– Так-то можно, – неуверенно сказала я. – Только у нас все либо больные, либо дети, либо пять минут назад прибывшие из Ялты. Охрана так себе, как в супермаркете. И попугай еще, не знаю, как он относится к кроликам.
– Не говорил вроде, что ненавидит, – подбодрила меня сестра Ж.
– Угу. А откуда у тебя вообще эта зверюга? – спросила я довольно равнодушно. Больные люди меня сейчас заботили куда больше прибывших инкогнито кроликов.
Сестра Ж. могла вообще не отвечать – я бы вряд ли заметила. Но она вдруг начала странно мяться, отводить глаза и дрыгать ногой.
– Подруга оставила, – промямлила Жозефина. – Уехала в командировку. Ну, попросила присмотреть. А что?
И посмотрела на меня с вызовом – как типичная лгунья. Вот этого я уже не могла не заметить. Удивилась, вслушалась в ее слова, немного подумала, повспоминала.
А потом догадалась.
Господи, как же мне за эти дни надоело догадываться! Как утомил меня этот дешевый детектив. Как вы, люди, меня разочаровали. И вы, и ваши милые бывшие жены, и рыжие профессора с ямочкой на подбородке, и теперь – засекреченные хозяева ушастых суицидников.
Да, я уже слышала от кого-то историю о прыгающем с дивана кролике. Но мне ох как не хотелось складывать безумный пазл.
Я затряслась от гнева и от холода, вышла-то в тапочках и майке, а февральская оттепель – это еще не настоящая оттепель. Посмотрела грустно на Жозефину и спросила ее:
– Ты спишь с Антоном, да?
И она привычно ссутулилась, поджала губы. Фирменные оттопыренные уши покраснели. Это явно не было «нет».
– Из всех людей мира, – качала я головой. – Из всех!
Она молчала. Кролик в переноске затих.
– Из всех людей мира, – повторила я, – ты выбрала единственного человека, которого я любила. А теперь ты не высыпаешься, а он по ошибке присылает мне свой голый торс. Хорошо, что только торс. Видимо, сестры Козлюк у него рядом в списке контактов. Прямо-таки подряд идут, одна за другой.
Она ни слова не проронила, но малиновыми вслед за ушами стали щеки.
– Скажи, это из-за той истории с моей мамой и твоим папой? Ты до сих пор на меня обижена? Мы вроде подружились, все хорошо, но где-то на задворках гулял твой внутренний гопник и мечтал уделать меня за то, что прошлась по вашему двору?
Зловещая тишина.
– Я ведь сама вас в Новый год положила на одну тахту. Мне казалось, ты любишь женщин. И не любишь чужих мужчин. С Борей ты, значит, целоваться не можешь, зато можешь с Антоном. Здесь, в моей квартире. Я и подумать не могла…
И тут Жозефина выпрямилась и заговорила незнакомым тоном:
– Да. Все, как всегда, вертится вокруг тебя. Антонина Козлюк, центр мира. Положила на тахту и подумать не могла. Подумать не могла, что два одиноких человека могут друг другу понравиться. Они же тебе принадлежат, как крепостные. Без твоего разрешения никак нельзя им соприкоснуться рукавами. А если уж соприкоснулись, то тебе назло. Из великой кровной мести.
Я стояла, ошарашенная, не ожидала отпора – она же была и, как мне казалось, чувствовала себя виноватой.
– Да, – продолжала Жозефина. – Я выбрала человека, которого ты любила. Любила сто лет назад. А потом разлюбила. И начала роман с прекрасным Гошей.
– Если бы ты знала… – начала я.
– Не хочу знать, – перебила она. – Мне казалось, все честно. У тебя Гоша, Антон классный, я симпатичная – да, представь, я считаю себя красивой и люблю флирт и разных людей, независимо от пола. Мы не собирались ничего продолжать после Нового года, но продолжили. Он нашел работу на телевидении, кстати. И я, в отличие от тебя, за него рада. Ну и последнее: я хотела тебе сразу рассказать, поделиться как с сестрой. Но хорошо, что не стала – видимо, в глубине души понимала, что ты адская собственница и не делишься игрушками.
С этими словами она сунула мне переноску с кроликом – тоже будто игрушку вернула, и пошла от подъезда к своей машине.
Видимо, на свадьбу я поеду без сестры Ж. И жить дальше тоже буду без нее. От правды, которую мы высказали друг другу за эти десять минут, проломились бы и более долгие и прочные отношения.
В кино обиженный человек стремительно убегает и не дает никому себя остановить или образумить. Жозефина ковыляла очень медленно – будто в неудобных сапогах. У меня была сотня шансов ее вернуть и сказать что-нибудь правильное. Но я ничего так и не придумала.
Кролик истерично забился в своей клетке, и мы, чтобы не замерзнуть окончательно, пошли домой.
– А где тетя Ж.? – спросил Кузя и с надеждой покосился на сумку с кроликом: может, Жозефина в него превратилась.
– Уехала, – коротко объяснила я, все еще оглушенная и не способная ничего выдумывать. – Держи кролика.
Кузя послушно взял переноску и побрел с ней в свою комнату.
Через пять минут прибежал и сказал, что кролик нюхает гвозди, а это, наверное, опасно. Началось.
– Откуда у тебя в комнате гвозди? – простонала я.
– Да я и не знал, что они есть. Это он их нашел, целую коробку, – оправдывался мой ребенок, которому совершенно не за что было оправдываться.
Пришел Сергей Подоляк, сказал, что Горан спит, Таня спит, а у Илюхи поднимается температура. Господи, ну он же только час назад пришел, когда успел заразиться!
В прихожей суетилась и не попадала в тапки Марина Подоляк – она наконец-то купила все нужные лекарства и очень собой гордилась.
– Ты, случайно, не умеешь ухаживать за кроликами-самоубийцами? – спросила я ее, принимая пакет с таблетками и сиропами. – У нас тут задача усложнилась.
– За обычными кроликами умею! – обрадовалась Марина. – А характер – это нюансы.
И пошла в Кузину комнату отбирать у кролика гвозди, пистолеты, веревки, мыло и снотворное.
Я на мгновение почувствовала, будто жизнь налаживается. Но вспомнила, как Жозефина медленно идет к машине, ее удаляющуюся сутулую спину, ее последние слова – особенно обидно звучало «не делишься игрушками» – и расстроилась еще сильнее. Ничего не налаживается. И в Белогорск ехать не на чем. И платье на мамину свадьбу я не купила.
Я пошла на Белую лестницу, хотела там подумать, собраться с мыслями, может, написать Жозефине, что пусть забирает мою любимую куклу Антошку, мне не жалко.
Но дверь на лестницу не открывалась. Как будто ее заперли изнутри. Я подергала-подергала – безрезультатно. Вспомнила, что на днях слышала там, за стеной, шум. Наверно, какие-то люди из ЖЭКа, ДЕЗа или других поэтично называющихся коммунальных служб пришли и заварили все двери. По одним им ведомым причинам – в рамках программы «Новые московские лестницы», например. Закрыли мой портал в радость.
– Добр-рое утр-речко! – проорал попугай Исаич. Это он еще не знает, что у нас дома теперь есть кролик, нюхающий гвозди.
Но в одном птица права – еще утро. Половина десятого всего. Если затолкать поглубже мысли о сестре Ж., Антоне, Гоше, Лейсан, Белой лестнице, больных стариках и детях, то можно многое успеть.
Купить платье в торговом центре через дорогу. Поехать в Белогорск на электричке. Побыть маме хорошей дочерью и подружкой невесты. В конце концов, завтра ее день. А послезавтра мой – и кто знает, может, Жозефина Козлюк из тех, кто не может не поздравить человека с днем рождения, даже если сильно на него злится. Я вот как раз из таких, а у нас с ней официально, по документам, общие гены.
На кухню пришел Горан. Сообщил, что чувствует себя гораздо лучше и готов взять на себя командование нашим тонущим кораблем. Звучал он бодро и фальшиво, но мне было удобно ему верить.
– Только там, в коридоре, заяц бегает, – неуверенно произнес Горан. – А за ним – Марина.
Я подтвердила, что кролик совершенно реальный, Марина Подоляк – тоже, и никто из них ему не привиделся на фоне температуры.
Горан взбодрился уже по-настоящему и даже не пролил кипяток, пока его наливал. Я сочла это хорошим знаком.
Зашла к Тане, пощупала ее лоб – не сильно горячий. Зашла к Илюхе, попыталась и его лоб протестировать сквозь челку, но была отвергнута.
– У меня все нормально! – заявил подросток. – Я болен ровно настолько, чтобы не ехать на свадьбу.
Сергей Подоляк заглянул в комнату и спросил, не надо ли кого-нибудь растереть водкой или напоить клюквой. В руках у него была гитара – похоже, они с Илюхой собирались устроить здесь грипп-сейшн.
Я нашла Кузю (тот, конечно, дрессировал кролика вместе с Мариной), спросила, едет ли он со мной в Белогорск. Мне хотелось, чтобы ехал – и Горану проще с двумя детьми, чем с тремя, и я лучше буду в электричке играть с ребенком в слова, чем смотреть в окно и плакать. Я напомнила Кузе, что на свадьбу придут внуки Владимира Леонидовича и один мальчик как раз его ровесник, так что они, наверное, подружатся.
Кузя уточнил у Марины Подоляк, справится ли она с кроликом одна. Марина поклялась, что справится.
Тут прилетел попугай и начал молча кружить над кроликом.
– Эй, напоминаю, ты не ястреб, – пригрозила я Исаичу.
– Кор-ршун! – согласился попугай и парение не прекратил.
Кролик в ужасе рванул с места и врезался в стену.
Поеду-ка я отсюда, и Кузю заберу, пока с нашим ушастым суицидником ничего не случилось.
Я побросала в рюкзак свои вещи, сунула туда часть старых фотографий, которые мама просила привезти, и отправила Кузю одеваться.
– А вы разве не должны демки записывать? – спросила я Марину Подоляк уже в прихожей. Кролик сидел у нее на руках, прижав уши, и дрожал. Попугай притаился на вешалке – в засаде.
– Должны. Но Гойко Петрович сказал, что начнем после двадцатого февраля, у него там какие-то неотложные дела.
Ага. Неотложный медовый месяц с женой. Возвращаются, значит, в мой день рождения. Мило.
Провожать нас с Кузей вышли все, даже притворно больной Илюха и честно больная Таня. Велели передавать маме и Владимиру Леонидовичу привет и поздравления. Я в ответ попросила их выздоравливать, беречь себя и кролика, никого водкой не поить и клюквой не растирать.