Его рот был сжат в узкую линию, челюсти стиснуты, а меж бровями наблюдалась глубокая морщинка. В одной руке у него был свернутый журнал, и на ходу он похлопывал им себя по бедру.
– Элма. Могу я поговорить с тобой? В моем кабинете.
– Разумеется. – Обменявшись взглядом с Басирой, я отодвинула от стола свое кресло. Встала. – Если Пузырь появится до того, как я вернусь, просто вели ему оставить исходники на моем столе.
Я последовала за Натаниэлем из вычислительного зала. Мои коллеги притворились, что вовсе не пялятся на нас, хотя, конечно же, пялились. Спина Натаниэля перед моим взором была напряжена, и шаги его по коридору были длинны и равномерны, удары же моих каблуков по линолеуму звучали часто и вразнобой.
Натаниэль, уставившись в пол, придержал для меня дверь в свой кабинет. Челюсти его ходили ходуном, и в такой ярости я его прежде, пожалуй, даже и не припомню.
В его кабинете мне в глаза сразу бросилась грифельная доска на стене, которая оказалась испещрена, как я немедля поняла, уравнениями, описывающими облет Луны космическим кораблем, что, несомненно, имело смысл, учитывая следующую фазу нашего космического проекта.
Натаниэль осторожно и почти бесшумно затворил за нами дверь. Пересек комнату и тут же демонстративно швырнул на стол журнал. То был последний ежемесячный выпуск журнала «Лайф», и в нем, как мне уже было известно, красовалась я. Слава богу, фото мое помещалось не на обложке, но тем не менее оно в журнале имелось. Имелось на развороте. В статье о девочках-скаутах.
Натаниэль, все еще глядя в пол, ослабил галстук. Устало произнес:
– Элма. Я в ярости. И дело не в тебе. Хотя и в тебе тоже.
– Ты… Ты меня пугаешь. – Я опустилась в кресло рядом со столом, надеясь, что и он сделает то же самое.
Он остался стоять. Провел пятерней по волосам, а затем вдруг воскликнул:
– Ты поступила чертовски глупо.
– Натаниэль!
– Да чтоб вам всем! – Он повернулся и пристально посмотрел на меня. – Я только что провел целый гребаный час в кабинете директора Нормана Гребаного Клемонса, который, дьявол его дери, сказал, и я цитирую: «Контролируй свою жену». Не уверен даже, что он оценил то, что я, дьявол его дери, после таких слов ему от всей души не врезал.
Мой рот непроизвольно открылся, но через считаные секунды я хоть и с трудом, но все же вымолвила:
– Что?
– Контролируй. Свою. Жену. – Он сжал кулаки и прижал их ко лбу. – Контролируй свою… Да и черт с ним.
– Подожди… Вся катавасия из-за журнала? – Если бы Клемонс сказал мне это, я бы, возможно, пришла в ярость, но теперь, как бы то ни было, я была просто в ужасе от того, что втянула Натаниэля в неприятности. – Или проблема во внешности девочек-скаутов? Я не… Что я такого сказала?
Он схватил со стола журнал.
– Полагаешь, проблема в дурацком снимке? Вовсе нет. Проблема в том, что он – идиот и трус.
– Ты ему этого не сказал, надеюсь?
Головная боль, с которой я боролась весь день, усилилась. Мало того, через мой правый глаз принялись один за другим следовать электрические заряды. Во всяком случае, сопровождаемые болью периодические вспышки в нем я таковыми восприняла.
– Нет. – Натаниэль нахмурился. – Разумеется, нет. Я заверил его, что поговорю с тобой. Вот я с тобой и разговариваю.
– Я перестану давать интервью.
– Что? Перестанешь давать интервью? Но я вовсе того не хочу.
– Но если мое общение с журналистами негативно влияют на твою работу, то…
Его гнев превратился в ужас.
– Нет, нет. Ты меня неправильно поняла. Я сержусь вовсе не на тебя. Это Клемонс, а не ты, выходит за рамки дозволенного. Ему ненавистно то, что твои действия имеют эффект, и в результате его критикуют за то, что он не включил в свои планы женщин. Он испытывает давление со стороны некоторых довольно влиятельных людей, и все они говорят, что видели тебя, или слышали тебя, или читали интервью с тобой или статьи о тебе.
Мой желудок скрутило, но я все же вымолвила:
– Сожалею.
– О чем тут сожалеть? Ведь ты не совершила ничего дурного.
– Но я все же доставила тебе неприятности… Проблем тебе более не создам. – Я подняла руки, но оказалось, что они дрожат, я немедленно сложила их на коленях. Ощущение у меня было такое, будто я вновь оказалась в колледже, где вечно кого-то злила, а теперь подобным образом досадила и Натаниэлю. – Я перестану. Не беспокойся. Я перестану.
– Я вовсе не прошу тебя перестать!
– Я знаю, и я люблю тебя в том числе и за это, но все же… – Я сглотнула, чувствуя вкус желчи в горле. В комнате было чертовски жарко, и от головной боли у меня, похоже, изображение в правом глазу пошло бело-зелеными полосами. – Если я продолжу свой натиск, то это так же неблагоприятно скажется на моральном духе астронавтов, а им, как мне и без того известно, вовсе не нравится то, что я делаю.
– Паркер ведь сам просил тебя, если ты припоминаешь, пообщаться с девочками-скаутами! А что касается телешоу с мистером Волшебником, так даже он признал, что ты проделала хорошую работу. Признал, разумеется, в своей обычной манере.
– И он тоже смотрел то чертово телешоу? – спросила я и вдруг обнаружила, что стою. Я не помнила, как встала. Неужели меня все видели по телевизору? От напряжения мой желудок превратился в огненный шар, и он, казалось, был готов взлететь по пищеводу прямо в космос. Я попыталась отдышаться, но все системы моей жизнедеятельности были в критическом состоянии. – Скажи ему, что я перестану. Скажи Паркеру, что я попрошу Дона пригласить в следующий раз его. Мне очень жаль. Скажи ему, что я сожалею.
Натаниэль уставился на меня, будто я была ненормальной, а брови его сошлись вместе.
– Элма… – произнес он.
Меня вырвало. Вырвало шумно и стремительно, и то немногое, что мне удалось съесть за обедом, грязными кусками разлетелось по линолеуму. Натаниэль отпрянул, а мой желудок снова сжался. Теперь мне все же удалось добраться до мусорной корзины, но эта чертова штуковина, к сожалению, оказалась всего лишь переплетением проволочек.
– О боже. – Натаниэль схватил меня за плечи, обнял и притянул к себе.
Меня в очередной раз вырвало, и я зарыдала. Сквозь рев запричитала:
– Мне жаль. Мне так жаль. Мне жаль. Мне очень жаль.
– Да что ты, милая. Все нормально. Тихо. Тихо. Тебе не за что извиняться.
Натаниэль убрал волосы с моего лица и продолжал что-то бормотать. Что именно, я понятия не имею. Но точно что-то ласковое, ободряющее.
В конце концов он меня успокоил и усадил в свое офисное кресло. Держа меня за обе руки, Натаниэль опустился передо мной на колени.
Рациональная часть моего мозга призывала меня взять себя в руки. Или, быть может, то был голос моей матери?
Элма! Элма! Что о тебе люди подумают?
Я вытерла глаза носовым платком… Вздрогнув, удивилась, когда же это я успела обзавестись носовым платком?
– Всему виною я. Прежде чем заводить разговор с тобой, мне следовало бы перестать отчаянно злиться. – Натаниэль сжал мои руки. – Элма, я не сержусь на тебя. Вообще на тебя не сержусь. Ведь ты ничего дурного не сделала.
– Из-за меня у тебя неприятности на работе. Кроме того, я не оплатила счет за электричество. А еще мы задолжали и за газ. Да и по дому я почти ничего не делаю – лишь посуду мою да постель по утрам застилаю. А на работе у меня проблемы с концентрацией внимания. Если бы я не создавала проблем…
– Ладно, ладно. Остановись. Ш-ш-ш… – Он сжал мои руки и поднялся с колен. – Элма. Элма? Сколько будет 441 умноженное на 48?
– 21 168.
– А если разделить полученное на двенадцать?
– 1764.
Мое дыхание немного успокоилось.
– Извлеки теперь квадратный корень из результата.
– Сорок два.
– Отлично. – Он вытер слезы с моих щек. – Посмотреть на меня сможешь?
Я кивнула, но мой взгляд, казалось, приковывала к полу сила тяжести. Я использовала свой следующий вдох в качестве топлива и все же подняла глаза. Увидела перед собой небесно-голубые глаза Натаниэля. Они были прищурены и встревожены.
– Я люблю тебя. Горжусь тобой. Я прошу прощения за все, что сделал и что заставило тебя вдруг усомниться в моей любви к тебе.
– Ничего. Я имею в виду… – Я вытерла глаза тыльной стороной ладони. – Я лишь… Мне очень жаль.
– Если я приму твои извинения, ты перестанешь передо мной извиняться? – Он попытался улыбнуться, но улыбка у него толком не вышла, а голос его все еще дрожал от беспокойства за меня. – Вот что я тебе скажу. Давай возьмем отгул на остаток дня и поедем домой.
– Нет. Не хочу отрывать тебя от работы. И Пузырь по-прежнему нуждается в моих расчетах. А если меня на рабочем месте не будет, то миссис Роджерс придется перепланировать задачи для всех моих коллег, а я доставлять неприятности более никому не желаю.
Он приложил палец к моим губам.
– Пузырь и миссис Роджерс потерпят, ты же останешься здесь и произведешь требуемые расчеты. Договорились?
Я кивнула.
Разумеется, я стану полезной и произведу все расчеты, которые моему мужу сейчас требуются.
– Отлично. А теперь, Элма, вот… – Он встал и, порывшись в ящике своего стола, выудил оттуда листок бумаги. Протянул его мне. – Вот список оборудования с полной спецификацией, необходимого навскидку для посадки на Луну. Рассчитай, пожалуйста, сколько запусков нам потребуется, чтобы все это добро вывести на орбиту.
Я пододвинула кресло поближе к столу.
– А какого типа ракеты для поднятия груза на орбиту будут использованы?
– Ракеты класс «Юпитер». – Он положил руку мне на спину. – Просто посиди пока здесь и поработай. Я скоро вернусь.
19
ДЕТОРОЖДЕНИЕ В КОСМОСЕ ВПОЛНЕ ВОЗМОЖНО
Психологи считают, что человек вполне способен произвести на свет детей, приспособленных к новой, космической среде.