Совсем другое приходится сказать о польских летописях, уже принадлежавших позднейшему времени: постоянный риторизм (например, выдумывание речей действующих лиц), неуместное патриотическое тщеславие и религиозная нетерпимость, искажающие истину, – вдвойне заставляют сожалеть о большом их объеме. Мы этим вовсе не хотим сказать, чтобы эти летописи не заслуживали внимания. Без них обойтись нельзя: многие подробности в них и верны, и имеют значение, – но необходимо пользоваться ими с большой осторожностью и не слишком доверять. Первое место между польскими летописцами, по значению, принадлежит краковскому канонику и воспитателю детей короля Казимира – Длугошу (1415–1480), который, по своему положению, имел доступ к королевскому архиву. К его достоинствам надо отнести большое количество сведений, извлеченных как из устных рассказов, так и из русских летописей, а также прусских и польских, из которых некоторые не дошли до нас.
Из ученых сочинений, касающихся княжения Витовта, особенно выделяются труды Файгта, Каро, Ярошевича, Даниловича и Стадницкого.
В 1392 году Витовт сделался великим князем Литовским. Это событие вовсе не было простой переменой князя, оно было началом новой эпохи в ее истории: с Витовтом начинает Литва приобретать значение, при нем достигает высшей точки своего могущества и вместе с ним его теряет. Он уничтожает уделы, лишая удельных князей всякого значения, сажает в Смоленске своего наместника, распоряжается Киевским княжеством, смиряет своего соперника Свидригайло. Слабость Литвы обусловливалась не только ее раздроблением на уделы, но и разнородностью населявших ее племен, которые отличались друг от друга не только национальностью, но, что еще было важнее в то время, религией. Чтобы несколько сгладить это различие, чтобы удалить, по возможности, поводы к столкновению между католиками и православными, Витовт старался уравнять их дарованием тем и другим одинаковой свободы и льгот.
Стараясь таким образом упрочить внутренний порядок в Литовском княжестве, Витовт не менее энергично и успешно действовал и во внешних отношениях. Для Москвы, Новгорода и Пскова Витовт был постоянным грозным соседом, который не раз давал чувствовать свою силу. Татары видели его победителем у себя, среди степей, самое его имя пользовалось уважением в южных степях, татарские ханы искали у него защиты друг против друга, и даже победитель его Эдигей заискивал дружбы. Ягелло, собственно повелитель Витовта, не только не держит его в зависимости, но сам от него зависит. Сигизмунд, король венгерский и германский император, в своих грамотах к Витовту не знает, как выразить ему свое расположение и уважение. Прусские и ливонские рыцари с изумлением смотрят на могущество Витовта. Папские послы ставят Витовта выше всех германских государей.
Велико было могущество Витовта, обширны были и его планы: есть некоторые указания на то, что он хотел починить себе Псков, Новгород, даже Москву, иные приписывают ему намерение овладеть Польшей и Пруссией и образовать общеславянское государство.
Может быть, укажут на то, что эта слава, это могущество Литвы при Витовте не имеют особого значения в истории, так как были непрочны и исчезли со смертью Витовта. Но это исчезновение прежде всего еще больше подтверждает значение личности Витовта, а потом вовсе не лишает эпоху Витовта исторической важности. Витовт, создав, хотя и непрочное, могущество Литвы, тем не менее этим могуществом задержал на долгое время более тесное соединение Русско-Литовского княжества с Польшей. Будь Литва слабее, поляки, конечно, не преминули бы закрепить ее вполне за собой.
Польские летописцы все превозносят Витовта. Польские, русские и немецкие ученые единогласно признают важное значение его в истории Русско-Литовского княжества. Нельзя, конечно, согласиться с польскими летописцами и с польскими учеными, которые приписывают Витовту всевозможные добродетели: есть слишком достаточно доказательств его коварства, вероломства и жестокости. Для достижения цели он не затруднялся в выборе средств. Можно только прибавить, что не один он отличался этими качествами: их мы найдем и в Ягелло и в его родных братьях, и в прусских магистрах. Этим только, конечно и можно объяснить странное, теперь на наш взгляд, явление, что Витовт живет в дружбе с Ягелло, убийцей своего отца. Ягелло выказывает большое уважение и расположение к Витовту, убийце своего брата; рыцари, которых Витовт изменнически обманывал несколько раз и при этом вероломно избивал, всегда готовы заключить с ним союз вновь. Но, не признавая за Витовтом нравственных достоинств, нельзя на основании вышеприведенных фактов не признать его князем, вступление которого в управление страной есть новая эра для этой страны».
Часть II. Витовт Великий до Грюнвальдской битвы
Будущий великий князь Литовский Витовт родился в 1350 году в Трокском замке. Некоторые историки считают, что свое имя он получил в честь языческого бога Святавита, или его называли Вит, Витень, по-жемайтски «желанный», «господин». Возможно жемойтский вариант «Вит» и превратился в красивое имя – «Витовт». Историк В. Ф. Воеводский писал:
«Точный год рождения Витовта неизвестен. 1350 год считается лишь приблизительным, но общепринятым у большинства историков. В эпоху самой горячей борьбы Кейстута с Польшей и Русью, в Троках, в тамошнем княжеском замке, родился младенец, известный под именем Витовт. Младенцу этому суждено было в будущем приобрести большую славу и тем возвеличить свое имя.
Трудно предположить, каковы были религиозные убеждения Кейстута, достоверно известно лишь то, что сын его Витовт, рожденный от дочери боярина Видмунта, языческой вайделотки красавицы Бируты, воспитывался в языческой среде, впитывая в себя с детства освященные веками деспотические традиции. Шум вековых лесов, окружающих воды Трокского озера, шесть верст длиною и две шириною, меняющего четыре раза название: собственно Трокское, Гальве, Бражола и Скайсте, и языческая колыбельная песня, распеваемая у берегов этого озера, убаюкивали ко сну младенца, убаюкивали будущего богатыря Литвы, всосавшего с молоком матери своей безграничную любовь к своей древней родине и ее судьбам.
Тогдашняя литовская культура была на самой низкой степени развития и потому неудивительно, что мы так мало осведомлены о детских и юношеских годах жизни Витовта. Трокский главный замок, построенный на одном из островов, окруженный земляным валом и с трех сторон обмываемый волнами большого озера, врезавшегося в густой девственный лес, – вот краткий внешний абрис замка, а что касается его внутреннего убранства, то он, за исключением лишь главного зала, называемого судейским или посольским, и двух-трех лучших комнат, мало отличался от любой хижины зажиточного крестьянина. Все его украшения составляли немецкие трофеи: ружья и сабли, а также очень хорошей работы фрески. Некоторые из них в византийском стиле сохранились до начала ХХ века.
Несомненно также и то, что мать Витовта вайделотка Бирута, обманным образом увезенная Кейстутом – этим последним консерватором древней Литвы, из языческой кумирни в Полангене, не обращала на убранство замка особого внимания, а, наоборот, по призванию вайделотки, любя во всем простоту, применяла ее и в княжеской семье.
Молодые годы своей жизни Витовт провел в обществе пяти родных братьев и двенадцати двоюродных – сыновей Ольгерда, женатого на русской княжне, почему неудивительно, что и двор его в Вильне отличался сравнительно большой популярностью. Расстояние между Вильно и Троками не превышает двух часов езды, поэтому Витовт Кейстутович и Ягайло Ольгердович часто встречались и очень дружили.
Витовт, сын героя, наследовал после отца своего отвагу и храбрость – качества, не покидавшие его до конца жизни, на 24-м году которой Витовт женился. Мифические имена первой его жены Мария-Опрассия. Около 1377 года он сочетался браком с Анной, дочерью князя Святослава Ивановича Смоленского».
Летописи и хроники первый раз упоминают о Витовте, в 1370 году, как участнике битвы с крестоносцами у реки Рудавы. В 1368 и 1372 годах он участвовал в походах на Московское княжество, в 1376 году Витовт, князь Гродненский, участвовал в походе на Польшу. В 1377 году он возглавил поход на земли крестоносцев.
После смерти в 1377 году великого князя Литовского Ольгерда Гедиминовича Кейстут признал новым великим князем его сына Ягайло. Через три года Ягайло попытался уничтожить Кейстута Гедиминовича, проиграл, но фактически не был наказан. Кейстут, ставший великим князем Литовским, отдал ему Витебск и Крево. В междоусобной войне Ягайло, наплевав на свои же клятвы и обещания, обманом взял в плен своих дядю и двоюродного брата. Восьмидесятилетний литовский герой князь Кейстут Гедиминович по приказу Ягайло почти сразу же был задушен в Крево его холуями. Витовта держали в тюрьме в Вильно. После убийства отца в то же подземелье кревского замка тут же был переведен из Вильно и его сын Витовт, которого ждала такая же судьба, как и Кейстута. Фактически за день до своего убийства Витовт чудом бежал из подземной тюрьмы. Летописи сохранили описание побега:
«Переодетый в платье одной из служанок жены, допущенной к нему, Витовт в темную ночь был спущен в корзине во двор, сел в ожидавшую его повозку и ускакал. В ту же ночь выехала из Крево княгиня Анна с дочерью Софией». Погоня князя Витовта не догнала, жена князя Анна очень хорошо организовала побег обессиленного в тюрьме мужа.
Витовт попытался получить помощь у князя Мозовецкого Януша, мужа его сестры. Януш отказал и Витовт ушел к крестоносцам – его с почетом встретил сам великий магистр Конрад Ратенштейн. К Витовту стали стекаться все оставшиеся в живых соратники его великого отца. Сил для борьбы с Ягайло не хватало, а крестоносцы обещали помощь только в случае крещения Витовта. В октябре 1382 года князь-изгой пообещал принять христианство. Великий магистр Тевтонского ордена в Ливонии направил письмо Ягайло – с требованием вернуть земли Кейстута Витовту. В январе 1383 года Ягайло отказался это сделать, но предложил продолжить переговоры – в Княжестве не любили правителя-убийцу, и его положение «государя» было непрочно».