— Слышь, каратист… Катись отсюда к японой маме, если жить хочешь. Это моя баба. Понял?
Козлов швырнул Юкио на кровать, как котенка.
— Он хочет, чтоб ты сегодня уехал, иначе убьет обоих, — быстро затараторила Зинаида по-английски. — Сначала меня, потом тебя, или наоборот, это для него не имеет принципиального значения.
— Но у нас свадьба!..
— Сейчас не до свадьбы. Уезжай, любимый! Я хочу тебя спасти!
И Архипова умоляюще протянула к Юкио руки.
— Позовем полицию! — воскликнул японец.
Расслышав знакомое слово, Козлов молча поднес нож к горлу японца. Японец заклокотал.
— Это не поможет, — заплакала Архипова. — Это же русская мафия! Прошу, уезжай! Я тебе позвоню.
— Кончай с ним бакланить! — рявкнул Козлов. — Собирай шмотки!
— Сейчас, Витя…
Слезы текли рекой. По этому делу Архипова была непревзойденной мастерицей. Причем она сама не смогла бы сказать, как это у нее получается. Надо было заплакать — плакала. Надо было зареветь — ревела. Надо зарыдать — рыдала. Сколь угодно долго и сильно.
Архипова судорожно затискивала вещи в пакеты. Не забыла и о свадебном платье — выжулькала его из-под кровати. Юкио в ужасе взирал на происходящее.
— Любимый! — причитала Архипова. — Я хочу, чтобы ты жил! Я тебе позвоню!
— Харакири! — подтвердил Козлов, вращая перед носом японца страшным тесаком. — Якудза хренов!..
— Он велит, чтобы к вечеру тебя не было, любимый, — перевела Зинаида.
Козлов вытолкал Архипову в коридор. Едва оказавшись за дверью, она не только мгновенно перестала плакать — слезы удивительным образом высохли. Архипова сморщилась, выдернула руку.
— Дурак… Не мог потише хватать? Синяки будут.
— Ничего, до свадьбы заживет! — хохотнул Козлов. Даже будто бы и вполне добродушно.
— До свадьбы, блин… А работать как?
— Отпуск возьмешь, — вновь жизнерадостно улыбнулся Козлов. Они неторопливо спускались по лестнице. — Зато он точно улетит и больше не сунется. Придурь узкопленочная…
— Что, неплохо сняли?
— Неплохо, — небрежно бросил Козлов. — Шестьдесят семь тонн.
— Нормалек, — обрадовалась Заноза. — Можно и в отпуск. А на билет-то самураю оставили?..
— Конечно. Мы ж не звери! — хохотнул Козлов.
— Ты знаешь, — начала жаловаться Архипова, — у него штучка такая маленькая… Я и так, и эдак…
И остановилась, как вкопанная.
Навстречу поднимался (она узнала его, несмотря на дичайший маскарад) Никита Уваров, а вместе с ним еще какой-то невысокий кент тревожной наружности. Васю Рогова Зинаида не знала, да это было не так уж и важно.
— Ну, здравствуй, Зинуля… — приветливо улыбнулся Уваров, тряхнув косичками. — Какой у тебя приятель солидный. Познакомишь?
— Здрасте… — пролепетала Архипова.
— Вы случайно, не в загс собрались? — поинтересовался Уваров. — Только там сегодня санитарный день. Можете не спешить.
— Я вас сам обвенчаю. — Рогов достал наручники.
Козлов глянул вниз. За дверью маячили милицейский микроавтобус и какие-то люди. Он вздохнул и протянул руку. На ней захлопнулся второй наручник.
На улице было очень тепло, будто бы не поздняя осень сейчас, а весна. Две вороны бились за хлебную корку. В сквере ранний пьянчужка мычал невнятное регги. Виригин курил сигарету и вежливо беседовал с переводчиком-японцем. Переводчик нервничал: недавний новичок, с уголовкой в Петербурге он еще не связывался.
— Обыкновенные нормальные жулики, — успокаивал его Максим. — Могли бы убить, а они только деньги отобрали…
Рогов вывел задержанных из дверей, подтолкнул к микроавтобусу. Заноза хныкала. Козлов залез молча, резанув собравшихся коротким холодным взглядом. Переводчик поежился.
— Порядок? — спросил Виригин.
— Окольцевали, — кивнул Рогов.
Уваров тоже скользнул в автобус. Там уже куковал в наручниках портной Емелин. Увидал подельников, отвернулся.
— Нельзя, Зина, оперов динамить, — укорил Уваров Занозу. — Я-то ведь с тобой по-хорошему…
— Я не динамила, — не слишком уверенно ответила Архипова.
Виригин затушил сигарету, кивнул на Емелина:
— Портняжка ваш уже облегчился. Дело за вами…
Козлов с ненавистью глянул в затылок «портняжки». Тот, хоть и не видел взгляда мрачного Вити, вздрогнул. Есть люди, взглядом прожигающие стены… Ничего, у Козлова будет несколько лет для практики.
Рогов достал из машины сверток и отправился с переводчиком в отель. Они едва убедили Юкио открыть дверь. Тот не верил даже своему соотечественнику, натурально вообразив, что по-японски заговорил злодей Козлов, решивший все же расправиться с незадачливым женихом. Решили уже открывать дверь гостиничным ключом, но тут Юкио все же взял себя в руки.
Первым делом Рогов попросил его позвонить в свой банк. Юкио долго ворковал по-голубиному по мобильному телефону, дважды продиктовал номер кредитки, закатывал глаза, издавал гортанные непонятные звуки… Наконец отключился. Жалостно посмотрел на Рогова. Произнес длинное страстное ку-сю-мисю-каря-маря.
— Осталось восемьсот долларов, а было семьдесят тысяч, — перевел переводчик.
Рогов кивнул. Сказал зачем-то:
— Вот тебе и суши, вот тебе и сашими…
Велел переводчику не переводить.
Юкио снова сказал: кусю-мисю-каря-маря.
— Это невозможно, — перевел переводчик. — Никто не знал его пин-код. Даже родная бабушка…
Рогов вытащил из свертка прибор для набора пин-кода. Тот самый — для перераспределения трудовых и нетрудовых доходов любителей русских невест.
— Знакомая штука?..
Юкио внимательно посмотрел на прибор. Спросил, можно ли взять в руки. Повертел, обнаружил пластилиновую пластину, издал протяжный боевой клич.
— Это из ателье, — перевел переводчик.
— Наше ноу-хау, — не без некоторой даже и гордости порадовал Василий. — У вас в Японии еще не додумались. С его помощью пин-код узнали, а деньги через банкоматы сняли. Сегодня ночью.
— Но карта всегда при мне! — воскликнул Юкио, выслушав перевод.
— Пусть невесте спасибо скажет, — пояснил Рогов. — Пока он спал, она ее напарнику передала, а после вернула. Мы со вчерашнего дня за ними следим. Он у нее не первый.
Юкио схватился за голову.
Он расстроился больше, чем в первый момент из-за денег.
Он проиграл больше: проиграл любовь.
Хорошо, все же, что теперь не надо по всей строгости соблюдать законы самурайской чести. А то пришлось бы делать харакири.
— Деньги мы изъяли, правда, в рублях, — успокоил Вася. — Надо съездить написать заявление в милицию.
Юкио безучастно кивнул головой. Одно заявление он здесь уже писал…
За соотечественника забеспокоился переводчик:
— А что же он будет делать с рублями? Столько рублей…
— Полтора миллиона где-то, — равнодушно кивнул Рогов. — Матрешек пусть купит. Для бабушки…
Муся и Пуся, во-первых, были обижены на хозяина. Бросил на произвол судьбы, оставил какому-то недотепе, и вот результат: чуть не умерли от страха, досады, голода и темноты. Во-вторых, от болонок пахло самогоном. И походка у них была несколько нетверда, особенно у Пуси, который постоянно натыкался на ножку кухонного стола. Видимо, давали знать о себе алкогольные пары.
Но на Егорова все это не произвело какого-то особого впечатления. Он злился на Рогова, утешал и кормил болонок как-то автоматически. Мысли его были где-то далеко. Он даже — невиданное дело — забыл перед прогулкой облачить болонок в попоны.
На углу собачки тревожно затявкали. Егоров, доселе пристально изучавший узоры на асфальте, поднял голову и увидел знакомого ротвейлера. На сей раз, правда, в наморднике и на поводке. Егоров проследил взглядом за поводком и обнаружил на другом его конце лысого человека в кожаной куртке. С ним тоже произошла перемена: улыбался как-то подобострастно. Сказал:
— Доброе утро.
Взгляд Егорова потеплел.
— Вот, — кивнул на ротвейлера. — Совсем другое дело. Теперь не страшно. Можно гулять сколько угодно.
— Только до суда, — вздохнул бритоголовый, — под подпиской…
Максим Виригин помнил поговорку: возвращаться — плохая примета. Помнил и помнил, никогда к ней никак не относился. Примета и примета, поговорка и поговорка…
Но сейчас, воткнув компьютер обратно в розетку и восстановив подключение к Интернету, он набрал поговорку в поисковом окне.
Девять тысяч семьсот двадцать шесть упоминаний!
Есть материал для размышлений.
Что же там пишут умные люди?
«Иначе действительно есть опасность вернуться не в лучшие времена, а возвращаться, как бытует поверье, плохая примета», — бубнил политический обозреватель.
«Я оставил титул чемпиона Европы, и возвращаться к нему не собираюсь», — решил, как отрезал, боксер Виталий Кличко.
«Я редко вновь встречаюсь с той же самой девушкой. Не зря же сказано, что возвращаться — примета опасная», — делился опытом ловелас на каком-то глянцевом сайте.
Все не то, не то…
А вот интереснее, дискуссия на форуме: «Вот все говорят: плохая примета, плохая примета, а что значит — никто не знает!! Пример: возвращаться — плохая примета (а конкретней?), зеркало разбить — плохая примета, бабулю с пустым ведром на лестнице увидел — плохая примета!? Почему?»
И тут же следовала ссылка на интервью Председателя Общества Ниспровергателей Примет. Оказывается, есть и такое.
Хорошее, наверное, общество.
Виригин нажал на ссылку…
По коридору родного главка Егоров шел неуверенно. Удивительное дело. Раньше он чувствовал себя здесь полновластным хозяином, и это все остальные становились слегка неуверенными, увидав бравую фигуру Сергея Аркадьевича. Но теперь у него появился странный комплекс самозванца. Вот, форму надел, а все кажется, что на шее болтается дурацкий галстук «пожар в джунглях». А в голове вертится не менее идиотская фраза милого дяди Володи: «Крокодила — нет, не понимаю…»
— Заходите, Сергей Аркадьевич, — приветливо крикнул Жора Любимов из приоткрытой двери.
Егоров зашел. Вася сидел за столом, склонившись над бумагой.