– О, если хочешь, так я тебя, дорогой, все же накормлю до захода солнца. Мясной нарезкой и чувством вины. – Я засмеялась и, усевшись напротив него, подтянула к себе конверт. – Но это чуть позже, а прямо сейчас посмотрю я таки, что там.
Он, засмеявшись, встал и поцеловал меня в затылок.
– Я сооружу для нас обоих бутерброды, и если я окажусь прав и письмо это – от твоих фанатов, то тогда…
– Что тогда?
– Тогда тебе придется поломать себе голову и придумать достойный способ вознаградить меня за то, что я оказался прав.
– Праведность сама по себе является наградой. – Я вскрыла конверт, и оттуда выпало еще несколько конвертов поменьше. – Вот тебе и раз!
– Ха! – Натаниэль открыл холодильник и снова сказал: – Ха!
– Бутерброды, муженек. – Адрес на некоторых конвертах был выписан красивым почерком чернилами, на других же – вкривь и вкось цветным карандашом. Ошеломленная, я взяла один из конвертов с надписью карандашом и громко рассмеялась. – Послание адресовано Леди-Астронавту – ну… Точнее, Ледди-Астронауту.
– Так тебя впредь и буду ласково называть, дорогая. – Натаниэль поставил чашку чая со льдом на стол рядом со мной. – Куриная грудка на ржаном хлебе тебя нынче устроит?
– Ага. И немного лука туда еще, пожалуйста. – Я вскрыла письмо, адресованное Ледди-Астронауту, и извлекла из конверта вырванный из прописей, испещренный пятнами от мелков и отпечатками детских пальцев лист. – О… Мое сердце сейчас разобьется. Послушайте-ка только: «Драгой Ледди-Астронаут, я хочу с вами отправиться в космос. У вас есть корабль “рокет”? Я хочу корабль “рокет” на Рождество. Ваш доруг, Салли Хардести». А еще там изображена ракета.
– Подожди, то ли еще будет, когда ты действительно попадешь в космос. – За моей спиной загремела посуда – это Натаниэль принялся изготавливать бутерброды. – Тогда нам, несомненно, придется приобрести почтовый ящик значительно крупнее нынешнего.
– Если попаду, и то – большущее «ЕСЛИ», а на пути к нему есть еще и множество «если» поменьше, и уж совсем крошечных «если».
Я засунула письмо Салли обратно в конверт и отложила в сторону. Пока не закончится Шаббат, ответить ей я все равно не могла, но сортировать письма была вполне вправе.
– У меня есть вера…
– Откуда ж она взялась? Ведь ты же только что сам заявлял, что ты – никудышный еврей.
– Я верю в тебя, моя дорогая. Кстати говоря, мне бы не помешала твоя помощь в расчетах орбитальных параметров. – Натаниэль вытащил из хлебницы буханку и положил ее на столешницу.
– Используй, пожалуйста, разделочную доску.
– Именно так я и намеревался поступить. – Натаниэль отложил в сторону нож и, на несколько секунд замолкнув, извлек из-под раковины разделочную доску. Затем продолжил: – Полагаю вполне возможным, минуя траекторию свободного возврата, сразу вывести корабль на орбиту вокруг Луны. Сделав так, мы сэкономим и время, и топливо.
– И подвергнем жизни астронавтов значительным дополнительным рискам.
Я придвинула к себе еще одно письмо и, просунув палец под клапан, вскрыла его. Начала читать:
Дорогая доктор Йорк, я и не знала, что девушкам разрешено быть докторами…
– Я не говорю, что следует пропустить околоземную орбиту. Речь идет лишь о транслунной. В сентябре мы отправляем беспилотник вокруг Луны. Он сделает снимки обратной стороны нашего естественного спутника, а заодно опробует перспективность предложенного мною варианта движения, так что дополнительному риску людей мы почти не подвергнем…
…А мне бы хотелось стать доктором…
– Лунная орбита включает в себя переход на ее орбиту и выход с нее, – продолжал вещать любимый мой муж. – Необходимо будет учесть переход из сферы влияния гравитации Земли в сферу влияния Луны и…
– Да знаю я, знаю. О небесной механике я тебя и не спрашиваю. Спрашиваю только, есть ли веские причины для отказа от траектории свободного возврата при полете пилотируемого астронавтами корабля.
– Похоже, тебе следует спросить об этом Паркера.
Я швырнула письмо на стол, даже не понимая, почему столь сильно разозлилась на Натаниэля.
– Его-то чего спрашивать? Ведь он же не физик и не математик. Или я ошибаюсь? – Я глубоко и медленно вздохнула и аккуратно сложила письмо. С нажимом провела ногтем большого пальца вдоль сгиба на бумаге. Помолчав, произнесла: – Прости, погорячилась. Я просто… Просто… Хорошо, объясняю подробнее. Если в изначальные расчеты вдруг вкрадется неточность или пилотирование корабля окажется не совсем корректным, то благополучно вернуться на Землю с траектории свободного возврата у корабля будет вполне реальный шанс, но если же этого промежуточного этапа полета не будет, то и малейшая ошибка окажется для экипажа фатальной – они либо пролетят мимо Земли, либо сгорят при входе в атмосферу. В общем, ни единого шанса на спасение у них не будет, и тогда уж любая, пусть даже и самая радикальная экономия времени и топлива окажется полной бессмысленностью.
– Но можно же все математически рассчитать и…
– Милый мой… Я – вычислитель, но я – еще и пилот, и, видимо, оттого прекрасно понимаю, что намеренно пропускать пункты полетного регламента ради экономии ресурсов ни в коем случае не следует, а если меня попросят сказать обратное, то делать этого я не стану. – Я сунула сложенное уже мною письмо в конверт и заявила: – И в Шаббат работать я тоже не стану.
– Ой ли? Ведь прямо сейчас ты отвечаешь на письма своих фанатов. Разве это не предполагает написания? – Его голос звучал абсолютно беззаботно, но я-то точно знала, что беззаботность его – деланая, и далась она ему с величайшим трудом, а труды он эти приложил лишь ради того, чтобы не обидеть меня. Разумеется, труды его я всегда ценила. Не просто ценила – я его любила.
– Я лишь читаю, но не пишу.
Он положил рядом со мной бутерброд. Наклонившись, поцеловал меня в макушку.
– Ты, как всегда, права. И мне очень жаль.
– А мне не следовало бы капризничать.
– Ну, давай перекусим, а потом… – Он подошел к полке и вынул из ряда стоящих книгу. – Потом я, пожалуй, почитаю.
Я сложила письма стопкой на краю стола. Прищурившись, вгляделась в корешок книги в его руке. Произнесла:
– Вижу в названии книги слово «Марс».
Он засмеялся и показал мне обложку.
– Книга эта – всего лишь роман. А быть может, сборник рассказов – пока не понял. Ее мне Клемонс одолжил. Говорит, что с точки зрения космических полетов ахинея полная, но ознакомиться с ней непременно стоит. Чтение такого рода беллетристики после трапезы считается за то, что я взял все же выходной?
– Да. – Я лучезарно ему улыбнулась. – Несомненно. И спасибо тебе.
Последние два часа и двадцать три минуты мы сидели в «темной комнате», ожидая того, что «проблема» будет наконец решена и часы обратного отсчета затикают вновь. В самой ракете, похоже, не было никакого дефекта, а просто произошло автоматическое отключение при T-минус тридцать секунд. Трем мужчинам, пристегнутым ремнями в кабине гигантской ракеты «Юпитер V», ожидание, несомненно, давалось гораздо тягостней, чем нам, находящимся в бункере.
Ответственным за нынешний запуск был Стетсон Паркер. Коммуникационная гарнитура его была слегка сдвинута за ухо, сам же он то и дело подбрасывал в воздух и непременно ловил теннисный мяч. Каждые минуты две, ухмыльнувшись, что-то произносил в микрофон. Похоже, он, профильтровав все потоки информации, поступавшие от множества инженеров и вычислителей, доводил необходимое до заключенных в капсуле астронавтов.
Разговаривал ли он с Жан-Полем Лебуржуа, Рэнди Б. Клири или Халимом «Хот-Догом» Малуфом? Впервые все астронавты были не американцами, а сам Паркер, в очередной раз изумив меня, оказался полиглотом. В его арсенале оказались французский, итальянский и, что самое удивительное, даже гэльский.
Через наш общий стол ко мне наклонилась Хелен:
– Привет. В эти выходные в «Девяносто девятые» собираешься?
Я покачала головой и поправила карандаши на своей стороне стола:
– Боюсь, что этот запуск окончательно выбьет меня из колеи.
Она цокнула языком и вернула свой взгляд к шахматной доске, на которой разыгрывала партию с Рейнардом Кармушем. Цоканье ее было мастерским использованием одного-единственного звука, но выразил он одновременно и разочарование, и смирение.
Я, уставившись на ее тускло освещенный профиль, спросила:
– Что не так?
Она вновь посмотрела на меня. Промолвила:
– На прошлой неделе ты сама уверяла всех и вся, что уж этот-то запуск для тебя тяжелым не станет. – Она, мельком взглянув на шахматную доску, передвинула пешку на клетку вперед, и Кармуш сквозь зубы выругался по-французски.
– Признаюсь, была тогда полностью в том уверена, но теперь от моей былой уверенности и следа не осталось. – Я взяла листы миллиметровки и, стремясь создать из них хотя бы относительно ровную стопку, похлопала их торцами по поверхности стола. Немедля с удивлением обнаружила, что бумаги липнут к моим пальцам. – Да и ты уже получила лицензию пилота на соло, так что я тебе особо и не нужна.
Кармуш поднял на нее глаза.
– Ты – лицензированный пилот?
– Да, я теперь – лицензированный пилот малой авиации. – Хелен указала на доску. – А ты намереваешься играть или просто и дальше будешь на фигуры только пялиться?
– Я думаю! – запротестовал он и наклонился к самой доске, да так, будто полагал, что его просунутый между фигурами нос поможет ему закончить партию в свою пользу.
Хелен вновь перегнулась через стол ко мне и спросила:
– Почему ты больше не появляешься в «Девяносто девятых»?
– Я… Я просто… Там собирается много новеньких. – Основная группа из нашей старой компании все еще приходила, и к нам даже присоединились Ида и Имоджин, но после мистера Волшебника и статей обо мне к нам внезапно нахлынули новые участницы, и они вечно клянчили у меня автограф, а то и вовсе настаивали, чтобы я сфотографировалась вместе с ними. Я пожала плечами и снова поправила карандаши на столе. – Я просто… Просто скучаю по прежней нашей маленькой сплоченной группе.