Подойдя к двери, я ущипнула себя за щеки, надеясь, что они снова засияют. Мои руки все еще дрожали, но если, как я знала, прижать их покрепче к бокам, то дрожь будет почти незаметна. В колледже я пробовала даже курить, надеясь занять хотя бы одну руку, но оказалось, что с зажатой между пальцами сигаретой руку мою трясет ничуть не меньше, чем пустую, а запах табачного дыма у меня неизменно ассоциировался с запахом выхлопных газов из дюз ракеты, заправленной свиным дерьмом.
– Извините, что заставила вас ждать, – мой голос звучал почти нормально для тех, кто меня прежде не знал. На самом же деле звучала я хрипло и низко и этим весьма походила на Мэрилин Монро, но отнюдь не на саму себя.
Ожидающий меня помощник коротко улыбнулся поверх своего блокнота с ярко-красной обложкой.
– Для извинений нет причин, миссис Йорк.
Но по коридору к студии он повел меня весьма энергичным шагом, а мой желудок меж тем снова свело судорогой.
3,1415926535897932384…
По крайней мере, «Наблюдай за мистером Волшебником» было детским шоу, так что зрителей у него, весьма вероятно, было немного. Хотя вроде бы транслировала его целых девяносто одна станция, и получалось, что смотрят его миллиона два зрителей. Или все же несколько больше?
Почему циркуляция воздуха в студии столь дрянная?
Простые числа. Именно они – то, что мне сейчас надо. Решив так, я начала другой отсчет:
2, 3, 5, 7, 11, 13, 17, 19, 23, 29, 31, 37, 41…
Съемочная площадка была ярко освещена. Ранее мне устроили небольшую экскурсию, и теперь ассистент привел меня за уже знакомое мне фальшивое заднее крыльцо дома мистера Волшебника.
43, 47, 53, 59, 61, 67, 71…
Мне предстоял просто разговор с человеком, которого я знала по войне. Если мне удастся не думать о нем как о мистере Волшебнике и если я смогу воспринять его как капитана Дона Герберта, то проблем не возникнет. Мне всего-то и нужно просто с ним говорить. С ним и только с ним.
За дверью кто-то начал отчет:
– В эфире мы будем через пять, четыре, три…
И началась прямая трансляция.
Я прижала руку к животу и вдохнула через рот. Дон был хорошим человеком, и живой аудитории перед ним не было. Были лишь он да ребенок-актер рядом.
Какого черта я все же сказала «да»?
Ассистент – мне его имя называли, и я должна была бы его знать, да только позабыла – не выпуская из рук свой ярко-красный блокнот, кивнул. Кивнул в сторону сцены. То, очевидно, было мне намеком.
За стеной, ожидая, когда я войду через дверь, разговор вел Дон. Мне просто предстояло открыть дверь. Ручка была именно там, где ей и полагалось.
Возьми же себя в руки, Элма. Если бы твой отец видел тебя дрожащей в темноте перед незапертой дверью на задворках сцены…
Мою проблему решил ассистент, постучав в дверь.
По другую сторону фальшивой стены Дон произнес:
– Входите.
Немедленно в моей голове зазвучал мамин голос:
«Расправь плечи. Выше голову. Помни, что ты – юная леди, а вовсе не верблюд».
Расправив плечи и подняв голову, я распахнула дверь и вышла на сцену.
У кухонной стойки стоял Дон, рукава его рубашки были закатаны, в руках он держал модель самолета. Рядом с ним находилась девочка лет десяти. На ней были вишнево-красная юбка и облегающий розовый кардиган, а ее блестящие каштановые волосы были убраны с лица замысловатым образом. На мне, когда я была ребенком, подобная прическа и пяти минут не продержалась бы.
– Посмотрите, кто к нам пришел! – Дон поставил самолет на стойку и повернулся к маленькой девочке. – Рита, это моя подруга, Элма Йорк.
– Как поживаете, миссис Йорк?
Дон назидательно поднял палец.
– Вообще-то ее следует называть доктором Йорк, поскольку она – доктор. Она доктор, но не врач.
– Как так? Доктор, но не врач? А разве такое бывает?
У меня защипало глаза, поскольку подобного начала я не предвидела. Я сообщила:
– Полагаю, что Волшебник совершенно прав. У меня докторская степень по физике и математике в Стэнфорде. Тем не менее большинство людей называют меня просто миссис Йорк.
– Ну, сегодня вы именно доктор Йорк, поскольку я намерен разобраться с некоторыми вопросами физики, и для этого мне настоятельно потребуется ваша помощь. – Дон поднял модель самолета. – Видите ли, я здесь просто пытаюсь объяснить Рите законы аэродинамики.
– Буду весьма рада вам в этом помочь.
Я подошла к отметке, нарисованной для меня на полу мелом, и мистер Волшебник снова наклонился к Рите.
– Также замечу, что доктор Йорк к тому же еще и пилот.
Рита улыбнулась, и улыбка ее была непревзойденной. Детской. Артистичной.
Она произнесла:
– Отлично! Она-то нам и поможет разобраться в том, как летают самолеты.
– Безусловно, поможет. – Мистер Волшебник тоже артистично улыбнулся. – А еще, надеюсь, она нам и с движителями ракет разобраться поможет. Но с ракетами давай разберемся позже. А пока посмотрим на крыло самолета.
Мы поднимались в нашу квартирку, и мою сумку тащил Натаниэль. Он отвел сумку в сторону, когда мы проходили мимо блондинки из квартиры 3Б. Та, пошатываясь, спускалась по лестнице. Туфли ее были на высоченных каблуках, а губы накрашены ярко-красной помадой. В руке у нее была зажата уже початая бутылка. В общем, все наводило на мысль о том, что двинулась она на ночную прогулку.
Она мне улыбнулась.
– Видела вас прошлой ночью по телевизору.
– Правда? – Я ухватилась за перила и неопределенно ей улыбнулась. Подумала, следует ли мне сказать «спасибо», да все же воздержалась.
– Прежде мы жили-поживали рядом, а я и не знала, что вы столь умны!
Ее передние зубы были безобразно желты от табачного дыма, и одному только богу было известно, как ей удавалось и позволить себе табак в изобилии, и своевременно оплатить арендную плату.
– Спасибо на добром слове, – слегка растерянно обронила я.
Натаниэль сделал шаг назад, ко мне. Проговорил:
– Моей жене поскорей бы уж домой. Только-только вернулась из Чикаго.
– Чикаго! – почти нараспев произнесла соседка. – Да, там чудесно!
Я протиснулась мимо нее.
– Я почти ничего там не увидела. Только в телестудии побывала, а потом сразу же домой вернулась.
Повернувшись на лестнице, она сосредоточенно посмотрела на меня снизу вверх и сложила вместе ладони.
– Подумать только, я знаю кого-то, кто выступал по телевидению.
Знает меня? Мы жили в квартирах, двери которых выходили в один и тот же коридор, но я понятия не имела, как ее зовут. Мы просто иногда друг друга видели на лестнице.
– Я сама с трудом в это верю.
– На что это было похоже? – Она сделала шаг ко мне.
Натаниэль, положив руку мне на плечо и притянув к себе, сказал:
– Уверен, дамы, не останови вас, так вы всю ночь проболтаете, но поймите же, что я не видел свою жену целых два дня. Может, поговорите позже?
– Конечно, конечно! – Соседка хихикнула. – Поговорить позже тоже будет здорово. А теперь спокойной ночи!
Мы тоже пожелали ей «спокойной ночи» и вбежали на свой этаж. Натаниэль оглянулся напоследок через плечо и спросил меня:
– Правильно ли я сделал, что вызволил тебя?
– Разумеется, дорогой. – Я говорила тихо, поскольку звуки по лестничной клетке разносились гулким эхом. – А ты хоть ее имя знаешь?
Он покачал головой:
– Полагал, что его знаешь ты. Да не беда, завтра взглянем на ее почтовый ящик. Однако сегодня вечером… Я очень скучал по тебе.
– Признаюсь, я тоже. – Я наклонилась, но чмокнуть его в щеку не смогла, поскольку он возился с ключами, и оттого лишь спросила: – Как мне восполнить время своего отсутствия?
– Хм… – Он повернул ключ в замке и толкнул дверь. – Я, как и прежде, всегда думаю о том, как бы убедить тебя впредь не странствовать, а оставаться дома.
– Меня-то и не было всего две ночи. Разве стоило о том… – Пронзительно зазвонил телефон, но я все же закончила фразу: – Беспокоиться?
Натаниэль нажал на настенный выключатель. Тот привычно щелкнул, но светлее в комнате не стало.
– Должно быть, пробки перегорели, – предположил Натаниэль. – Уверен, проблему вскоре решу.
А на другом конце комнаты все настырно звонил и звонил телефон.
Я поспешно, не разуваясь, прошла через нашу комнатенку. Абсолютно темно не было, поскольку свет все же проникал из общего коридора через проем незатворенной двери и через окна снаружи, где присутствовало городское освещение.
Я подняла трубку. Сказала в нее:
– Элма Йорк слушает.
– Меня слушает знаменитый доктор Элма Йорк? – Смех моего брата немедленно вызвал в моем воображении его лицо. Вспомнилось также, что, когда он улыбается, в уголках его глаз неизменно появляются морщинки – гусиные лапки.
– Да перестань же ты. Никто меня так не называет.
– Кроме мистера Волшебника. Элма, признаю, ты была воистину великолепна.
Разумеется, слышать такое от брата мне было чертовски лестно.
– Комплиментами сыплешь? – Я обмотала телефонный шнур вокруг руки и села на диван. – Да ты, должно быть, на старости лет мягче становишься.
– Какое там мягче? Считал вырезки из газет, что вы нам прислали, интересными. Но телевидение? Кто бы от тебя такого ожидал. Мама и папа тобой бы, несомненно, гордились.
Я вытерла глаза тыльной стороной ладони и невольно призналась:
– Ну, на съемочной площадке меня чуть не вырвало.
– Ничего подобного я не заметил. – Последовала непродолжительная пауза, и мне показалось, что он намерен что-то спросить, но он просто сказал: – Ты была великолепна. Действительно великолепна. И у тебя уже есть свой фан-клуб. Кстати, поговорить с тобой намеревается один из твоих фанатов.
В телефонной трубке зашуршало – очевидно, он передавал ее кому-то. Натаниэль в темноте все еще рылся в ящике комода. Я потянулась к настольной лампе, что стояла на столике по другую сторону дивана.
– Привет, тетя Элма, – заполнил трубку сладкий взволнованный голос моей девятилетней племянницы.