А Паркер кивнул.
Боже! Человек, который заверил меня, что, пока жив, о космосе мне дозволяется лишь мечтать, кивнул, будто понял меня.
Затем он пожал плечами и взял со стола блокнот.
– Каковы данные о надежности ракеты-носителя «Атлас»?
– Гм… – Внезапная смена темы слегка обескуражила меня, но я быстро сориентировалась: – По меньшей мере каждый десятый запуск ракет класса «Атлас» был не полностью успешным. Оттого-то мы теперь и используем в основном ракеты класса «Юпитер».
Клемонс скрестил руки на груди, а Бенкоски принялся опять что-то записывать.
– Каковы преимущества двигателей с замкнутым циклом сгорания по сравнению с давно привычными нам двигателями с открытым циклом?
– Ракетные двигатели с замкнутым циклом сгорания по сравнению с двигателями с открытым циклом имеют значительно большую тягу при том же расходе топлива. К сожалению, ракетные двигатели с замкнутым циклом конструктивно значительно сложнее и оттого дороже в производстве. Кроме того, сложность их конструкции и необходимость использования значительно большего количества узлов и деталей, чем того требуют двигатели с открытым циклом, снижают их надежность.
Последовали еще и еще технические вопросы, но отвечать на них мне было значительно проще, чем на личные, и дальше собеседование прошло для меня как по маслу.
Гершель попросил порекомендовать ему отель в нашем городе, и я направила его в «Аладдин», где мы с Натаниэлем останавливались после несостоявшегося взрыва. В вестибюле на втором этаже отеля был балкон с баром, в котором подавали мартини наивозможнейших составов. Балкон поддерживали колонны из черного мрамора, а позолота на перилах и на капителях колонн придавала этому месту элегантность дометеоритного золотого века. Каким бы привлекательным ни был мартини-бар, пить перед встречей с тетей Эстер, да еще и после пяти дней подряд выбивающего дух из тела тестирования, очевидно, стало бы далеко не лучшей затеей. Хотя потом… Потом я, быть может, даже выпью столько мартини, сколько в том баре сумеют приготовить.
Мы прошли через вестибюль в ресторан в задней части отеля. Место было весьма пристойным и даже с претензией на элегантность. Когда мы в этом заведении были ранее, то на личном опыте убедились, что еда здесь – весьма и весьма, хотя ассортимент кулинарными изысками и не балует.
Навстречу нам скользнул метрдотель с меню в вытянутой руке.
– Столик на двоих?
Из кабинки на дальнем конце зала высунулся Гершель и помахал нам.
Натаниэль покачал головой:
– Нет, спасибо. Нас уже ждут.
Возможно, муж мой сказал что-то еще, но я не услышала, поскольку немедля зашагала между столами, и Гершель при моем приближении схватил свои костыли и поднялся на ноги.
Он привел с собой Томми, и тот до кончиков ногтей выглядел как молодой человек, а вовсе уже не мальчик. На нем был смокинг с бар-мицвы, а волосы были набриолинены.
Гершель оперся на один костыль и протянул руку. Я обняла его. Он крепко сжал меня в объятиях и пробормотал:
– Ты выглядишь измотанной.
– Я тоже рада тебя видеть.
Я, похлопав его по спине, разомкнула объятия и повернулась лицом к своей тете. Она, глядя на меня, просияла. В облике ее явственно просматривались черты всех Векслеров, особенно моего отца. Ее белые кудри были заколоты в стиле восьмидесятых годов прошлого века, в морщинах на ее щеках застряла пудра, но глаза лучились светом так же ярко, как всегда.
Она протянула ко мне обе руки.
– Ансельма! Позволь мне полюбоваться тобой.
– И ты позволь мне рассмотреть себя. – Я опустилась рядом с ней на диванчик, надеясь, что Томми великодушно простит меня за то, что я его еще не обняла. – Ты ничуть не изменилась.
– Достигнув определенного возраста, трудно уже выглядеть старше. – Она протянула руку и ущипнула меня за щеку. – Тебя, как я погляжу, в твоей школе толком не кормят.
– В школе? – Я бросила недоуменный взгляд на Гершеля, который как раз пожимал руку Натаниэлю.
– Она имеет в виду тесты, которые ты ныне проходишь. – Гершель, опершись на спинку стула, уселся рядом с Томми.
– А, понятно. На самом деле тесты проводятся не в школе. Я подала заявление на заполнение вакансии астронавта.
Услышав это, Томми оживился.
– Отличная новость! Ты уже встретилась с самим Стетсоном Паркером? Как проходит тестирование? И папа сказал, что здесь мы, возможно, увидим запуск ракеты.
– Не уверена, на какой из твоих вопросов мне следует ответить в первую очередь.
Тетя Эстер приложила ладонь к уху.
– Что он сказал?
– Он спросил, как идет мое тестирование на астронавта.
Она, нахмурившись, склонила голову набок, точно птица.
– Ну да, ну да. Именно так он, по-моему, и сказал, но я, признаться, не совсем понимаю, что такое астронавт, хотя и частенько слышу это слово в новостях.
– Гм… Астронавт – это тот, кто отправляется в открытый космос.
– Ну, глупее ничего и не придумаешь. Зачем кому-то вообще понадобилось это делать?
Я провела день, пытаясь объяснить это нескольким психиатрам, которые, казалось, были полны решимости задавать почти все те же вопросы, что и Клемонс и иже с ним. Пускаться в разъяснения перед тетей, которую я только что заново обрела, было выше моих сил.
– Давай просто скажем, что я вроде как подала заявление на новую работу.
Тетя покачала головой и сказала что-то на идише, но так быстро, что я ее не поняла. Я никогда по-настоящему не говорила на идише, так как этого не делали мои родители, хотя, признаюсь, раньше мне нравилось слушать бабушку, тетю Эстер и других своих, вечно жалующихся на жизнь тетушек. Я положила свою руку на ее тонкую, словно веточка ивы, руку.
– Прости? Может, повторишь то, что ты только что сказала, но по-английски?
– Почему ты работаешь? – Она многозначительно посмотрела на Натаниэля. – Почему твоя жена работает?
– Ей это нравится, а я стараюсь ее всячески ублажать. – Натаниэль подмигнул тете Эстер, усаживаясь на скамейку рядом с Гершелем. – Ведь вы же хотите, чтобы ваша племянница была счастлива?
– Она – вся в отца. И в бабушку. – Тетя Эстер снова ущипнула меня за щеку, и я начала понимать, почему Томми сидит вдали от нее – рядом со своим отцом. Я совсем позабыла о некоторых особенностях характера тети Эстер. Она была тетушкой-ребенком, что, очевидно, является забавным термином для тех, кому уже за девяносто. – Я была бы мертва, если бы не Роза.
Я невольно сглотнула.
– Как вы вообще уцелели?
Она негромко рассмеялась и, хлопнув в ладоши, объяснила:
– Мы укрылись в церкви.
Взглянув на Гершеля, я вопросительно подняла брови, но он лишь неопределенно пожал плечами.
– Тетя Эстер, ты вроде бы говорила, что вы из Чарльстона выехали.
– Да, да. Позже мы так и поступили, но сначала Роуз отвела нас в городскую церковь. Помнишь, ту, с высоченным шпилем? То был первый раз, когда нога моя ступила в христианский храм, но Роза убедила нас, и мы забрались на самый верх колокольни. В жизни стольких ступеней я разом не одолевала.
Церковь с высоченным шпилем… Я понятия не имела, о какой именно церкви она толкует, поскольку, когда была ребенком, мы так часто переезжали, что мои знания о Чарльстоне ограничились лишь тем, как добраться от дома бабушки до дома моих двоюродных братьев, а также до синагоги, кладбища и продуктового магазина. По крайней мере, мне стало понятно, как именно им удалось спастись.
– Потрясающе! И как?..
– Всем добрый вечер. Вы уже ознакомились с нашим меню?
Чертов официант – не уверена, что в жизни ненавидела кого-либо столь люто, как его в ту минуту. Хотя, если подумать, его вины в том вовсе и не было. Просто он добросовестно выполнял свою работу – да и мне, честно говоря, следовало бы что-нибудь съесть, – но я отчаянно хотела услышать о церкви поподробнее.
– Мне понадобится еще минутка.
Натаниэль поднял глаза от своего экземпляра меню и предложил:
– Если все остальные уже сделали свой выбор, то еду для нас обоих закажу я, дорогая. Ведь твои вкусы мне прекрасно известны, а меню с тех пор, как мы были здесь в прошлый раз, не изменилось ни на йоту.
– Не торопитесь, пожалуйста. – Официант сверкнул зубами так, что стало очевидно, что он – прирожденный актер, но следующая его реплика свидетельствовала о том, что помимо актерских способностей от природы наделен он еще и безмерной глупостью: – Скажите, а вы случайно не Леди-Астронавт?
– Только на экране телевизора, но не в случае, когда ужинаю со своей семьей. – Высказывание мое было, пожалуй, чересчур резким, и, стремясь хоть отчасти сгладить его, я слащаво улыбнулась: – Вы ведь понимаете, правда, уважаемый?
Бедный, бедный ребенок. Он-то полагал, что польстит мне, «узнав» меня. Его лицо вытянулось, и было видно, что он уже мысленно распрощался со своими чаевыми. Гершель, сдерживая смех, прикрыл рот рукой и сосредоточенно углубился в изучение меню.
– Извините, мэм. – Официант сделал неопределенный жест в противоположную часть ресторана. – Там просто… Просто там семья с маленькими девочками, и они вас узнали. Я сказал… Они были весьма застенчивы, и я вызвался им помочь.
Что ж, его объяснение в корне изменило мое отношение к нему. И следовало отдать ему должное за то, что он не отступил от обещания, данного детям.
Тетя Эстер наблюдала за нашим разговором с неподдельным интересом, а голова ее склонялась набок, что сделало ее еще больше прежнего похожей на крошечную птичку. Когда я навещала ее в детстве, они с бабушкой всегда находили время для меня и моих бесконечных вопросов. Следовало ли и мне сейчас сосредоточить все свое внимание на своей тете или все же, взяв с нее пример, пообщаться с совершенно незнакомыми мне маленькими девочками?
Вздохнув, я повернулась к Натаниэлю:
– Сделай, пожалуйста, как ты и предлагал, заказ и для меня. А я скоро вернусь.
Направляясь в противоположный конец зала, я пребывала в полнейшем спокойствии. То ли просто была вконец измотана ежедневными тестами на профпригодность, то ли наконец-то привыкла к всеобщему вниманию. Я всей душой надеялась на последнее.