Поселившись в этом домике, я много размышляла о том, что знали первые люди. Они не могли появиться с разумом чистым, как у новорожденного, ведь тогда они быстро умерли бы от голода. Даже тигрятам приходится учиться охоте у своих матерей. Первые люди не могли научиться добывать пищу на основании теории. Они должны были обладать некими познаниями в охоте и строительстве убежищ. Был ли это один из Твоих экспериментов, Господи? Определение минимального набора навыков, необходимого виду, чтобы выжить? Или, быть может, это был очередной непреднамеренный побочный эффект, слабый отголосок информации, которой Ты снабдил первых обитателей мира Эридана пятьдесят восемь.
Есть еще одно знание, не менее важное, чем навыки выживания, которым, по моему мнению, должны были владеть люди с самого первого вздоха: что их создали с некой целью. Я не могу перестать думать о том, что, возможно, они об этом не знали. Вместо того чтобы испытывать гордость и честолюбие, они ощущали страх и замешательство в эти первые дни. Я пыталась представить, каково это – очнуться полностью сформированным, владеющим определенными навыками, но лишенным прошлого, потерянным в мире утративших память. Мне это кажется ужасным, еще более ужасным, чем то, что я испытала за последние несколько недель.
И это приводит к еще одному вопросу. Ради чего первые люди начали создавать цивилизацию, если не ради желания исполнить божественное предназначение? Холод и голод могли побудить их обеспечить себя самым необходимым, но зачем они двинулись дальше? Зачем начали творить искусство и технологии, которые сделали человечество таким, какое оно есть сейчас, если не ради выполнения Твоего замысла, Господи?
Я не знаю, но у меня есть теория.
Быть может, археология – не столь точная наука, как физика, но она основывается на физике. Физические законы позволяют нам исследовать прошлое; тщательно изучив состояние Вселенной, мы можем предположить ее состояние за секунду до этого. Каждое мгновение неизбежно проистекает из предыдущего, а за ним неизбежно наступает следующее; это звенья, соединенные во временную цепь.
Однако все временные цепи заканчиваются в момент творения; умозаключения могут довести нас до этого мига, но не дальше. Вот почему создание Вселенной является чудом: потому что случившееся в тот момент не было обязательным следствием момента предыдущего. Первая раковина, которую носит с собой Вильгельмина, действительно представляет собой свидетельство – не Божественного замысла, а того, что чудеса случаются. Та граница, где заканчиваются годичные кольца, отмечает пределы объяснительной силы физических законов. И из этого мы можем черпать вдохновение.
Потому что я думаю, что есть события другого типа, сходным образом не привязанные к временной цепи: это волевые поступки. Свобода воли – тоже чудо; делая истинный выбор, мы получаем результат, который нельзя свести к работе физических законов. Каждый волевой акт, подобно творению Вселенной, представляет собой первопричину.
Если бы у нас не было свидетельств чуда творения, мы могли бы думать, что физические законы способны объяснить все космические феномены, что привело бы нас к выводу, будто наше сознание сводится к череде естественных процессов. Однако мы знаем, что не все увиденное нами можно объяснить физическими законами; чудеса случаются, и человеческий выбор – одно из них.
Я считаю, что первые люди сделали выбор. Они оказались в мире, полном возможностей, но без указаний, как поступать. Они поступили не так, как мы могли бы ожидать, то есть не просто выжили; вместо этого они попытались стать лучше, чтобы превратиться в хозяев своего мира.
Мы, ученые, оказались в аналогичной ситуации. Свидетельства перед нами: деревья без годичных колец, мумии без пупков, движение Эридана пятьдесят восемь. Нам выбирать, что с этим делать. Мы всегда считали, что эти свидетельства определяют ценность нашей жизни, но это не так. Мы совершили такой выбор – а значит, можем выбрать иначе.
Я посвятила свою жизнь исследованию чудесного механизма Вселенной, и это принесло мне удовлетворение. Я всегда полагала, что это означает, что я поступаю в соответствии с Твоей волей, Господи, и что для этого Ты меня создал. Но если Ты действительно не задумал для меня никакого предназначения, значит, источником чувства удовлетворения была я сама. И это показывает мне, что мы, люди, способны сами создавать для себя предназначение.
Я не говорю, что путь будет легким. Мне нечего предложить семье Маккаллоу, кроме надежды, что они отыщут смысл в жизни без своего сына. Однако наши жизни часто бывали трудными, даже когда мы верили в Божественный замысел, и мы выстояли. И если мы всегда были сами по себе, то наш успех вопреки этому подтверждает наши способности.
Вот почему я вернусь на раскопки в Аризону, Господи, под Твоим внимательным оком или нет. Даже если человечество не является причиной сотворения Вселенной, я все равно хочу понять, как она устроена. Мы, люди, можем не быть ответом на вопрос почему, однако я продолжу искать ответ на вопрос как.
Этот поиск и есть мое предназначение, не потому, что Ты выбрал его для меня, Господи, а потому, что я сама его выбрала.
Аминь.
Тревожность – это головокружение свободы
Нат не помешала бы сигарета, но политика компании запрещала курение в конторе, и потому ей оставалось только нервничать все сильнее. Было без четверти четыре, а Морроу до сих пор не вернулся. Она не знала, как будет объясняться, если он не успеет вовремя. Отправила ему текстовое сообщение с вопросом, где он.
Зазвенел колокольчик – открылась входная дверь, – но это был не Морроу, а мужчина в оранжевом свитере.
– Здравствуйте. Я хочу продать призму.
Нат убрала телефон.
– Давайте посмотрим.
Он подошел и положил призму на стойку. Это была новая модель, размером с портфель. Нат повернула ее, чтобы взглянуть на счетчик сбоку: активация была произведена всего шесть месяцев назад, и призма сохранила более девяноста процентов «листов». Нат разложила клавиатуру, открыв экран, нажала кнопку «ОНЛАЙН» и стала ждать. Прошла минута.
– Может, он попал в пробку, – неуверенно предположил Оранжевый Свитер.
– Все в порядке, – ответила Нат.
Еще минуту спустя зажегся сигнал готовности. Нат набрала:
Проверка клавиатуры.
Через несколько секунд пришел ответ:
Порядок.
Нат переключилась в видеорежим, и текст на экране сменился зернистым изображением ее собственного лица.
Ее двойник кивнула и произнесла:
– Проверка микрофона.
– Слышу громко и четко, – ответила Нат.
На экране снова возник текст. Нат не узнала ожерелье на своем пара-я; если они купят призму, надо будет спросить, где та его взяла. Она посмотрела на мужчину в оранжевом свитере и назвала цену.
Он не смог скрыть разочарования.
– Так мало?
– Столько она стоит.
– Я думал, со временем эти штуки дорожают.
– Дорожают, но не сразу. Будь ей пять лет, мы бы вели совсем иную беседу.
– А если в другой ветви происходит что-то интересное?
– Да, за это можно заплатить. – Нат показала на призму. – А в другой ветви происходит что-то интересное?
– Я… не знаю.
– Придется вам самому выяснить это и рассказать нам, если вы хотите лучшее предложение.
Оранжевый Свитер медлил.
– Можете поразмыслить об этом и вернуться позже, мы никуда не денемся.
– Подождете немного?
– Сколько угодно.
Оранжевый Свитер раскрыл клавиатуру и быстро обменялся текстовыми сообщениями со своим пара-я. Закончив, сказал:
– Спасибо, мы вернемся позже.
Он сложил призму и ушел.
Последний посетитель закончил болтать и хотел заплатить. Нат подошла к его кабинке, проверила трафик данных на призме и унесла ее обратно в хранилище. К тому времени как она рассчиталась с ним, явились три клиента на четыре часа, включая того, кому требовалась призма, которую унес Морроу.
– Минуточку, сейчас я вас подключу, – сказала она. Пошла в хранилище и принесла призмы для двух посетителей. Усадила их в кабинки, и тут в дверях возник Морроу; растопырив локти, он нес большую картонную коробку. Нат встретила его у стойки.
– Ты едва успел, – прошептала она, смерив его яростным взглядом.
– Да, да, мне известно расписание.
Морроу отнес коробку в хранилище, вернулся с призмой и установил ее в кабинке для третьего клиента за несколько секунд до срока. Ровно в четыре на всех призмах зажглись сигналы готовности, и трое посетителей принялись общаться со своими пара-двойниками.
Нат проследовала за Морроу в офис за главной стойкой. Морроу уселся за стол, будто ничего не случилось.
– Итак? – спросила она. – Что тебя задержало?
– Я разговаривал с одним из санитаров в богадельне. – Морроу только что вернулся от клиентки, Джессики Элсен, разменявшей восьмой десяток вдовы с немногочисленными друзьями и единственным сыном, который был скорее обузой, нежели утешением. Почти год назад миссис Элсен начала приходить раз в неделю, чтобы побеседовать со своим пара-я; она всегда бронировала отдельную кабинку, чтобы пользоваться голосовым чатом. Пару месяцев назад она неудачно упала и сломала бедро и теперь находилась в доме престарелых. Поскольку старушка не имела возможности прийти в контору, Морроу каждую неделю носил ей призму, чтобы она могла продолжать свои разговоры. Это нарушало политику компании «СелфТок», но вдова платила за его услуги. – Он рассказал мне о состоянии миссис Элсен.
– Что с ней?
– У нее пневмония, – сказал Морроу. – Он говорит, это часто случается после перелома бедра.
– Правда? Какое отношение перелом имеет к пневмонии?
– Если верить этому парню, причина в том, что больные мало двигаются и сидят на оксикодоне, а значит, у них поверхностное дыхание. В любом случае миссис Элсен подцепила пневмонию.
– Это серьезно?
– Санитар считает, что она протянет месяц, максимум два.
– Надо же. Печально.