Сегодня на собрании ведущих ученых, изучающих экспансию в космосе, всерьез обсуждалась возможность находящихся вне Земли супружеских пар зачать, а впоследствии и дать рождение детям.
Вскоре я рассчитала, что лунная миссия может вполне быть осуществлена с помощью пяти запусков ракет класса «Юпитер» или двух ракет находящегося еще в разработке, но уже почти готового к эксплуатации класса «Сириус». А еще я поняла, что те уравнения, которые Натаниэль мне подсунул, были даны мне лишь ради того, чтобы я пришла в себя. Я еще раз проверила цифры, и они оказались совершенно верными. Сделав медленный, глубокий вдох, я отложила карандаш и подняла глаза.
Оказалось, что передо мной на кресле с противоположной стороны стола сидит Натаниэль. Перед ним лежал отчет, и он, изучая его, едва слышно постукивает по столу тыльной стороной карандаша.
– Уверен, что ты уже полностью успокоилась. – Он отложил карандаш и посмотрел на меня. – Хочешь поговорить со мной о своих проблемах?
– Тут и говорить-то особо не о чем.
Он, хмыкнув, кивнул и вновь постучал карандашом по столу.
– Не против, если я задам тебе вопрос?
– Разумеется, не против.
– Если тебя в моих словах что-либо огорчит, только скажи, и мы немедленно сменим тему.
– Я уже сказала, что успокаивать меня нужды нет.
Натаниэль разом поднял обе руки, сдаваясь.
– Ладно. Хорошо. – Он положил руки обратно на стол и прочистил горло. – Пойми, твоя скрытность меня вовсе не расстраивает, но я все же волнуюсь за тебя. Итак… На каком ты сроке?
– На каком сроке? – Я в непонимании взглянула на бумаги, и тут в мозгу моем произошла вспышка, и я от души рассмеялась и тут же ему сообщила: – Я не беременна.
– Ой ли?
– У меня были мои… На прошлой неделе у меня были обычные месячные. Разве не помнишь?
– И то верно. – Он потер лоб. – Так почему же тебя то и дело рвет?
– Сама не знаю. В общем, я совершенно точно не беременна.
Он пристально наблюдал за мной, а я… Я вдруг ощутила, что в легких у меня вовсе нет воздуха.
– Так от чего же тебя тем не менее то и дело рвет?
Я все же умудрилась сделать глубокий вдох. Понимая, что если уклонюсь от прямого ответа, то этим только еще больше встревожу его, выложила:
– Я… Я прихожу в ужас каждый раз, когда вынуждена выступать перед аудиторией. Возможно, причиной тому моя мама и ее, помнишь ли, вечное «Что подумают о тебе люди?».
– Ты понимаешь, что я просто беспокоюсь о тебе. Ведь верно? – Натаниэль, сосредоточенно глядя на меня, потянулся к моей руке.
– Понимаю. Сообщаю тебе, что так плохо мне не было с тех пор, как мне исполнилось восемнадцать. Мама моя тогда вовсю беспокоилась о впечатлении, производимом на окружающих. Производимом ею самой и мною. Своим, видимо, потому что только-только в очередной раз выскочила замуж, а моим… Я, по ее мнению, всегда должна была выглядеть идеальной. Всегда. Всегда и во всем… И… И… Так я тогда ее устремлений не понимала.
– Ясно. И мнение Клемонса о тебе, ты считаешь, более-менее соответствует мнению других людей?
Я кивнула и, зажав рот руками, заплакала. Слава богу, хоть не зарыдала в голос, а заплакала лишь едва-едва.
Натаниэль встал и обошел стол. Опустился на колени рядом с моим креслом и обнял меня.
– Он собой ничего не представляет. Понимаешь? Он позвал меня сегодня потому, что люди считают тебя умной, храброй, веселой и доброй и хотят быть похожими на тебя. А знаешь, что сказал президент Бреннан?
Плач свой я утихомирила и, все еще прижимая руки ко рту, покачала головой.
– По словам Клемонса, президент Бреннан сказал, что дочь его спросила, почему она не может быть астронавтом.
Я отняла руки ото рта. Рассмеялась и, не думая ни секунды, предположила:
– Поди, интереснейший разговор меж теми мужчинами выдался!
– Выяснилось, что дочь президента Бреннана сказала: «Я хочу отправиться в космос с доктором Йорк и хочу стать такой же женщиной-астронавтом, как и она».
И вот тогда уж все мои попытки воздержаться от слез потерпели полную неудачу, а вместе со мной слезу пустил и Натаниэль.
Представляете, за какого замечательного мужчину я вышла замуж!
Любой, кто посмотрел бы на нас тогда, подумал бы, что мы скорбим, но я-то, сказать по правде, была тогда счастливее всех на свете.
Понятно, чем обеспокоен был мой муж, записывая меня на прием к врачу, но винить его в том я не могу, хотя, да, признаюсь, и была на него тогда чертовски зла.
Он отвез меня в клинику, провел до кабинета врача и сел в коридорчике. Он, разумеется, зашел бы и в кабинет, если бы я ему позволила.
А я… Я угодила прямиком в холодное смотровое кресло, ноги мои оказались вставлены в стремена, а незнакомый мне мужчина принялся дотошно изучать мои самые интимные места.
Вскоре доктор отодвинул свое вращающиеся кресло. Сообщил:
– Теперь вы можете сесть, миссис Йорк. – Он был худощав, говорил с красивым шотландским акцентом, а бледно-голубые глаза его из-под густых бровей изучали меня въедливо, сосредоточенно. – Ну, вы определенно не беременны.
– Я знаю. Но все же спасибо вам.
– Может, расскажете мне немного больше о своей рвоте?
– О рвоте?
– Ваш муж упомянул о ней, назначая встречу.
Мне немедленно захотелось пристукнуть Натаниэля, но все же, сжав губы и стиснув зубы, я вымучила подобие улыбки и произнесла:
– О, на самом деле ничего особенного. Вы же знаете, какими бывают мужья.
Он вперился своими глазами в мои. Едва слышно заговорил:
– У вас, возможно, есть полное право злиться на него, но я попрошу вас быть со мной совершенно откровенной. Ничего не скрывать. Ведь я, как вы, надеюсь, помните, – ваш доктор. Так расскажите мне, пожалуйста, о частоте и характере рвоты, которая вас преследует.
– Понятно. – Я потерла лоб. Доктор хотел просто располагать голыми фактами. Точно так же, как я хотела видеть исходные цифры до того, как они пройдут через машину-компьютер. – Понимаете ли, моя проблема болезнью вовсе не является. Просто я теряюсь, когда мне приходится выступать перед большой группой людей, и такое происходит уже давненько. Началось, пожалуй, как только я стала подростком.
– Теряетесь непосредственно перед тем, как заговорить?
– Иногда перед… А иногда после. – Я, склонив голову, поддернула подол своего платья, а голова моя непроизвольно дернулась.
– Как часто такое с вами случается?
– Случается, если я… Сейчас такое происходит лишь изредка. – Я вовсе не была подготовлена к подобному разговору с доктором, но теперь на меня нахлынули воспоминания, и щеки мои вспыхнули. – Но были времена… Бывало, что я чувствовала себя… Подавленной, что ли? Такое случалось, если я допускала подряд несколько ошибок или чувствовала себя вдруг… никчемной.
– А вас когда-нибудь лечили от подобных проблем?
Я покачала головой:
– Нет.
Мой брат, Гершель, когда-то настаивал, чтобы я обратилась к врачу, но я боялась, что врач тот вынесет приговор, согласно которому я окажусь негодной для университета. Или расскажет о моих проблемах родителям, что для меня тогда было еще хуже.
– Когда у вас возникают проблемы с окружающим миром, вас одолевает одышка? Вы начинаете интенсивно потеть? У вас учащается сердцебиение? И вообще, те симптомы, о которых я веду речь, присутствуют ли у вас до наступления рвоты?
– Да. Да, присутствуют.
Он кивнул и придвинул к себе блокнот с бланками рецептов.
– У вас наличествует тревожное расстройство, что неудивительно, учитывая эпоху, в которой мы живем. Газеты называют ее Эпохой Метеорита, но я полагаю, что Эпоха Треволнений – более подходящие для нее название. Я пропишу вам «Милтаун» и направлю вас к…
– Никаких препаратов принимать я не стану.
Он поднял голову и пристально посмотрел на меня.
– Прошу прощения?
– Я не больна. Просто иногда расстраиваюсь, и никаких пилюль мне не надо.
– Препарат, который я вам рекомендую, – совершенно безопасен. Верьте мне, ведь выписываю его я своим пациентам чуть ли не каждый божий день.
– Но в нем для себя я не вижу ни малейшей необходимости. – Перспектива присоединяться к армии женщин, сидящих на успокоительных, мне вовсе не улыбалась. – У меня же – отменное здоровье.
Доктор указал на меня ручкой.
– Если бы я сказал вам, что ваша рвота вызвана гриппом, вы бы тоже отказались от соответствующих лекарств?
– Грипп – совсем другое дело.
– Безусловно, совершенно другое, из чего вовсе не следует, что вам не надлежит лечение. – Подвинув свое кресло поближе, он протянул мне рецепт. – Моя дорогая леди, ваше тело не должно так реагировать на стресс. Вы в буквальном смысле заболеваете из-за воздействия стресса, вызванного внешними обстоятельствами. Теперь возьмите рецепт, и еще я вам дам направление к моему коллеге, с которым вы обсудите и некоторые другие методы лечения.
Легче было взять два бумажных листка, чем спорить. Так я и сделала и даже поблагодарила его, но, черт возьми, накачивать себя одурманивающими таблетками вовсе не намеревалась.
Натаниэль сидел на стуле у окна в коридоре; сидел именно там, где я его и оставила. Его правое колено подпрыгивало вверх-вниз, что случалось с ним только тогда, когда он был действительно на взводе. Перед собой он держал открытым журнал, но, уверена, он его не читал, а лишь бессмысленно пялился на выбранную наугад страницу.
Я подошла к нему. Он закрыл журнал и поднялся.
– Как ты?..
Я оглядела коридор с дверьми по обоим сторонам его, ведущими в кабинеты врачей. На многих стульях здесь сидели люди. То были матери с младенцами, женщины, терпеливо вынашивающие своего ребенка, и такие же нервные, как и Натаниэль, мужчины.
Я взяла его за руку.
– Нет. – Я прочистила горло. – Как тебе и говорила.
Его брови сошлись вместе, как будто он пытался решить инженерную задачу.
– Не уверен, радоваться ли мне этому или печалиться.