— В машину!!! — заорал Змей так, что Юля вздрогнула. — Закрой этот хренов, твою мать, люк! Никитич, сюда!
Илья Никитич бросился к десантному отсеку, расположенному над моторной частью, рассчитанному на пять бойцов, и уже почти достиг его, почти ухватился за открытый люк, чтобы на ходу в него запрыгнуть, как громадная, мощная лапища ухватила его за ногу, одним мощным рывком свалила на землю и поволокла обратно.
— Аааааааа, сука!!! Никитич!!! — Змей палил куда-то поверх него, пули достигали цели, но проку от этого было мало.
Стахов попытался извиться, перекрутиться на спину и отстрелить эту лапищу, но тот, кто его удерживал, позаботился о том, чтобы он сделать этого не мог. Все, что Стахову оставалось, это отчаянно цепляться за асфальт, обламывая ногти и стирая до крови пучки пальцев. Но слишком быстро асфальт закончился. Под руками заскользила влажная сырая земля, кое-где пробитая тонкими сухими стебельками сорняка. Изливающий желтый свет прожектор становился все дальше, а тьма вокруг барахтающегося Стахова наоборот — все сгущалась и сгущалась…
— Значит, слушай меня внимательно… — отдыхиваясь, обратился через стенку, отделяющую десантный отсек от башни Змей к Юле.
— Они утащили Бороду и Стахова… — донеслось оттуда.
— Я знаю, не перебивай, — Змей облизнул пересохшие губы, проглотил застывший в горле ком. — Значит, выбор у нас с тобой невелик: либо ты садишься за руль, а я стаю на пушку, либо наоборот — ты остаешься там же, где и сейчас, а я бегу за руль. Предупреждаю сразу: пушкой управлять сложнее, чем машиной. Решайся.
— Но я не умею обращаться…
— Я тебе буду все объяснять по ходу. Там управление как у игрушечной машины — руль и две педали, разберешься. Ну, рожай быстрее! Пушка или руль?
— Послушай…
— Нет, это ты меня послушай! — рыкнул Змей, для которого не существовало никакой разницы в общении между девушкой и непонятливым, лопоухим сталкером. — Я тебя сюда не приглашал. Ты зачем-то сама приперлась, так что теперь не филонь. Выбирай: пушка или руль?
— Ты там подбирай выражения, самоделкин! — выпалила Юля, сверля взглядом в отделяющую их стену. — Я тебе не…
— Пушка или руль, твою мать?!! — вскричал Змей, и Юля импульсивно, даже не задумываясь, выпалила: «Руль!». Хотя уже в следующую секунду пожалела, что приняла необдуманное решение. Ведь теперь придется вылезать из башни и заскакивать в передний, водительский отсек.
— Хорошо, — быстро проговорил Змей. — Времени мало. Бороде уже ничем не поможешь. Даже если оборотни его не сожрали, он все равно истечет кровью… — затем понизил голос до шепота. — Прости, брат. — И продолжил: — Никитича потащили живым. Мы должны проверить. Не уедем, пока не убедимся, что ему уже не помочь, поняла?
Юля, больно ужаленная подобным обращением, хотела что-то сострить на счет того, что оборотень не того утащил, что-то подсказывало ей, что лучше не вступать сейчас ни в какую словесную перепалку. Ведь остались они со Змеем вдвоем. Нет Бороды, нет Стахова, который еще десять минут назад уверял, что она справится.
За бортом послышался громкий рык. Гораздо громче, чем даже когда Юля пришпиливала одну из этих тварей к дереву. Так, словно пришел голодный самец. И тут же вдали послышался надрывный человеческий крик. О, Господи, — внутри у Юли все похолодело и стянулось в упругий комок. — Кто это был? Стахов, Борода?
— Задача немного усложняется, да? — иронично улыбнулся Змей. — Сейчас я посмотрю, что там творится. — Скрипнул люк. Пауза. Снова скрип. — Мне их не видно, загляни в перископ — он прямо перед тобой.
Прибор ночного видения был, конечно же, весьма кстати, но сказать, что Юля увидела в заснеженном экранном мерцании хоть какое-то четкое движение, было бы ошибочно. Нет, движения, безусловно, были, но они были такими нечеткими, такими размытыми, что, казалось, будто это вздымаемая ветром пыль водит хороводы пыли вокруг Елки-«Бессонницы».
Для надежности Юля — как это часто делают в подобных ситуациях — пару раз хлопнула по прибору рукой — вдруг изображение станет четче? Впрочем, ожидаемого результата это не дало, и она отпрянула от окуляра.
— Ничего не вижу, — сказала она, безвольно откинувшись на спинку сиденья. Хорошо это было или плохо она еще не знала, но еще более помрачневшее предчувствие, подсказывающее, что это еще не конец, не покидало ее. В ее голове вращался, словно упавшее на лопасть вентилятора птичье дерьмо, только один вопрос — если она попросит у Змея чтобы ей остаться здесь, на пушке, а не перебегать в водительский отсек, то тот обзовет ее каким-нибудь нелитературным словом или все-таки согласится?
— Значит, слушай сюда, малая. Сосчитай до трех и вываливайся ко всем чертям из башни. Люк над водительским местом открыт настежь. Как запрыгнешь внутрь, дай понять, что ты уже на месте, поняла?
— Поняла, — настолько тихо, что и сама едва услышал свой голос, ответила Юля.
— Оса, ты меня поняла?! Не слышу!
— Поняла! — выкрикнула Юля и ухватилась за рукоять люка над головой.
Эх, жаль прожектор остался светить на обочину! Если бы его можно было повернуть, осветить себе пространство впереди… — с сожаленьем подумала она.
Раз… Два… Три… (Перекрестилась? Вспомнила, может, какую молитву? Давай!!!)
Расстояние между люком в башне, откуда выскользнула Юля, до открытого, похожего на крышку унитаза, люка над водительским местом, при обычных обстоятельствах можно преодолеть в два средних шага. Но обычные обстоятельства остались далеко позади, а поэтому Юля, схватившись за ствол пушки как за поручень, преодолела это расстояние в один прыжок. Перед самым люком, ухватившись обеими руками за его крышку, она на мгновенье задержалась. Заглянула в темное пространство, едва освещаемое несколькими датчиками на приборной панели. Страх окунуться в неизвестность, в некий желоб неопознанности, по которому она могла скатиться в пасть преисподней, вынудили его засомневаться и на мгновенье оглянуться.
Но сзади никого не было. Зато в свете отведенного в сторону прожектора мелькнул огромный черный силуэт. Юля бросила туда испуганный взгляд, но тварь, несмотря на то, что была не меньше трех с половиной метров в высоту, передвигалась на удивление резво — в свете пронеслась только горбатая спина, усеянная клочками короткой серебристой шерсти. А в следующий миг что-то огромное, живое и дышащее с прихрапом, оказалось у Юли за спиной.
Ветер скрыл звук прыжка, завуалировал за своим свистом звук приземления, но не мог он отвести от Юлиного слуха это дыхание. Злобное, яростное, неумолимо предсказывающее наступление смерти.
Она всем своим естеством прочувствовала, да что там прочувствовала — увидела спиной, как громадный, могутный, имеющий около четырех метров роста самец-оборотень, вскочив на башню, протягивает к ней свои длинные руки-лапы. Медленно, дабы не спугнуть загнанную на край пропасти курицу, дабы не допустить, чтобы она сиганула вниз, не дать ей спастись от приготовленной для нее участи хотя бы в такой утопический способ…
Юля хотела оглянуться, хотела убедиться, что ее не обманывает шестое чувство, но потом вдруг четко поняла — стоит ей сейчас помешкать у открытого люка еще хотя бы самую малость, как ее сгребут в гигантский кулак, как ту девушку из фильма про большую обезьяну с тропического острова. И кинут об асфальт с такой силой, что ее мозги брызнут по встречной полосе как раздавленный мандарин. И словно в подтверждение этой догадки, она почувствовала, как околевшую спину согревает тепло громадной ладони.
— Хрен тебе! — выкрикнула она и, вытолкнув из головы все до последней мысли, как мусоровоз содержимое своего кузова, нырнула в открытый люк.
Надобности закрывать за собой крышку не было. Кто-то сделал это за нее. Кто-то имел другие планы, но курице удалось уйти, сигануть в пропасть, и все, что ему посчастливилось схватить, оказалось лишь полукруглым куском броневой стали.
— На месте! — выкрикнула Юля, больно ударившись о твердое водительское сиденье. — Но один из этих сейчас на башне!
— Это хуже, — донеслось из заднего отсека. — И лаз в башню отсюда закрыт. Елки, вот сколько раз говорил Бороде, блин… Придется как-то по наружке.
Юля бегло окинула слабо освещаемую приборную панель, торчащий из нее, протянутый к ней штурвал, затем перевела взгляд на темный монитор, который, казалось, также всматривался в нее с таким же притворным любопытством, но думала сейчас далеко не об этом. Нет, где-то на задворках ее разума размахивали транспарантами несколько мыслей, пытавшихся сосредоточить ее внимание на том, что управлять этой штуковиной окажется не по зубам, что весьма зря она рискнула покинуть башню. Но их старания были всего лишь мирным страйком десятка шахтеров у стен мэрии по сравнению с той стотысячной революцией, что происходила на главной площади.
Отдаленно скрипнул люк десантного отсека.
— Там никого нет, — послышался голос Змея, немного приглушенный. — Попробую перескакнуть. Раз… два…
Снова скрипнул люк, и короткая возня, сопровождаемая побрякиванием сталкерского снаряжения и несколькими бранными выражениями враз сменилась полной, непробиваемой тишиной. Быстро и внезапно, словно произошел обрыв кинопленки.
Юля напряглась, будто собиралась принять эстафету от рвущегося прочь из тьмы Змея, но… Только тишина, долбящая в висках, в эту минуту правила миром. Только завывание холодного, промозглого ветра. Только нервный озноб, время от времени пробивающий тело юной воительницы как электрошок.
Никто не впрыгнул в башню «Бессонницы»…
— Змей, — сначала тихо и несмело позвала она, вскинув голову кверху. — Зме-ей.
Тишина…
— Зме-е-е-ей! — гулкий оклик, забившийся в многочисленные углы водительского отсека, вернувшись, больно ударил ее по барабанным перепонкам, но наружу так и не вырвался.
Это все равно что кричать в гробу, — пришло ей на ум.
Вспомнился пустынный Киев в ту минуту, когда она впервые в жизни поднялась на поверхность. Мертво и холодно вокруг. Гудящий пробитым горлом сквозняк. Истлевшие кости легковушек. Мест