В опубликованной в Германии книге под названием «Das Marsprojekt», что в переводе значит «Марсопроект», доктор Вернер фон Браун разработал план путешествия на Марс, и план этот, либо его отдельные части, он не раз уже представлял на своих лекциях, а также написанные им статьи на эту тему многократно публиковались в выходящих в Северной Америке большими тиражами научно-популярных журналах. Он убежден, что уже теперь технически возможно организовать и отправить на Марс экспедицию из семидесяти человек.
Как только утренняя встреча в понедельник закончилась, Николь схватила меня за руку и потащила в дамскую комнату. Мгновение спустя за нами последовали Хасира и Сабиха. Сабиха прислонилась спиной к двери, как будто у кого-либо из астронавтов-мужчин могли сейчас найтись неотложные дела здесь.
Или, может быть, дверь блокирована была вовсе не для того, чтобы не пускать сюда мужчин. Ведь здесь не было ни Бетти, ни Виолетты. Николь прислонила меня к раковине, как будто я была нежным цветком, который необходимо холить и лелеять. Она взглянула на Сабиху и Хасиру.
– Видели, как Паркер смотрел на Бетти?
Мое сердце, удары которого начали уже ощутимо замедляться, снова забилось быстрее.
– Еще бы.
Хасира тоже кивнула.
– Уверена, она намеривается обнародовать историю с «Милтауном» на страницах мерзопакостного журнала, с которым сотрудничает в последнее время.
Слава богу, я находилась у раковины, на край коей немедля обеими руками и оперлась, поскольку подо мной подогнулись колени.
В своем неистовом стремлении продвинуться по карьерной лестнице Бетти уже однажды бросила меня на растерзание репортерам, но на сей раз ситуация представлялась гораздо более драматичной и всеобъемлющей, поскольку если история о том, что женщина-астронавт систематически принимала транквилизаторы, попадет в газеты, то ситуация для всех женщин-кандидаток в астронавты усложнится донельзя.
Крошечная рациональная часть моего мозга откуда-то из глубины души вскричала:
Ты паникуешь!
Я до боли в суставах вцепилась пальцами в край раковины.
1, 2, 3, 5, 7…
Голоса Николь, Сабихи и Хасиры доносились до меня будто сквозь набитый соломой матрас.
11, 13, 17, 19…
Должно же быть что-то, что я… Что мы могли бы сделать, ведь в одиночку мне на сей раз с критической ситуацией уж точно не справиться.
– Бетти.
– Что? – Николь немедля повернулась ко мне лицом.
– Мне нужно поговорить с Бетти. Паркер сам лично с репортерами общаться не станет. Репутацию свою безупречную запятнать побоится.
Я знала к тому же, что он так же искренне заботился о космической Программе, хотя как именно он эту свою заботу проявляет, мне категорически не нравилось.
– Если получится убедить Бетти в том, что не следует…
– Сейчас вернусь. – Сабиха рванула из дамской комнаты.
– Тебе понадобится подкрепление, – вскричала Хасира и рванула следом, и в такт ее повороту качнулся по дуге ее конский хвост на затылке.
Рядом со мной Николь достала из настенного диспенсера несколько бумажных полотенец и намочила их. Участливо спросила:
– Как себя чувствуешь?
Моя голова наклонилась вперед настолько, что подбородок уперся в грудь.
– Вроде бы ничего.
– Протри лицо. – Николь протянула мне влажные полотенца. – Тебе сразу полегчает.
– Ты говоришь, как моя мать. – Но я взяла полотенца, поскольку помнила, что в общем-то мама в подобных обстоятельствах всегда оказывалась права. Я смяла полотенца в руке и провела влажным комком бумаги по своим щекам и лбу и почувствовала себя и в самом деле ощутимо лучше. Спросила затем: – Как мы до такой жизни дошли?
– Так уж и дошли, хотя изначально все были добрыми да хорошими.
– Да уж… Раньше я, помнится, с Бетти дружила, а теперь… – Я пожала плечами. – Не следовало мне все же столь неимоверно злиться на нее из-за той дурацкой истории с герлскаутами.
Николь фыркнула.
– Да брось ты. Она сама тогда кашу заварила, ей и ответ за то было держать.
– Я тоже ту кашу, признаюсь, ладила.
– Может быть, может быть, но…
Дверь в туалетную комнату открылась. Хасира втащила Бетти внутрь, а за ними по пятам следовала Сабиха. Хасира отпустила Бетти и, скрестив руки на груди, встала рядом с Сабихой у двери. Бетти оглянулась через плечо, а затем в негодовании посмотрела на меня.
– Ну что ж… Я словно в старшие классы средней школы вернулась. – Ее губы изогнулись в сардонической улыбке. – Собираешься обвинить меня в том, что я шлюха?
Я положила комок влажных полотенец на край раковины.
– Собираюсь перед тобой извиниться.
– Вот именно! Как всегда собираешься.
– На сей раз извиняюсь. Мне жаль, что я столь крепко разозлилась из-за истории с герлскаутами. И скверно с тобой затем обращалась. – Я вздохнула и вытерла влажные руки о брюки. – И хочу попросить тебя об одолжении.
– На самом деле твое извинение вовсе не извинение, поскольку оно сопровождается ценником.
– Что верно, то верно.
– Да я в общем-то и не ожидала, что еврей отдаст что-то бесплатно.
Сквозь белый жар ярости я увидела, как Николь оттолкнулась от раковины и в сердцах воскликнула:
– Я нахожу твои слова оскорбительными!
– Вот даже как? Так и ты теперь тоже еврейка?
– Мне не нужно быть таковой, чтобы распознать оскорбительную лексику. – Николь стремительно приблизилась к Бетти и свирепо посмотрела на нее. – Ты была «ОСой» и все же забыла, почему мы вели войну.
– Причин для взаимных оскорблений нет. – То было вовсе не правдой, но мне пришлось притвориться, что так оно и есть, поскольку наше вмешательство не только не помогло, но и даже усугубило ситуацию. Я отошла от раковины. – Бетти, мне жаль. Могу ли я… Просто хотела поговорить с тобой. Не возражаешь?
Она на мгновение поджала губы, затем коротко кивнула:
– Продолжай.
– Не могла ли ты… Не могла ли ты в своих статьях в «Лайф» не упоминать то, что я употребляла «Милтаун?» – Напряжение скрутило мои ребра в узел. – Пожалуйста.
Она медленно покачала головой:
– Послушай, мне тоже жаль. Но правдивое освещение текущих событий – залог моей дальнейшей карьеры.
– Но под угрозой карьеры всех нас. – Я жестом указала на нас пятерых, столпившихся в ванной. – Женщины в космической программе и без того находятся на зыбкой почве. Как по-твоему, что произойдет, если окажется, что одна из них принимала транквилизаторы?
– Если ты и не полетишь в космос, так всего лишь вернешься в горячо тобой любимый вычислительный отдел. Твой муж участвует в Программе не на последних ролях, так что если я даже опубликую статью завтра, то, разумеется, тебе придется затем изрядно попахать, но подняться снова тебе позволят, и то станет всего лишь вопросом времени, меня же на полном серьезе в Программу не допускали и никогда не допустят, и оттого все, что у меня есть, так только работа в журнале «Лайф». Там и только там моя карьера. – Бетти уперла руки в бока и уставилась в пол. – Все же мне тебя жаль. В самом деле жаль.
Хасира склонила голову набок.
– А ты сама-то хочешь полететь в космос?
– Конечно же! – Голос Бетти дрогнул, и она сжала руки в кулаки. – Господи. Почему все думают, что мне все равно? Паркер без устали твердит, что никакой я не пилот, но я им являюсь, и… Да, к чему языками попусту молоть.
– Я научу тебя математике. – Предложение прозвучало до того, как мой мозг догнал мою речевую систему.
– Что?
– Раньше я преподавала в университете. Не только арифметику, но и предметы более высокого уровня. – Мое предложение, разумеется, было донельзя похоже на предложение Паркера аттестовать меня на «Т-38», если я не проболтаюсь о слабости в его левой ноге. Я вздохнула, выпуская свое эго наружу, а затем продолжила: – Сейчас Программе позарез нужны вычислительницы. Я научу тебя быть ею.
– А если я скажу «нет»?
Позади меня вздохнула Николь.
– Тогда мы возвращаемся в старшие классы средней школы. Мне многое известно о Паркере. И о его жене тоже.
Лицо Бетти побледнело. Я предположила, что она, возможно, спит с Паркером, но что бы ни происходило между Паркером, его женой и Бетти, для мня это значения не имело. Ведь Паркером я все же не была и уподобляться ему не намеревалась.
– Нет. – Я повернулась лицом к Николь. – Играть в подобные игры мы не станем. Если Бетти откажется нам помогать, то быть посему. Будем уважать ее выбор, и я, быть может, придумаю что-нибудь еще.
Челюсти Николь сжались, и она глянула на меня так, будто собиралась со мной поспорить. В зеркале над раковиной я видела отражение Бетти. Брови ее были сдвинуты, желваки ходили ходуном. Она бы убежала, но дверь позади нее охраняли Хасира и Сабиха, и смотрели они только на меня.
И в зеркале я увидела еще и себя. Вернее, то существо, в какое превращусь, если пренебрегу все же общечеловеческими ценностями ради собственного полета в космос. В зеркале я увидела Паркера.
– Мне жаль, Бетти, – сказала я. – Мне чертовски жаль, что я плохо с тобой обошлась. И мне жаль, что я пыталась запугать тебя, преследуя свои цели. – Повернувшись, я потерла лоб. – И как бы ты далее ни поступила, мое предложение обучать тебя математике по-прежнему в силе.
Она моргнула, глядя на меня, а затем, удивив всех – думаю, включая саму себя, – Бетти разрыдалась. На мгновение мы все застыли в удивлении. Не знаю уж, кто двинулся первым. Может быть, Николь. Может быть, Хасира. А может быть, и я сама. Но через мгновение все мы окружили бедняжку Бетти и сжали ее в своих объятиях.
И именно тогда я и поняла, что есть мы. Мы – леди-астронавтки. Все мы. И черт возьми, мы все рвались в космос.
Я не стала первой женщиной, побывавшей в космосе. И не стану первой женщиной, побывавшей на Луне. Моя роль заключалась в управлении командным модулем, вращающимся вокруг Луны, а уж на ее поверхность ступят мои коллеги-мужчины.