Во-первых, журнал «Жизнь прекрасна» позвонил мне еще раз и сказал, что готов увеличить зарплату, если меня смущает сумма и это мешает мне принять решение. Мне мешали принять решение больные дети и попугаи, но на повышение я с достоинством согласилась. И заодно на волне успеха и наглости выпросила себе один дополнительный выходной в неделю – чтобы оставалось время на фриланс.
Во-вторых, я неожиданно прославилась в интернете. Когда Исаич выздоровел, я написала про него пост в фейсбук. Просто так, чтобы снять стресс и зафиксировать некоторые этапы семейной истории. Пост набрал почти двадцать тысяч лайков, его опубликовали несколько известных блогеров, и к концу недели количество моих подписчиков возросло почти в десять раз. Тогда я написала еще один пост – по мотивам истории с Вениамином. Назывался «Папы Шредингера» – об отцах, которые вроде бы есть, а вроде и нет. Папы получили меньше лайков, но прорву перепостов и комментариев – в основном от мам, оказавшихся в той же ситуации, что и я. Внезапно обо мне вспомнило несколько женских журналов и сайтов. Один попросил колонку об отношениях, другой – эссе о детях, третий – раз в месяц делать интервью и переводить статьи о звездах. Были, конечно, предложения в стиле «а напишите нам то же, что и про попугая, только про эпиляцию», но от таких я наконец-то могла с чистым сердцем и без раздумий отказываться.
Третьей радостью стала Майка, которая тоже прочитала мои посты. Мне казалось, они получились веселыми, легкими и изящными. Но Майка позвонила мне по скайпу испуганная и с ходу начала причитать:
– Бедный Козлик, ты как? Все плохо? Чем тебе помочь?
Я сначала тоже испугалась и начала оглядываться – где там стадо несчастных козликов, напрасно блеющих «волки!»?
– Столько тоски в твоих постах, столько грусти, – продолжала Майка. – Милый, милый Козлик, прости, что я тебя бросила!
– Как же я рада тебя слышать, – повторяла я, как Катя Тихомирова в финальной сцене «Москва слезам не верит». – Ты не отвечала на письма, и я думала – все…
– Я просто расстроилась, что ты не приедешь, – оправдывалась Майка. – Это же моя вторая и самая классная свадьба, а тебя на ней не будет!
– Третья, – засмеялась я. – Третья свадьба. Ты забыла Нурлана.
На втором курсе журфака Майка тайно, поспешно и по большой любви вышла замуж за парня, с которым познакомилась в студенческой поликлинике. Нурлан нелегально жил у нас в комнате два месяца, потому что в его общежитии охрана была более строгая и неприступная. Молодожены отделились занавеской и начали выяснять отношения. Выяснили довольно быстро, муж съехал обратно в свое общежитие, а штамп о браке с Султановым Нурланом Ерлановичем остался в Майкином паспорте. Перед Новым годом она подошла ко мне в ужасе:
– Завтра еду к родителям на каникулы. Они найдут этот чертов штамп и убьют меня!
– У вас что, паспорт дома проверяют при входе в квартиру? – шептала я. Лисицкая активно недолюбливала Нурлана, поэтому к беседе допущена не была.
– Папа поедет на вокзал брать мне обратный билет. Откроет паспорт и… – У Майки даже зрачки расширились от ужаса.
Ночью мы совершали преступление. Взяли Майкин, советский еще, паспорт, аккуратно отогнули скрепки, вытащили страницы с семейным положением и обменяли их на страницы из моего паспорта – тогда чистые и незамужние.
– И почему я так боялась папу? – с горечью спрашивала уже сегодняшняя Майка с экрана моего компьютера. – Вот дурочка.
– Дядя Слава был строгий. Хоть и добрый.
Мы помолчали, потом проговорили часа полтора. Майка рассказывала о Марко, о его большой семье, о том, как они всей компанией по воскресеньям ходят в ресторан и едят флорентийский бифштекс, и пробуют блюда друг у друга с тарелки, и совершенно не в состоянии произнести ее простую фамилию – Шишкина.
– Я всегда говорила, что хочу итальянскую семью. Но не думала, что все сбудется так дословно.
– Я тоже писала тексты про шестидесятников, но не думала, что у меня будет собственный попугай-диссидент, – засмеялась я. И попросила: – Покажи мне свое платье!
Прощаясь, Майка сказала:
– Козлик, не грусти. Жизнь наладится. Когда-нибудь мы над всем этим посмеемся, вот увидишь.
Пока мне хотелось плакать – от нежности и благодарности моей подруге Майке, которая чудесно выглядела в своем белом платье, но все равно думала о других.
3. Пеленгас уполномочен заявить
В день, когда Майка выходила замуж за Марко, я вышла на работу в журнал «Жизнь прекрасна».
Располагались они в хорошо знакомом месте – на той же улице, что и Бук, прямо через дом. Я решила, что это добрый знак.
Грязная дверь с выпадающим замком и следами пломб мне понравилась меньше. Внутри обнаружились три маленькие комнатки. На двери одной из них висела табличка: «Директор, основатель, идейный вдохновитель, главный редактор Пеленгас Г. Г.».
В крошечной прихожей красивая девушка с высоким хвостом била кулаком по кофеварке.
– Сожрала последнюю капсулу! – ругалась красавица. – А новые теперь не пришлют, бартер закончился! Не могу больше здесь работать, не могу!
И, обогнув меня, нервная девушка вылетела из редакции в коридор. По виду – плакать.
Я осторожно постучала в дверь директора и вдохновителя. Потом, не получив ответа, подергала – заперто.
– Вы к кому? – услышала я знакомый бодрый голос, зазывавший меня на работу.
– А Пеленгас скоро будет? – уклончиво ответила я молодой и снова красивой блондинке. – Я новый выпускающий редактор.
– Ой, вы Козлюк? – обрадовалась блондинка. – А Пеленгас на Мальдивах. Но вы все равно проходите. Компьютер на вас есть.
Я вошла в соседнюю с директорской комнату. Там обнаружилась третья красавица – веселая брюнетка с огромными черными глазами. А у Пеленгаса Гарри Гоговича – или как его там – тонкий вкус.
– Здравствуйте, меня зовут Дина, – представилась брюнетка. – Я редактор.
– А я Антонина, очень приятно. Выпускающий. Вроде бы.
Дина звонко засмеялась:
– Вот ваш стол. Компьютер подключат через часик, да, Линочка?
Блондинка Линочка закивала и ушла в третью комнату. Мы с Диной остались вдвоем. Над моей головой трещала, гудела и дергалась лампа дневного света. Сесть я не решалась и в том, что кто-то подключит старый неповоротливый компьютер с засаленной клавиатурой, была совсем не уверена. Скорее всего, существа, которые умели его подключать, давно вымерли.
– Вы не волнуйтесь, скоро привыкнете, – пообещала Дина. – Все сначала пугаются.
Я решила привыкать. Поставила сумку на край стола и села в кресло. Кресло немедленно уехало вниз, и столешница оказалась у меня почти на уровне подбородка.
– А где остальная редакция? – спросила я Дину из-под стола.
– Инна сейчас поплачет в туалете и придет, – Дина кивнула на стол, заваленный журналами Vogue и Harper’s Bazaar. – Она арт-директор, делает верстку. А больше никого нет.
Значит, Инна, Дина и Лина. Магически зарифмованные красавицы. Будем считать, Антонина им подойдет в качестве четвертого мушкетера. Вошла уставшая от слез девушка с высоким хвостом – видимо, Инна. Лампа загудела с особым отчаянием.
– Здрасте, – буркнула Инна. – Вы выпускающий? Сочувствую.
Я посидела немного молча. Потом попросила Дину, как самую приветливую, показать мне журнал «Жизнь прекрасна».
– Ой, не надо, умоляю! – закатила глаза Инна. – Мне очень стыдно, это позорище арт-директора!
– Симпатичная обложка, – соврала я. Инна задышала, как астматик, и начала тереть пальцами брови.
На обложке красовалась дама в кудрях и декольте, похожая на шальную императрицу. Прямо по ее выразительной груди шел вынос: «Голливудские холмы: отдыхаем на них в Калифорнии!».
– Кто это? – спросила я потрясенно.
– Это клиентка, – охотно объяснила Дина. – Хозяйка сети клиник пластической хирургии. Она купила обложку.
– И холмы тоже купила? И не против, что на них кто-то отдохнет?
– В Калифорнию ездили Пеленгасы, а я написала за них статью, – призналась Дина.
Итак, уже не Мальдивы, а Калифорния. Виртуальные Пеленгасы множились, а я так и не понимала, что мне делать и зачем меня наняли.
Вошла беленькая Линочка и позвала Дину обедать. Та пригласила и меня. Я была рада покинуть странную редакцию, звенящую лампу и хронически расстроенную Инну хотя бы на время. Мы пошли в дешевую столовую на первом этаже. Там, за большими порциями рыбы в маринаде, девчонки разговорились.
Оказалось, Пеленгас Г. Г. – женщина. Галина (снова рифма!) Глебовна. Она действительно их главный редактор и действительно предпочитает проводить время в Калифорнии и на Мальдивах со своей большой семьей пеленгасов и пеленгасиков, а оттуда руководить процессом. Бизнес она создала сама с нуля и очень этим гордится. Сотрудничает с разными клиниками, магазинами и салонами красоты, те дают рекламу и иногда выкупают обложки. На это журнал и живет. Помимо редакции в «Жизни прекрасной» есть рекламный отдел – два менеджера, но они появляются в офисе, только если там появляется Галина Глебовна, а значит, нечасто. Наверняка менеджеров зовут Нина и Зина. Линочка занималась всем – от документооборота и выбивания из клиентов бартерного кофе до поиска сотрудников. Но и она не знала, почему гражданка Пеленгас взяла меня на работу.
– Думаю, сегодня будет Большое Письмо, – сказала Дина. – Вот и выясним.
Когда мы вернулись с обеда, Большое Письмо от начальства уже пришло. Мой компьютер так и не работал, поэтому я читала указания Пеленгас с монитора Дины под непрекращающиеся стоны Инны: «Я больше не могу-у-у!»
Вечером я вышла из редакции задумчивая и серая. Позвонила сестре Ж., которая целый день спрашивала, как дела.
– Ну что? – спросила сестра. – Ты где?
– В девяностых, – ответила я. – Лампа трещит, компьютер воет и греется, на ковролине пятна – возможно, кровь бывших сотрудников. И я восемь часов переписывала пресс-релизы о шикарных диванах – ты не поверишь, сколько на свете шикарных диванов с каркасом, выполненным из натурального шпона! А потом я ваяла из воздуха интервью пластических хирургов. Интервью велено выдумывать самим или брать из других журналов, а