Сразу подумал: наверное, приезжие из какого-нибудь маленького городка, и одеты скромнее, чем… Чем те, что справа. Те одеты, безусловно, крикливее, и все непрерывно матерятся, включая подруг. И явно не бедность мучит их, заставляя ругаться, скорей это норма, просто – так повелось! И сразу наглядно видно, что именно язык – не только до Киева доведет, но и до беды, и до тюрьмы, легко. Чтоб материться, нужна соответствующая «установка», и вот: лидер гнобит аутсайдера – тот бегает, пугливо похохатывая, вдоль платформы, а лидер почему-то швыряет в него раз за разом своей грязной, но фирменнейшей кроссовкой, потом орет: «Принеси, урод! Слышишь, принеси! Урою!» (текст, сами понимаете, смягчен). И тот приносит – не подходя близко, кидает ему, и тот, даже не обувая кроссовку, снова швыряет ее, теперь уже за платформу, и изгой бежит, сопровождаемый руганью. Ускоренная школа языка. Увы – русского. И соответственно – жизни, идущей за языком. Девчонки злобно смеются, активно курят… в крутую компанию попали – надо же удержаться!
Компания слева от меня, вовсе не злобствуя из-за опоздания электрички, вдруг начинает играть в игру, в которую и мы играли когда-то во дворе. И потом в люди вышли. Игра, кстати, не из тупых: загадывается слово, и автор должен изобразить его жестами, остальные угадывают. Ну-ка… Паровоз? Точно! Девочки, исполняя очередное задание, в меру кокетливы, но без вульгарности. Мальчики серьезны, просты, улыбчивы. Что за компания, что за чудо такое в наши дни? Глядя на них, все больше удивляюсь и радуюсь. Школьный класс? Институтский курс? Да нет – навряд ли, увы. Никакой курс, никакой класс не внушает сейчас своим ученикам такого «закона положительности», правильного поведения, только наоборот, увы – закон стаи: сильному подчиняйся, слабого – рви! И вдруг – чудная, добрая компания. Скорее всего – это чудо сделал какой-то один человек и, наверное, увы, не официальный воспитатель. Может – отец вот этого умного мальчика, главного заводилы?
Надо это отметить, что-то сказать – нельзя пропускать такое.
– Ребята! – я делаю шаг. – Вы замечательные! Не дадите ли позвонить… забыл мобильник!
Без повода бы не решился их похвалить. Слава мобильнику! Вернее – отсутствию его. Веселый их разговор на мгновение прерывается. Наверное, вид мой дик – красен, взъерошен: бежал, опаздывал.
Наконец, самая милая девочка, чуть поколебавшись, лезет в сумочку, вытаскивает телефон. В кои-то веки мне нравится нынешняя молодежь!
– Скажите ваш номер! – осторожно произносит она.
– Номер? Да ладно, не надо. Спасибо!
Если Юра уже не Юра, то и смартфон его не возьмет.
Электричка пришла.
После долгого уединения в избушке на краю леса в электричку входишь как в праздник – хочешь сразу всего. «Ну?! Что? Где тут цивилизация?» Сладкий запах прелой, после дождя, одежды. Запотевшие от дыхания стекла. Теперь надо точно выбрать, к кому сесть, – нельзя терять пятьдесят минут, надо их жадно использовать! Но выбора, увы, нет: сесть можно лишь на одну лавку – и то место занято рюкзаком: соседи, мол, нежелательны! Ну ничего, разберемся!
Я подвинул чужой рюкзак и сел. Юноша с тонкой бородкой, держа перед собой телефончик, гонял по экрану пинками большого пальца каких-то монстров без головы среди однообразных руин. Не глянув на меня, нервно схватил свой рюкзак – отвлекают от главного! Вскочив, поставил его на полку – и, рухнув на место, продолжил бой. Хороший сосед для долгой дороги! Дальше, у окна, сидел какой-то бледный пацан, я почему-то подумал: «Детдомовец», – и тоже истязал телефончик. Или – телефончик его истязал? Отличнейшие соседи на долгий путь. Слепоглухонемотелефонозависимые!
На скамейке напротив – постарше человек. Но тоже не очень душевный. Его гаджет (другого слова не подберешь) лежал рядом с ним, занимая крайнее место. Его образ, можно сказать, сложился – хотя он ничего вроде не совершал. Дремал. Но как! За него гаджет выступал, место занимал.
Подруга его, у окна, спала, приложившись к его плечу, но об отношениях их трудно судить, даже, думаю, когда они бодрствуют: глаза – в телефон. Ну что за народ? И невозможно понять – одна ли эта компания или отдельные особи – никаких контактов между ними не наблюдалось: на то и гаджеты! Конец света уже наступил, осталась только «электронная версия»…
Но – вдруг повеяло жизнью! Размашисто сдвинув дверь, вошла румяная бабка с плетеной корзиной за плечами, сама в немалых летах, седая, но румяная. Свежести, запахов жизни в ней было больше, чем у всех этих, выпитых вампирами с их экранчиков. Ни один даже не шелохнулся: нас для них – нет! Постояв, бабка уверенно подняла со скамейки гаджет и, положив на колени полуспящему с девушкой, села рядом, поставив корзинку в проход. Запахи! Сладкий – вянущей листвы, из-под нее – горький запах грибов, еще читается остренькая клюква, тронутая морозцем. Но! Их ноздри не дрогнули.
Еще нет гаджетов, рассчитанных на нюх, поэтому и интереса к запахам нет. Но ведь появятся и такие! Прогресс неумолим. И что тогда будет? И ноздри туда уткнут! И унюхаются в хлам – ничего уже возле не замечая. Забьют последний канал, еще доступный! А он есть? Как-то неловко к этому приходить, сигналить друг другу исключительно запахами. Какими? Головокружительный запах леса их не берет! А что возьмет? Что может быть лучше-то? Или им – худшее подавай?
Отъехала дверь – и вошел мой знакомый! Давний. Очень. Сдуру я улыбнулся – но он в ответ распахнул свою сумку, вытащил гаджет и занырнул в него. И я не выдержал.
– Тимоха! Привет! Помнишь, в сто девяносто третьей в баскет играли вместе?
– …Не припоминаю, – процедил он. И, как щитом, прикрылся гаджетом.
Гад же ты!
Прямо неудобно с такими настроениями к медиамагнату являться. Надеюсь, хватит ума не бросать свои обвинения ему в лицо? Это уже наша проблема, как этими гаджетами «питаться». Считаю так!
А Юра – умный все-таки человек! – опоздал на встречу даже чуть больше, чем я.
– Извини, застрял на объекте!
Мы обнялись. И он сел. За тот самый стол, за которым из комсомола меня не исключил. Только знамени уже не было…
– Управляешь сознанием, как всегда? – спросил я. Дерзю?
– И даже подсознанием, представь себе! – бодро ответил он, не обидевшись. И не спросил даже: а где мобила?
– Да-а! – он глянул на меня с сочувствием. Я, видимо, сдал.
– Спокойно! – сказал я. – Могу все!
– Да читал, слыхал… Да уж… наблатыкался!
И этим словом, употребляемым у нас во дворе, оценил он мои успехи.
– Ну так поможешь? – добавил он, уже более душевно.
– Надеюсь, не в прежнем духе?
– В каком это?
– «Пенсионер Злобин избил ногами курьера, доставившего ему пенсию»?
– Не-е! – засмеялся он. – То уже – на помойке. Живая жизнь нужна!
– И что же мне писать?
– …А все, что ты считаешь нужным! Беру.
Дожил-таки я до райских дней! Не зря мы с ним встретились в нашем дворе.
И я прислал.
…Бедные богатые! Сперва я завидовал им, хозяевам жизни!.. Но потом на место зависти пришла жалость. Мягчает с годами душа! Иду по Невскому, и слезы наворачиваются, когда я вижу витрины их бутиков. Богатые, видимо, вынуждены это носить. Когда мой родственник из деревни после войны приехал поступать в вуз – одет он был примерно вот так же: кургузый пиджачок, выцветший галстук, повязанный на мятую клетчатую ковбойку. Но у него выбора не было. А у них? Тоже, похоже, нет. В народе считается, что богатые – это те, которые обманули всех. Но их-то как обманывают! Причем – они же, сами себя! Наживают деньги, выпуская бренды, достойные свалки, – и толкают за дорого. И, обогатившись, покупают такой же сор – потому как хорошего хитрый капиталист не произведет. Еще приучишь к хорошему! Избалуешь. А где на всех богатых хорошее взять? Делать хорошее – тяжело. Да и служит оно слишком долго – не будут новое покупать. А надо, чтобы все быстро! Подешевле сделать – подороже продать.
А где же пресловутая роскошь? А откуда ей быть? Некому ее создавать, да и некогда. Владелец главной сейчас мебельной фирмы пересадил всех на «ясельную мебель», на какой мы еще в яслях сидели. Бренд! И все довольны. Но не думаю, что до глубины души. Или – другого и не видели? Не застали уже? Обмишулили полностью сами себя. Такие полочки мы делали в школьном столярном кружке, а теперь их покупают как самое то! И ставят на них книги такого же качества, тяп-ляп – и готово. И если вдруг, взбеленившись, откажешься покупать за бешеные деньги чужую туфту – круговая порука эта развалится, и никто не будет покупать туфту твою, потому что не на что. Поэтому – покупай рванину по цене бархата, которого ты не увидишь уже никогда. Бедные богатые… Мы.
– Метко, – Юра позвонил. – Мне самому эти игры с модою не близки. Хожу в одном блейзере – видишь – круглый год!.. Вот жена, правда, занимается «высокой модой». Той самой, про которую ты пишешь… так жестко.
– Ну, так и не печатай. Не обеднею!
– Еще чего! Текст что надо. Беру!
Следующая история о том, как я ехал к нему без мобильника на электричке, – боюсь, будет медиамагнату серпом по чреслам.
– Надеюсь, в этот раз я никого не обидел? – я осторожно спросил.
– …Нет, – сказал он, чуть помедлив. – Правда, жена моя занимается дизайном чехлов для гаджетов.
– Я чехлы не трогал!
– Вот это я ей и сказал.
Однажды мы (так с Юрой же и самим!) шли по пляжу в Репино, увидели стекляшку-ресторан и решили зайти.
– Вообще-то, мероприятие проводится, – сказал официант.
– Мы тут с краешка, под пальмой. Обедню не испортим! – сказал Юра.
– Да тут вроде свадьба! – как-то неуверенно произнес официант.
– Обещаем – драки не будет, – это сказал уже я. – Если не закажете.
Шел на сближение. Официант, пожав плечами, ушел. Как-то без энтузиазма он. Видно, еще не решил – обслуживать ли. Все у нас как-то неопределенно. Да мы и сами, честно говоря, не решили – обслуживаться ли. Обстановка какая-то странная. Невеста в длинном развевающемся платье бежала через холл за руку с женихом, фреска на стене изображала южное море, скалы, оливковые ветви… И вдруг…