Шли секунды, он порывисто дышал. Торопить его, разумеется, не следовало, но все же я в конце концов пробормотала:
– Мне очень жаль.
Напряжение спало с его плеч, и он обмяк.
– Да, Элма, ты, пожалуй, права. – Он повернулся ко мне. Лицо его было осунувшимся, а взгляд – отрешенным. – Запуск был самым обычным, а мое присутствие в Центре управления во время запуска ничегошеньки бы не изменило.
Хотелось бы мне надеяться, что он и сам своим словам хоть отчасти верит.
Когда мы вернулись в отель, муж мой тут же оказался всецело поглощен радиотрансляцией, которая велась с места катастрофы в прямом эфире. Выяснилось, что на ферме были дети.
Не удивительно, что собирать чемоданы выпало полностью на мою долю.
Летя из Чикаго четырьмя часами после падения ракеты, мы узрели над фермой справа по курсу столб дыма с языками голодного оранжевого пламени у основания. Катастрофа была вызвана падением ракеты, а не очередного метеорита, но все же разрушения и, возможно, даже смерть опять неотвратимо явились с небес.
На кресле рядом со мной застонал Натаниэль. Я глянула на него. Его руки на коленях были крепко сжаты в кулаки, а плечи ссутулены.
– Сможешь пролететь прямо над пожарищем? – спросил меня он.
– Твоя идея мне здравой не представляется, – ответствовала я.
– Может, хотя бы рядом?
– Натаниэль…
– Так да или нет?
– Да.
Я направила самолет к ферме. Летели мы в соответствии с визуальными правилами полета, и потому изменение нашего курса согласовывать с вышкой мне не пришлось.
Вблизи стало видно, что большая часть огня сосредоточена на полях, но огонь тем не менее уже вовсю перекинулся на дом, сарай и хозяйственные постройки по соседству. Гулу нашего двигателя и свисту воздуха, рассекаемого крыльями, вторили теперь всплески пламени чуть впереди и под нами.
Я лишь несколько раз мельком взглянула на землю. Смотреть туда отчаянно не хотелось, и я, покрепче сжав штурвал, сосредоточила свой взгляд на небе перед собой.
– Ракета не должна была столь сильно отклониться от курса. – Натаниэль, наклонившись вперед и почти прижавшись лицом к стеклу, неотрывно вглядывался в то, что происходило внизу. – Должно быть, отказал гироскоп.
– Все данные телеметрии, несомненно, были получены Центром управления запусками. Там ты и получишь ответы на все свои вопросы.
– Да знаю я, знаю, – почти рявкнул он.
– Ладно, не кипятись…
Клубы дыма перед нами стали уже вовсю застилать обзор, и я отвернула самолет от фермы к югу.
– Что ты делаешь?
– Избегаю восходящих потоков. – Я выровняла высоту полета и направила нас к находящемуся поблизости комплексу МАК. Там была взлетно-посадочная полоса, которую для своих «Т-33»[20] использовали астронавты. – Свяжись, пожалуйста, с башней МАК. Получи разрешение на посадку там, а не в авиацентре Нью-Сенчури, откуда мы прибыли.
Вид за стеклом еще несколько секунд привлекал внимание Натаниэля, а затем он кивнул и потянулся к микрофону.
Мы приземлились, и Натаниэль немедля направился в Центр управления запусками, я же на самой малой скорости закатила свой самолет в ангар. Вылезла наружу, и ноздри мои тут же заполнились запахами сгоревшего керосина, дерева и плоти. Я невольно сглотнула.
Моя маленькая «Сессна» рядом с «Т-33», изящными и великолепными, выглядела детской игрушкой. Я возжелала было стать обладателем такой вот «Звезды», но тут же устыдилась своего желания, нахлынувшего на меня вдруг столь не к месту, в столь трагичное время.
К ангару подрулил только что приземлившийся «Т-33», и я проворно посторонилась, отлично зная, что самолеты эти великолепны в воздухе, но видимость из них на земле весьма ограничена.
«Т-33» безукоризненно занял предписанное ему в ангаре место, двигатель его смолк, колпак кокпита распахнулся. С переднего места вылез Стетсон Паркер и тут же заспешил прочь, на заднем же кресле остался Дерек Бенкоски. Паркер покинул место пилота так быстро, что было сомнительно, что он полностью выполнил послепосадочную процедуру. Скорее всего, перепоручил ее Бенкоски.
Увидев меня, Паркер резко изменил курс.
– Насколько все плохо?
Выбиравшийся уже было из кабины Бенкоски замер и принялся, словно радар дальнего обнаружения, напряженно ловить хотя бы намеки на наличие любой информации, но у меня, к сожалению, таковой не имелось, и я отрешенно покачала головой.
– Мы, как и вы, только что прибыли. – Затем сама спросила Паркера: – Ты пролетал там?
Он, помрачнев, кивнул и, намереваясь снова следовать к зданию Центра управления, отвернулся от меня. Через плечо, не глядя, все же бросил:
– Хотелось бы знать, как скоро теперь снимут запрет на запуски?
– Так вот, оказывается, о чем ты сейчас печешься! Вероятно, погибли люди, а тебя лишь запуск следующей ракеты беспокоит?
Он так и замер на месте. Всем телом напрягся. Хрустнув шейными позвонками, неестественно распрямился. Затем резко крутанулся ко мне и разразился:
– Да! Именно о новых запусках я и беспокоюсь! А знаешь почему? Да потому, что самому подобную железяку пилотировать довелось, а теперь я готовлю ребят из своей команды к тому же. И чем больше испытательных беспилотных запусков до начала их миссий будет совершено, тем надежнее станут ракеты. А время поджимает. Давай, давай! Ускоряйся! Вот я и пекусь о том, как скоро технари разберутся в причине произошедшего сегодня. К счастью, потерпевшая катастрофу ракета была беспилотной, но могло случиться и так, что на ее борту находился бы я. Или Бенкоски. Или Лебуржуа, чью дочь ты, наша глубокоуважаемая леди-астронавт, буквально очаровала.
Разумеется, поначалу мне хотелось на месте сокрушить его своим веским возражением, но я вовремя сообразила, что он по большому счету прав.
– Я… Мне жаль. Я не подумала.
– Как обычно с тобой и случается. Ты никогда ничего и никого в расчет не берешь. Просто прешь к своей цели, и плевать тебе на всех, кто окажется на пути.
Он повернулся и зашагал в сторону Центра.
Бенкоски едва слышно присвистнул. Выждав немного, слез с крыла самолета, подошел ко мне и спросил:
– Что это было?
– Да все как обычно. Он просто ненавидит меня.
– Это всякому известно. Я имел в виду, почему? В чем причина его ненависти к вам? – Долговязый астронавт, склонив голову набок, пристально изучал меня, будто силясь заглянуть ко мне в мозг. – Ведь ненавидит он весьма немногих.
– Я… Мы знали друг друга еще во время войны. – Я покачала головой. – Не имеет значения. И он – чертовски хороший пилот, и это сейчас – самое важное.
Бенкоски, пожав плечами, сообщил:
– Видал я пилотов и получше.
– Таких, как ты сам?
Он ухмыльнулся и произнес:
– Вы сами знаете, о ком я толкую.
Мы тоже направились к Центру управления запусками. Бенкоски на ходу порылся в кармане и извлек на свет божий маленький черный блокнот, какие частенько носят с собой многие астронавты.
– Знаете… Моя племянница видела вас в «Мистере Волшебнике». Есть у меня шанс заполучить для нее ваш автограф?
– Да чего уж там.
Желудок мой вознегодовал, но я, привычно подавив его позывы к рвоте, взяла у Бенкоски ручку и воспроизвела свое имя на чистой странице.
А на горизонте меж тем горел мир.
В Центре управления запусками имелись комнатенки для отдыха членов экипажей ночного дежурства, и Натаниэль заверил меня, что вздремнет в одной из них, меня же почти силком отправил домой. Ночью той я не спала ни минуты и полагаю, что мой благоверный спал не больше моего.
Утром, неся для мужа смену одежды, я прямиком направилась к его кабинету, и все, мимо кого я проходила по коридору, выглядели солдатами, только что вышедшими из окопов с передовой, и лицо каждого было напряженным и изможденным.
Не желая застать Натаниэля врасплох, я громко и продолжительно постучала в дверь его кабинета и лишь затем вошла.
На столе перед ним стопками громоздились бумаги с данными телеметрии, и муж мой водил карандашом по цифрам на них. Его светлые волосы торчали по сторонам, словно соломинки из стога сена, а когда он поднял взгляд, то оказалось, что под глазами у него залегли темные круги, а в углу рта подергивается жилка.
– Спасибо, – промолвил он.
– Ты уже поел? – Я перекинула его чистую рубашку через спинку кресла.
– Я не голоден.
– Скоро откроется кафетерий.
– Я не… В общем, не голоден я.
– Коли так, то ладно, – пробормотала я и попятилась к двери.
Мне отчаянно хотелось ему помочь, но потуги мои сейчас, как видно, приходились совсем некстати.
Натаниэль вздохнул и опустил голову так, что подбородок почти уперся ему в грудь.
– Подожди. – Проведя тыльной стороной ладони по глазам, он встал. – Элма, я вовсе не сержусь на тебя. Мне жаль, что в последнее время был резок с тобой и груб, и я… Ты заперла дверь?
Я, находясь уже у самого выхода, поспешно повернула поворотную защелку под ручкой двери, и замок со щелчком заперся. Я кивнула Натаниэлю, и он, испустив громкий вздох, осел в кресло и сообщил:
– Я пребываю в полном раздрае.
– Почему бы тебе не сделать перерыв?
– Потому что… Все и каждый требуют от меня немедля истинной причины произошедшего, а я и сам ее не знаю. – Он в сердцах швырнул карандаш на стол. – Я ничегошеньки не понимаю. Руководитель того запуска, едва уяснив, что ракета сбилась с курса, обязан был бы отдать приказ на ее самоуничтожение, но он этого почему-то не сделал. Да и вообще, почему она взорвалась, черт ее дери! Я должен бы это знать, но не знаю.
Я обошла стол и встала у него за спиной. Положив руки ему на плечи, наклонилась и поцеловала его в макушку. От него пахло потом и сигаретным дымом.
– Ты все поймешь, во всем разберешься, – заверила его я.
Дым от сигарет? Как бы не так! То была вонь горящей фермы.