свой блокнот на диаграмме статистики, которую сама нарисовала. – Разумеется, вы не отправите в космос среднестатистическую женщину, так же как и не отправите среднестатистического мужчину. Но может быть, вы рассмотрите некоторых пилотов из отряда «ОС». Во время войны только в Соединенных Штатах пилотами были 1027 женщин, и у каждой из них на счету в среднем было семьсот летных часов, а у 792 из них даже более тысячи. Примите во внимание, что средний пилот истребителя того времени…
– Нет.
– Я… Прошу прощения?
– Я не отправлю ни единой женщины в космос. Доступно объясняю. Если при выполнении миссии умрет мужчина, то что ж, это, несомненно, станет трагедией, но люди с ней смирятся. А если погибнет женщина? Боюсь, что тогда общественное мнение окажется крайне негативным и вся космическая Программа затем, весьма вероятно, будет полностью свернута.
Я встала и, раскрыв блокнот на ранее выбранной странице, положила его на стол перед ним так, чтобы ему было удобно читать. Начала:
– С этими цифрами…
– Повторяю, нет. Вы ведете речь о женщинах, которые всего лишь перебазировали самолеты, так, словно они сражались в бою.
Я сделала очередной глубокий вдох. Он сказал «в бою», пусть и невольно, но все же связав наши космические миссии с боем, что в корне расходилось с тем, что он сам же утверждал на пресс-конференции, на что мне следовало бы немедленно указать, но я, как всегда, струсила и спустила ему это.
– Мы вскоре устраиваем авиашоу. Может быть, и вы на него посмотрите? Быть может, даже измените потом свое отношение к женщинам-пилотам. Удостоверитесь, что подготовка, которая давалась «ОСам» прежде, чем любой из них дозволялось сесть за штурвал, была значительно более основательной, чем та, которую проходили мужчины, пилотировавшие аналогичные самолеты, да и летать нам доводилось зачастую на самолетах самых разнообразных назначений и типов.
– Я искренне ценю ваши усилия, но, к сожалению, вынужден сейчас вернуться к своим непосредственным обязанностям руководителя проекта. Извините, но у меня нет времени на лишенные смысла разговоры. – Он снова взял в руку книгу и принялся ее демонстративно читать. Уже не глядя на меня, произнес: – Доброго вам дня, миссис Йорк.
Я захлопнула блокнот и с силой прикусила внутреннюю сторону нижней губы. Сама не знаю, пыталась ли я тогда удержаться от крика или слез. Возможно, и от того, и от другого одновременно.
Дни сменялись днями, и проблемы, связанные с организацией авиашоу, для меня ушли на второй план. Частично это было вызвано отчаянием, но в основном тем, что МАК безостановочно вел разработку пилотируемого модуля, которому предстояло сесть на Луну. В то же время наши европейские коллеги готовились к созданию орбитальной космической станции, и пересылаемые телетайпами послания, в которых ученые-ракетчики делились друг с другом своими блистательными идеями, непрерывно летали туда-сюда через Атлантику.
Основательно засиживаться на работе тогда приходилось почти ежедневно, но мы с Натаниэлем, тем не менее соблюдая субботу, старались обычно уходить домой по пятницам до захода солнца. Мы пытались, да только не всегда в своих стараниях преуспевали.
Вот и в нынешнюю пятницу парковку снаружи уже окутали тяжелые вечерние тени, я же стояла, прислонившись к дверному косяку его кабинета.
У Натаниэля были закатаны рукава рубашки, и он пристально смотрел на что-то на своем столе.
Костяшками пальцев я настойчиво постучала по внутренней стороне двери. Затем все же поинтересовалась:
– Готов отправляться?
– Хм. – Он поднял голову и потер кулаками глаза. – Кое-что еще надо доделать. Подождешь?
– Забыл, что ли… Предполагалось, что летом мы уж по пятницам по крайней мере будем уходить с работы до того, как стемнеет.
Натаниэль развернулся в кресле лицом к окну, что выходило на парковку. Обеспокоенно спросил:
– А который сейчас час?
– Уже почти девять. – Я вошла в его кабинет и положила сумочку и пальто на ближайший стул. – А ты сегодня перерыв делал?
– Да… У меня была встреча с Клемонсом. Мы вместе обедали. – Он повернулся к столу и взял одну из бумаг, которые только что изучал. – Элма, если бы ты была на орбите, то какой бы метод сближения с другим космическим аппаратом избрала: вдоль вектора скорости целевого космического аппарата или вдоль вектора его радиуса?
– Твой посыл мне понятен. Во-первых, деловую встречу за обедом с директором перерывом считать никак нельзя. – Я, зайдя к нему за спину и перегнувшись через спинку его кресла, разглядела стопку бумаг на столе. На титульном листе значилось: «Методы пилотирования для орбитального сближения в условиях непосредственной видимости». – Во-вторых… Какова предполагаемая орбита?
– Эм… подожди. – Он пролистал страницы. – Скажем, четыре тысячи миль.
Положив руки на основание его шеи, я, обдумывая ответ, вдавила подушечки обоих своих больших пальцев ему в мышцы. Оказалось, что его трапециевидная мышца вплоть до самых лопаток представляет собой сплошной ряд узлов.
Орбитальная механика – наука не из простых, и мой инстинкт пилота в ней мне не в помощь. Постигается она посредством уравнений или моделей, но в самом первом приближении годится и здравый смысл.
Так, очевидно, что чем больше у вас линейная скорость, тем выше ваша орбита и тем, следовательно, меньше ваша угловая скорость, из чего становится очевидным, что сближение вдоль вектора скорости целевого космического аппарата хоть и возможно, но потребует уйму маневров, каждый из которых, разумеется, повлечет расход топлива.
Я глубже вонзила пальцы в мышцы на задней части шеи Натаниэля. Его голова принялась клониться сильнее прежнего, и в конце концов подбородок его уперся в грудь.
Но сближение вдоль вектора радиуса, скорее всего, сработает эффективнее… Ведь очевидно же, что если вы притормозите, то, согласно законам небесной механики, опуститесь на более низкую орбиту, но ваш корабль станет двигаться с большей угловой скоростью, и вы весьма быстро догоните свою цель. Оказавшись же достаточно близко под ней, а лучше – слегка опередив ее, затем просто запустите двигатели и сблизитесь, и топлива на такой маневр уйдет куда меньше, чем при использовании сближения вдоль вектора скорости.
У меня появился вполне вразумительный ответ, но, учитывая те тихие звуки удовольствия, что издавал мой муж, я не была полностью уверена, что он меня сейчас услышит. Я еще некоторое время массировала ему шею, а затем все же сообщила:
– Я бы предпочла сближение вдоль вектора радиуса. Такой маневр проще в расчетах, надежнее, да и топлива при его использовании уйдет ощутимо меньше, чем при сближении вдоль вектора скорости.
Подняв голову, он всем телом подался вперед и взглянул на страницу.
– Так я и думал, но Паркер настаивает на сближении вдоль вектора скорости.
Мои руки замерли, а затем я старательно разгладила воротник его рубашки.
– Понятно. Он был в космосе, а я нет. Как пилот, я бы, наверное, придала его мнению больше значения, чем своему.
– Это-то и является частью моей проблемы. Каждый придает его мнению непомерно огромное значение лишь потому, что он – первый из семерки «Артемиды». – Натаниэль бросил листы обратно на стол. – И даже в тех случаях, которые не имеют ни малейшего отношения к пилотированию. Представляешь, он даже разглагольствует о советской… Извини меня. Оговорился. О коммунистической угрозе!
– Долгая зима ударила по ним сильнее, чем по нам. Советский Союз в итоге, куда ему и была дорога, распался. О чем он думает?
Натаниэль потер лоб.
– Говорит, что хоть Советского Союза больше и нет, но Россия все еще велика и непомерно сильна.
– И люди там с голоду мрут тысячами. Ведь очевидно же, что долгая зима более пагубно повлияла на народы, обитающие ближе к полюсам, чем на те, что живут поблизости от экватора.