Хелен, постукивая пальцами по столу, кивнула.
– Дай всему свое время. Пена схлынет, и затесавшиеся случайно вскоре потеряют к нам интерес. Уж поверь мне.
Напряжение, точно запоздалый выдох, покинуло меня. Слава богу, у меня есть друзья, которые поняли причину моих страхов, хоть я о них даже и не заикалась.
Кармуш наконец-то двинул коня. Хелен немедля вернулась к игре и, молниеносно переместив в свою очередь слона, уведомила противника по партии:
– Шах.
Тут от стола Стетсона Паркера на всю комнату раздалось:
– Что там теперь известно о задержке? Для Малуфа уже подходит время молитвы.
– Из противоперегрузочного кресла он для молитвы все равно встать никак не сможет. – Клемонс ткнул сигарой в сторону Паркера.
– О том даже и речи не идет. Он просто опасается, что начнет молитву, и тут совершенно неожиданно возобновится обратный отсчет, и ему в таком случае волей-неволей придется прерваться.
– Как только начнется обратный отсчет, мы ему дадим знать. – Клемонс отвернулся от Паркера и рявкнул: – Йорк! Каков сейчас наш статус?
Натаниэль оторвал взгляд от крошечного экранчика, над которым был склонен, и прекратил писать, но продолжил, сосредоточенно сморщив нос, прижимать левой рукой телефонную трубку к уху, правую же поднял, призывая Клемонса к тишине.
Господи, до чего же я любила своего мужа!
Паркер хмыкнул и что-то пробормотал в микрофон, обращаясь, очевидно, к астронавтам.
Я взглянула на огромные часы на стене. Если задержка продолжится еще хотя бы час, то мы упустим окно запуска, и старт придется отложить до завтра. Это станет не первым отложенным запуском, но и радости в том не будет.
– Шах. – Хелен откинулась на спинку кресла и скрестила руки на груди. – И через ход – мат.
У француза отвисла челюсть, и он уставился на доску, силясь проследить разом все шаги, приведшие его к поражению.
Я встала, подняла локти на уровень плеч и с хрустом расправила спину.
– Не понимаю, доктор Кармуш, почему вы продолжаете свои попытки.
– Когда-нибудь… Когда-нибудь я непременно возьму над ней верх. Порукой мне – закон больших чисел. – Он, все еще глядя на доску, потер лоб. – Подтверждаю шах и мат следующим ходом.
– Йорк – Элма Йорк. – Паркер, подбросив и поймав мяч для гольфа, поманил меня к себе свободной рукой. Пронзительный свет от пульта связи отбрасывал тяжелые тени под его бровями.
Мы с Хелен обменялись многозначительными взглядами, а затем я пересекла комнату и предстала перед Паркером. Натаниэль принялся наблюдать за мной с такой интенсивностью, что в комнате вроде бы даже повысилась температура, я же, придав лицу максимально нейтральное выражение, к мужу своему и не повернулась.
– Да? – обратилась я к Паркеру.
– Подождите, – велел он мне.
Он же, меня подозвав, теперь заставил ждать перед собой, сам же, то и дело кивая, принялся слушать одного из астронавтов.
Я стояла, сопротивляясь желанию разгладить юбку или хотя бы пошевелить рукой. Взгляд Натаниэля все еще обжигал правую сторону моего тела, но я даже глаз на него не скосила.
– Понял. Ellesetientici… Ouais, ouais. Vousetmoi àlafois[15]. – Паркер отпустил кнопку на микрофоне и откинулся на спинку кресла. Из его руки вертикально вверх взмыл мяч и шлепнулся обратно ему в ладонь. – Жена Лебуржуа делает все на американский манер. Итак, их дочь состоит в отряде девочек-скаутов, и они просят, чтобы вы перед ними выступили.
Прежде чем вновь обрести дар речи, я раза два моргнула.
– Я?
– Да, именно вы. Они создали клуб «Леди-астронавт». Я поначалу полагал, что пообщаться они захотят с настоящим астронавтом, но девочки есть девочки… Ну, вы, надеюсь, понимаете? В общем-то и это довольно мило, что поговорить они желают именно с вами. – Он ухмыльнулся, и возникшие на его щеках ямочки, признаюсь, душевного спокойствия мне не придали. – Вы же не подведете нас, ведь верно?
Сказать «нет» Паркеру в данном случае не представлялось возможным. Мало того, даже если бы я говорила по-французски и каким-то немыслимым способом отобрала микрофон у Паркера, отказаться все равно бы не смогла.
Потому я просто улыбнулась.
– Разумеется, рада буду поговорить с ними. Только скажите мне, где и когда.
Паркер снова поднес микрофон ко рту и заговорил по-французски:
– Elle va le faire,mais Dieu sait ce qu’elle va parler. Les bébés dans l’espace, probablement. Les femmes, eh?[16] – Затем он прислушался, а потом уж повернулся ко мне: – Его жена наблюдает за запуском из павильона неподалеку. Если бы вы поболтали с ней после запуска, наш француз-астронавт был бы вам весьма признателен. Да и с дочерью его, пока ее отец в космосе, вам бы побеседовать тоже не грех. Успокойте ее.
– Конечно, поболтаю. С ними обеими. С радостью.
Я вовсе не обижалась ни на жену Лебуржуа, ни на его дочь, ни даже на него самого, если уж на то пошло. Если бы я была на его месте, то, безусловно, тоже бы сделала все, что в моих силах, чтобы отвлечь Натаниэля от тягостных дум и предчувствий.
Обижалась, а скорее даже злилась, я только на Паркера и его дерьмовое самодовольство. Да, да. Он был первым человеком, побывавшим в космосе. Да, он был чертовски хорошим пилотом и на самом деле очень-очень храбрым человеком. Но также был он и корыстным тупицей.
Тем не менее я ему сейчас пообещала:
– Как только я здесь закончу, то сразу же отправлюсь в зону для приглашенной публики.
– Отлично. – Он снова ухмыльнулся, обнажив ослепительно-белые зубы. – И будем надеяться, что ваш муж скоро скажет нам, что же препятствует сейчас взлету.
– Уверена, что скажет. – Я взглянула на Натаниэля, который сейчас массировал свой правый висок, и то было нехорошим знаком. – А как поживает ваша жена?
Паркер опустил глаза и прокатил мячик по столу.
– Лучше. Спасибо за заботу.
Это было… Это был вовсе не тот ответ, которого я ожидала.
– Мне было жаль, что она не смогла присутствовать на вечеринке у Уоргинов.
– Ну, может, в следующий раз. – Он прочистил горло. – Вы собирались посоветоваться со своим мужем? Вроде бы о задержке запуска?
– Конечно, конечно. – То была не моя работа, но, во всяком случае, реплика Паркера дала мне повод поговорить с мужем, и к нему я немедля и направилась.
Что-либо писать мой муж уже перестал, но карандаш все еще сжимал, да так, что костяшки его пальцев были белы. Кроме того, его челюсти были плотно сжаты. Он неподвижно сидел, уставившись на поверхность стола, а за его спиной непрерывно расхаживал Клемонс.
Завидев меня, Клемонс выхватил изо рта сигару. Рыкнул:
– Что там у вас?
– У полковника Паркера возникли вопросы к вам, директор Клемонс. – Мои слова были вполне близки к правде, поскольку я была уверена, что он уж точно на вопросы Паркера о запуске ответит лучше, чем Натаниэль.
Клемонс удалился, даже не взглянув на меня.
Остался мой бедняга-муж, и он был так напряжен, что казалось, еще вот-вот, и ладонь его окажется проткнута карандашом, но прикоснуться к нему я не посмела.
Мы же оба на работе!
Я немного постояла рядом, жалея, что не могу снять напряжение с его шеи. Вскоре он кивнул и хмыкнул в ответ кому-то на другом конце провода. Вздохнув, я повернулась и побрела обратно на свой пост. Для Натаниэля в сложившихся обстоятельствах я не могла толком ничего сделать, а мое присутствие рядом являлось для него лишь дополнительной досадной помехой.
Я подошла к своему столу. Там Кармуш складывал шахматные фигуры в коробку. При моем приближении он поднял глаза, а затем, наклонившись ко мне, приглушенным голосом произнес:
– Этот полковник Паркер… Вы ему, очевидно, не очень нравитесь.
– Так оно и есть. – Я подобрала под себя юбку и села. – Хелен? Я приду в «Девяносто девятые» в эти выходные, но если только… Если со мной полетишь ты и мне не придется делить свою «Сессну» с кем-то, кого я не знаю.
– Айе, айе! – Ее торжествующая усмешка была нагляднее всякого перевода, и я не удержалась от ответной улыбки.
– Есть! – Натаниэль выпрямился. – Мы обошли автоматическое отключение. Заводите часы обратного отчета заново и скажите Малуфу, что его молитвы таки сработали, а мы же давайте за успех миссии зажжем свечу.
18
ВО ВРЕМЯ БЕСПОРЯДКОВ ФРАНЦУЗЫ-АЛЖИРЦЫ УБИЛИ ТРОИХ
Сегодня в Алжире прошли похороны председателя Федерации мэров Алжира, Ама Эдема Фрогера, убитого вчера антикосмическим террористом. Во время шествия похоронной процессии, участие в которой приняли тысячи французов, вспыхнули серьезные беспорядки.
Я была напугана до полусмерти, но на встречу с отрядом девочек-скаутов, к которому принадлежала и дочь Лебуржуа, пойти со мной вызвалась Бетти. Бетти вообще была в восторге от – как она то назвала – «Широкой рекламы». Вот и сейчас, представляя грядущие заголовки в газетах, она широко раскинула руки и почти прокричала:
– «Леди-Астронавт встречается с Дочерью Астронавта!»! Отлично звучит! – Она засмеялась, но тут трамвай в очередной раз дернулся, и ей невольно пришлось вцепиться в вертикальный поручень. – Было бы замечательно, если бы ты позволила мне привести на встречу фотографа.
Я дернула шнур, протянутый вдоль стенки трамвая, сигнализируя вагоновожатому о том, что мы намереваемся здесь сойти, и сообщила Бетти:
– Эта остановка – наша. – Двери открылись, мы сбежали по ступенькам на тротуар, и я немедленно ей выговорила: – И прежде всего перестань, пожалуйста, называть меня Леди-Астронавтом.
– Но именно так тебя публика и называет.
Она запахнула пальто, уберегаясь от ветра, безраздельно царившего здесь, на вершине холма.
– Да, называет, но в космосе-то я никогда не бывала, и такое обращение ко мне выказывает явное неуважение к тем, кто там действительно побывал.