– О Матвее можно не волноваться, – ответил он. – Его заберет родная тетка, матушка Евгения. Думаю, мальчик уже у нее…
Не умела Агата Кристафоровна не только врать, но и проигрывать. Сорвав в злости перчатки, бросила в снег. Так рассердилась.
– Поздравляю, мой милый! И здесь обскакал…
Наклонившись, Пушкин поднял перчатки и протянул хозяйке.
– Тетя, вы блестяще разобрали этот ребус…
Похвала для женщины, как живительная влага для цветка.
– Так ты признаешь, что мы с Агатой нашли верное решение? – спросила тетушка почти миролюбиво, забирая у него перчатки.
– Признаю. Только дело сложнее, чем вы думаете. Чтобы закончить его, прошу вашей помощи, Агата… Хотя не имею на это право. Как чиновник сыска…
Агата не верила своим ушам: без нее Пушкин не сможет раскрыть дело. Звучало… ну как музыка небесных сфер. Она смекнула, что этот бесчувственный, холодный, наглый, милый человек, который спас ей жизнь, оказался в ее руках. Таким редким шансом надо воспользоваться.
– Я не против помочь вам, – сказала Агата немного капризно. – Но при одном условии: скажите правду о Валерии… Она убивала тех несчастных мужчин в Ницце?
– Вероятность больше пятидесяти одного процента, – ответил Пушкин.
За что немедленно получил шлепок по плечу от тетушки.
– Оставь свои проценты для полиции! – заявили ему. – С дамами так не разговаривают.
– Ничего, я привыкла, Агата Кристафоровна, – мадемуазель Керн была сама покорность. – Но не могла же Валерия убить собственную мать?
– Не могла, – согласился Пушкин, ожидая очередного шлепка. Тетушка пожалела ладошку.
– Тогда кто же убил Полину Андреевну Алабьеву? – не отставала Агата.
– Ответ будет после поимки убийцы.
– Хорошо, пусть так. – Агата снова начала кусать губы: привычка, с которой она боролась, когда о ней вспоминала. – Но зачем Валерия вызвала меня? Неужели хотела представить убийцей перед французской полицией?
– Эту версию мы оставим для месье Жано, – сказал Пушкин.
– А на самом деле? – вступила тетушка.
– Иногда неведение лучше, Агата.
– Нет, я хочу все знать! – упрямо заявила она.
– Валерия говорила, что с вашей помощью хочет проучить мачеху.
Агата молча кивнула.
– Вероятно, создав ситуацию, когда Лидия Павловна попадет в безвыходное положение…
– Да, я должна была вскружить голову ее любовнику, кто-то из служащих «Стабильности», назначить ему свидание в номере гостиницы. Лидия Павловна должна была об этом узнать, примчаться в номер, застать любовника, ну и так далее…
– Когда бы они начали мириться в постели, в номер вошли бы три свидетеля. Факт измены для развода господина Алабьева был бы зафиксирован.
– Фу, какой ты мерзкий! – сказала тетушка, которая не выносила называть некоторые вещи своими именами.
Агате оставалось признать правоту чиновника сыска. Чего ей очень не хотелось.
– Что на самом деле должно было случиться?
– Валерия готовила ловушку для мадам Алабьевой, – сказал Пушкин. – Ваша роль – приманки. Лидия Павловна должна была оказаться в номере с вашим трупом. Валерия появилась бы там же и предложила ей бежать во Францию, посулила бы денег. При одном условии: согласие на развод с отцом. Мадам Алабьева является в Ниццу и попадает в лапы инспектора Жано. Дальше – под гильотину. За убийство четырех человек и матери Валерии… Доказательства Валерия предоставила бы… Выплеснув кофе на мадам Алабьеву и сунув вам чашку в руки, она создала причину ненависти Лидии Павловны к баронессе фон Шталь. То есть подписала вам смертный приговор… Должен заметить: никакого любовника у Лидии Павловны не было и быть не могло.
– Но почему? Она же молодая красивая женщина, хотя и замужем…
– Именно поэтому.
– Хранила верность Алабьеву?
– Можно сказать и так…
На Агату было больно смотреть, так сильно она переживала правду. Тетушка взяла ее под руку.
– Говорила тебе, моя милая, не имей дела с этим семейством… Ну, хорошо, что все кончилось.
– Не кончилось, пока я не поймаю убийцу, – сказала Агата с такой решимостью, будто шла в последний бой. – Господин Пушкин, сообщите, что я должна сделать…
Решимость произвела впечатление. Но чиновник сыска умел скрывать чувства. И мысли.
Мало того что шинель не вернули, так опять из пристава делали пешку в чужой игре. Он понять не мог, для чего требуется делать нечто столько глупое, что и городового насмешишь. Какой в этом смысл? Чего добивается господин Пушкин? Ответов не было. Конечно, ничего противозаконного от Носкова не требовалось, в случае чего можно сослаться на ошибку. Все одно неприятно, когда держат в неведении. Делай, что сказано, и рта раскрыть не смей.
Тем не менее мысли свои пристав держал при себе. И в точности исполнил то, что от него просил чиновник сыска. Мертвецкая была подготовлена. Доктор Воздвиженский ждал у стола, покрытого простыней.
Как только мадам Алабьева вошла в участок, Носков поспешил к ней, отдал честь и осведомился о самочувствии. Дама была в слезах, но держалась. Пристав спросил, не желает ли мадам для храбрости пропустить рюмочку. От водки Лидия Павловна отказалась. Она хотела скорее закончить мучительную процедуру.
Носков галантно предложил локоть, мадам Алабьева оперлась о твердые мышцы полицейского и пошла с ним через двор. Пушкин, не слишком скрываясь, следовал за ними. Как зритель, опаздывающий на спектакль.
Перед дверями мертвецкой Лидия Павловна остановилась, никак не решаясь войти. Приставу пришлось убеждать, что дело пустяковое, нестрашное, чем быстрее начнут, тем быстрее закончится. Собравшись с духом, она вошла.
Доктор Воздвиженский вежливо поздоровался. В руке он держал пузырек: без нашатыря явно не обойтись. Под простыней находилось нечто большое. Мадам Алабьева невольно прижалась к Носкову.
– Прикажете открывать? – спросил доктор.
– Мадам, вы готовы? – заботливо спросил Носков.
– Да-да, только скорее, прошу вас, – чуть слышно проговорила Лидия Павловна.
Пристав кивнул. Простыня отлетела в сторону, открыв тело крупного мужчины.
Зажмурившись, мадам Алабьева при помощи пристава сделала два шага к столу.
– Знаком ли вам этот человек? – последовала дежурная фраза.
Она открыла глаза.
Воздвиженский приподнял пробку пузырька, чтобы немедля оказать помощь. Помощь не требовалась. Лидия Павловна смотрела на тело и не думала падать в обморок. Казалось, мадам больше удивлена, чем напугана.
– Боже мой, – наконец проговорила она, схватившись за лицо. – Это мой муж… Это Макар Иванович…
– Подтверждаете, мадам? – Пристав сохранял служебное спокойствие.
– Да, да… Это он…
– Тогда оформляем протокол опознания… Прошу проследовать со мной в приемную часть, мадам, для составления документа по форме…
Закрыв лицо ладонями, Лидия Павловна выбежала во двор. Не замечая Пушкина, который, подпирая плечом дверной косяк, наблюдал за опознанием.
Носкову потребовалась некоторая внутренняя борьба, чтобы признать очевидное.
– Ничего не понимаю, – сказал он.
– Все очевидно, Михаил Николаевич, – ответил Пушкин.
– Что очевидно? Это ведь тот утопленник, которого артельщики убили…
– Артельщики вытащили тело из проруби. Мадам Алабьева подтвердила: ее муж.
– А кто же тот, – пристав мотнул головой в сторону стеллажей.
– Не ее муж. Похож на Алабьева… Не забудьте вернуть вдове связку ключей. Ей может пригодиться: вдруг в сейфе найдутся не только деньги.
– А что же еще?
– Самое ценное: бумаги. Например, завещание…
Лидия Павловна подписала протокол не глядя. Чтобы скорее покинуть участок. Но уйти ей не дали. Выразив соболезнования, Пушкин просил уделить ему минуту.
– Понимаю ваше горе, мадам, – сказал он. – Вам предстоят трудные дни: хоронить не только падчерицу, но и мужа. Затем оглашение завещания…
– Мне это известно… Что вы хотите?
– Вы делали заявление: некая баронесса фон Шталь угрожает вашей жизни…
Мадам Алабьева брезгливо скривила губы.
– Какое это имеет значение… Я потеряла мужа…
– Тем не менее проведен розыск. Оказалось, что на баронессу было совершено покушение: ее похитили и пытались утопить в проруби. К счастью, она выжила… После таких испытаний ей требовалось восстановить силы. Мы оставили ее в номере «Лоскутной». Завтра утром снимем допрос.
– Для чего мне это рассказываете, господин Пушкин?
– Высока вероятность, что убийца вашего мужа и тот, кто покушался на баронессу, – одно лицо. Завтра мы узнаем его имя. Убийца будет арестован и предан суду… Вас проводить до дома?
– Благодарю, дойду сама, – проговорила Лидия Павловна и покинула участок. В кулачке она сжимала связку ключей.
Дело близилось к полуночи. Портье «Лоскутной» зевал в кулак и протирал глаза.
К стойке подошла дама, скромно, но прилично одетая. Лицо ее прикрывала вуалетка, чтобы защищать в мороз нежную кожу. Она хотела знать, в каком номере проживает ее подруга, баронесса фон Шталь. Портье умело замялся. На конторку легла бумажная купюра. Мадам заплатила даже больше, чем принято. Открыв книгу регистрации, портье нашел номер, в котором остановилась баронесса. Вежливо поблагодарив, дама поднялась по широкой лестнице, застеленной мягким ковром, на третий этаж.
Номер был слева по коридору. Она осторожно постучала.
– Кто там? – послышался слабый голос из-за двери.
Дама назвалась подругой Валерии: она хотела сообщить нечто важное. Потребовалось некоторое время, чтобы щелкнул замок. Дама решительно толкнула дверь.
– Что вам надо? – вскрикнула баронесса, отступая. Выглядела она ужасно: шея замотана толстым шарфом, на голове тюрбан из полотенца. Больная куталась в одеяло, как в бурку. – Уйдите, или я закричу…
Угроза не подействовала. Дама прошла вперед, не затворив дверь.
– Вы совсем расхворались, бедняжка, – сказала она, двигаясь так, чтобы отрезать путь к побегу. Баронесса вынужденно отступила к дивану, на котором до этого спала.