Выражение лица мисс Колман выдало ее крайнюю степень напряжения, и она, наклонившись через стол ко мне, произнесла:
– Меня приняли в «ОСы» во время Второй мировой, но вскоре разобрались, что я – черная, и настоятельно попросили меня свое заявление отозвать. А что заставляет вас полагать, что руководство МАК станет вести себя как-либо иначе?
– Я… Ну… Ну в данном случае мы говорим о внеземных колониях, и… И… – И тут я вспомнила, что сразу после падения Метеорита черных оставили в их кварталах умирать, и изменения произошли лишь только после того, как Юджин и Миртл принялись разбрасывать там свои листовки. – И мы их создадим только все вместе. Но для этого необходимо сначала продемонстрировать олухам из МАК, на что мы способны, следует доказать им, что мы умеем летать.
Мисс Пикс пожала плечами:
– Я уже сказала, что я – в деле. Можете и дальше спорить, но если мы просто будем здесь сидеть сиднем, то ничего уж точно не изменится.
Мисс Брэггс медленно кивнула и обронила:
– Во всяком случае, шоу гарантирует нам потеху.
Мисс Колман встала.
– У меня есть дела поважнее, чем тратить свое время, помогая еще одной белой леди эксплуатировать нас.
– Эксплуатировать? – Я невольно вскочила на ноги. – Я приглашаю вас летать, а вовсе не полы мыть или ужин подавать.
Мисс Колман ухмыльнулась.
– Приглашаете? Я – математик и химик, но первое, что вам на ум пришло, – так это представить меня в качестве прислуги. Так что нет, спасибо, мэм. Можете и дальше убеждать себя, что пытаетесь спасти нас, но уже без меня.
Она зашагала прочь, оставив меня с открытым ртом. И я, поди, стала ярко-красной от гнева и смущения. Мне следовало бы предвидеть такой оборот, ведь я уже совершила ту же ошибку с Миртл, когда мы только переехали, и я предположила, что она – просто домохозяйка, а она оказалась вычислителем в структуре обширного негритянского бизнеса, который производил химикаты для выпрямления волос, а я о подобном бизнесе прежде даже и ведать не ведала.
– Я – дура… Не могли бы вы передать мои извинения? – обратилась я к мисс Пикс. – Она – абсолютно права. – Я перекинула через плечо ручки своей сумочки и взялась за перчатки. – Спасибо, что уделили мне время.
– Так на вашем шоу групповые полеты точно будут? – спросила мисс Пикс, глядя вслед мисс Колман.
Я остановилась, наполовину уже надев правую перчатку.
– Да, будут.
Я, разумеется, не добавила, что состоятся они лишь в том случае, если мы все же достанем необходимое количество самолетов, но подумать-то об этом, конечно же, подумала.
– А когда у вас первая тренировка?
– Я… Значит ли это, что вы все еще хотите лететь с нами?
Она в упор взглянула на меня, и уголки ее рта приподнялись.
– Я же уже сказала «да». – Затем она мне подмигнула. – Кроме того… Переговоры прошли значительно лучше, чем я предполагала.
Я рассмеялась, возможно, даже слишком громко. Заметила:
– Ума не приложу, что тому послужило причиной.
Она, по-прежнему улыбаясь, склонила голову набок, но смысл улыбки ее кардинально изменился.
– Вы извинились.
Вы когда-нибудь получали именно то, что хотели, а потом понимали, что последствия оказались уж совсем непредвиденными?
Именно так и случилось со мной и планируемым мною авиашоу. В дополнение к Николь Уоргин выступить у нас также обещала Энн Спенсер Линдберг. Да-да, та самая Энн Линдберг. А еще и Сабиха Гекчен – турецкая летчица-истребительница, участница Второй мировой войны. Кроме того, принять участие в нашем мероприятии согласилась даже и принцесса Шаховская, которая воевала еще в Первую мировую, а затем благополучно бежала из России.
Я надеялась, что тот факт, что она была и настоящим пилотом истребителя, и принцессой, всего лишь привлечет некоторое дополнительное внимание к нашей затее, Бетти же пребывала в диком восторге, поскольку сочла принцессу золотой жилой для рекламы нашего авиашоу.
И Николь, благослови ее господь, используя все свои политические связи, наприглашала гостей, список которых ошеломлял разум. По крайней мере, мой разум. Там были и жена вице-президента Эглина. И Чарли Чаплин. И Элеонора Рузвельт.
Вот так я и оказалась в позаимствованном «Мустанге» на летном поле, окруженном трибунами, на которых теснились и зрители, и съемочные группы. Мне здесь было совершенно неуютно. Скажу лишь: «Слава богу, что нашлась принцесса». Пусть даже и стареющая, у которой больше и страны-то нет, но зато она летала с диадемой на голове.
В общем, всеобщее внимание к принцессе и ее диадеме меня более чем устраивало, а уж когда настала моя очередь летать, я стала уже совсем счастливой.
Николь, Бетти и я должны были совершить несколько групповых полетов с мисс Пикс и мисс Брэггс из Негритянского клуба аэронавтики Канзас-Сити. Те снабдили нас «Мустангами» и сами, как и предрекал Юджин, оказались чертовски искусными пилотами. И они… Они даже убедили посетить наше шоу доктора Мартина Лютера Кинга-младшего.
Я уже упоминала, что толпа была огромной? Так вот, она была, по моему мнению, безмерной!
Мы, следуя за мисс Пикс с военной дисциплиной, выстроились в очередь на взлет. Первая часть программы полетов была просто плотным V-образным строем, гудящим над аэродромом. Я говорю «просто», но во время нашего второго прохода над полем мы выполнили групповую свечку, сохраняя при этом плотный и ровный V-образный строй.
После многих лет тривиального использования моей «Сессны» скоростные полеты на «Мустанге» с группой потрясающих пилотов… К жизни вернулась часть меня. Часть, которая поди зачахла бы и умерла, не случись падения Метеорита.
При наших виражах мой позвоночник с силой вжимался в спинку пилотского кресла, а небольшие всплески турбулентности от самолетов вокруг меня осязаемо давали понять, что рядом находятся и другие женщины-пилоты, и от проявления их присутствия я ощущала себя невероятно живой.
Люди на трибунах внизу? Да что они мне? С таким же успехом они могли бы тогда и в спячке пребывать. Мы с ревом пронеслись над ними, накренились, поднимаясь по крутой дуге, а затем разделились.
Следующий элемент пилотирования был идеей сенатора Уоргина, и элемент этот мне представлялся чертовски слащавым.
Шесть наших самолетов вроде бы разделились, но сделали они это совершенно синхронно и по заранее намеченным траекториям. По радио мисс Пикс сказала:
– По моей команде, дамы. – Мгновение спустя, убедившись, что все мы уже находимся там, где нам и должно, велела: – Начали.
Я нажала на кнопку, и моя машина выпустила струю цветного дыма одновременно с остальными, а каждый из нас последовал по заранее определенной дуге, проходя мимо других самолетов в сложной хореографии, разработанной для того, чтобы избежать турбулентности от скользящих потоков друг друга.
Вскоре позади нас красным дымом на фоне серебристого неба оказалось выписано слово «МАРС».
Я закончила последний взмах буквы «М» и оглянулась через плечо. За спиной у меня за красным туманом лежала земля. Мой угол зрения совершенно не позволял прочитать все слово целиком, но я убедилась, что все наши отдельные штрихи связаны воедино.
Разрази меня гром, мы были воистину хороши!
Я снова обратила свой взор вперед, и тут мой самолет напоролся на птицу.
Затем в меня врезались еще три, и мимо с мясистыми глухими ударами пронеслись перья и ошметки плоти. Лобовое стекло немедля покрылось кровавой кашей, и мне удалось хоть что-то разглядеть перед собой лишь после того, как я пригнулась и даже наклонила голову в сторону, но, клянусь богом, я все же не отстала от своих товарищей по группе.
Вероятно, именно из-за моего положения в кабине я и не заметила на приборе стремительного падения уровня охлаждающей жидкости. Или повышения температуры двигателя. Или густого темного дыма, вырывающегося из задней части моего самолета, который, правда, немедля смешивался с красным, бутафорским.
Я полагала, что удары птичьих тел все же серьезно не повредили мой самолет, но полагала я так напрасно, поскольку, должно быть, одну из птиц все же засосало в радиатор, и ее тушка перебила патрубок. Вскоре двигатель перегрелся, и его заклинило, а что уж там именно послужило причиной, принципиального значения в ту минуту не имело. Принципиально было лишь то, что двигатель заглох и пропеллер перестал вращаться.
Мой самолет был направлен прямо вверх, а двигатель перестал давать тягу. Последовал момент нулевой гравитации.
Затем над головой промелькнула земля. То был первый виток зарождающегося вращения.
Затем вращение началось всерьез.
Желание немедленно дернуть на себя штурвал было неистовым, но я отлично понимала, что такое действие непременно меня убьет. Самолет снова перевернулся. Перед моими глазами промелькнуло небо. Затем – земля. Затем – ярмарочная площадь, которая и осталась предо мной, но принялась неистово, словно игрушечная юла, вращаться. Мимо моего лобового стекла пронеслись клубы красного и черного дыма, смешанного с кровью птиц.
Нарастающее ускорение прижало меня к правому борту кабины и выдавило воздух из грудной клетки. Вращение в правую сторону. Я резко, до упора крутанула штурвал влево – в сторону, противоположную вращению.
В глазах у меня потемнело. Мышцы рук налились обжигающей тяжестью, я же напрягла их пуще прежнего.
Черт возьми, я четко знала, как выйти из штопора. Доводилось и прежде. Главное – не поддаваться панике! Но земля все неуклонно приближалась и приближалась, а бороться со штурвалом становилось все тяжелее, но я твердо держала его максимально вывернутым против часовой стрелки.
Вращение самолета вокруг продольной оси ощутимо замедлилось, но нос его был по-прежнему нацелен в землю. Самолет, не снижая скорости, пикировал. Стекло передо мной было беспросветно измазано перьями и птичьей кровью, но в моем распоряжении тем не менее были приборы. Согласно их показаниям, высота все еще была достаточной, чтобы, выпрыгни я, купол парашюта успел наполниться воздухом, но, клянусь богом, пока у меня еще остается хоть малейший шанс, я его не упущу и позаимствованный мною самолет разбивать не стану.