И мы уехали, а они пообещали, если что, звонить.
Вечером, уже на белогорской кухне, мама примеряла свой свадебный наряд, а я громко восхищалась. Во-первых, хотела быть хорошей дочерью невесты. Во-вторых, костюм – белые широкие брюки, белый топ и белый пиджак – маме и правда шел. В-третьих, я вспомнила, что забыла купить себе праздничное платье – мы с Кузей из дома сразу ломанулись на вокзал.
Из одежды у меня были с собой джинсы, серая толстовка с надписью «1986» и ночная рубашка с изображением енота. Зато нет шансов затмить невесту.
Мама, как ни странно, не разозлилась на меня, а села обзванивать знакомых, спрашивать, нет ли у них запасного платья моего размера. Оказалось, есть – у Ларисы, жены Геннадия Козлюка. Геннадий привез его через пятнадцать минут – и туфли захватил, и даже, что меня развеселило, колготки. А человек меня знает, даром что не родной отец.
Геннадий не пошел дальше прихожей, передал мне привет от Жозефины (соврал – он понятия не имел, что мы поссорились), радостно крикнул маме «до завтра!» и убежал.
Я надела Ларисино платье, синее, тяжелое, непривычно пахнущее уютом и лавандой, встала на каблуки, прошлась по кухне.
– Лариска была самой красивой в классе, – сказала мама с восторгом. – Жозефина на нее очень похожа, только блондинка в отца.
«Да, представь, я считаю себя красивой», – сказала мне утром сестра Ж. Может, написать ей: «Я тоже считаю тебя красивой»? И хорошим человеком считаю, и сестрой. Ну нет, подожду дня рождения. Она не сможет меня не поздравить. А я пока не могу не думать о том, как они с Антоном на моей тахте…
Господи, Антонина, ты познакомилась с Жозефиной в августе. Полгода назад. Ты совсем ее не знаешь, просто захотелось кого-то назначить сестрой и лучшей подругой, раз уж остальные друзья уехали в разные города и страны и занялись своей жизнью, а не твоей. «Антонина Козлюк, центр мира», – сказала она. А разве не каждый считает себя центром мира? Разве не каждый ведет отсчет от собственной персоны? Только сам человек знает, каково ему и что за мотивы им руководят. Это как с голосом – все слышат один вариант, а ты – совсем другой, изнутри, и, подозреваю, только он правильный. Впрочем, к чему продолжать этот спор. Сниму-ка я платье Жозефининой мамы и пойду на свадьбу своей. Ночь на дворе.
5. Чепчики бросали
Утром оказалось, что моя мама, Елена Андреевна Яворская, преподаватель литературы в уважаемом университете, знаток Камю, Сартра, Беккета и Ионеско, кандидат филологических наук, автор ряда литературоведческих публикаций, Телец по знаку зодиака, в день свадьбы ведет себя как форменная истеричка.
– Что она натворила! – плакала мама, когда лучший белогорский парикмахер и визажист Вероника, приглашенная на восемь утра, ушла, оставив нас наедине с трудами рук своих. – На голове у меня свадебный торт! Его же должны выносить только в конце праздника! А этот макияж у них как в прейскуранте называется? «Белый клоун»?
Мне казалось, что ему больше подходит название «Джокер», но я решила не делиться вариантами с рыдающей невестой.
– Иди, – сказала я, – в душ.
– Блин, – завыла мама. – Я мечтала о свадьбе еще с восьмидесятых. Мечты губительны!
Пока она смывала с себя позор, я изучала ролики на ютьюбе. Ну а что – в этом доме я вполне могла считаться представителем прогрессивной молодежи. Сейчас мама как выйдет из ванной, а я ее как накрашу!
Но она слишком долго мылась, и моя уверенность таяла, как пломбир на февральском солнце. Поэтому я позвонила визажистке Гаяне, которая часто делала макияж звездам для съемок в Буке, и спросила, как она относится к внеплановому путешествию в Белогорск. Гаяне в Белогорск не хотела, но, узнав, что речь о свадьбе моей мамы, прыгнула в машину и примчалась. Армяне как никто понимают, что семья – это важно.
Мама вышла из ванной с красными глазами и полотенцем на голове, увидела Гаяне и заметно приободрилась – у Гаяне с собой был чемоданчик профессиональной косметики, а это обычно вселяет уверенность.
Через полчаса мама, сияя улыбкой и стараясь не смазать помаду, пила с Гаяне чай на кухне. Гаяне делилась с ней секретами приготовления кюфты. Мы с Кузей молча ели яичницу с сосисками.
Гаяне уехала в красном «мини-купере», ополовинив мой аванс, только что полученный от Миланы Кармашкиной.
Мама встала в белые брюки, надела белый топ, набросила белый пиджак, утвердилась в белых туфлях – и стала ждать жениха. Я вышла на балкон. Белогорские бабушки-сплетницы, облачившись в лучшие халаты, косынки и пальто, уже заняли скамейки перед домом. Ленка Яворская, дочка покойных Аньки и Андрея, выходила замуж.
Владимир Леонидович приехал с компанией и на двух лимузинах. Белых.
Проследовал мимо бабушек, держа в руках аккуратный букет светло-розовых пионов (выкуси, февраль). Со словами «у вас товар, у нас купец» подарил соседкам две бутылки французского коньяка, раскланялся и пошел за невестой.
Не успели бабушки дочитать коньячные этикетки, а жених уже гордо нес невесту на руках к первому лимузину.
За ними следовали дети: Антонина в платье Ларисы с сыном Кузей-Антоном, Евгения с тремя детьми и идеальным каре, ее муж Дмитрий, владелец лимузинов, в новогоднюю ночь отправивший группу «Поддоны БУ!» на концерт, и Алексей, младшенький, с видеокамерой. Посмотреть на лимузины выкатился весь двор.
Мы поехали в загс. Дочь Владимира Леонидовича Женя – та, что с безупречным каре, – правила бал и вела себя так, будто мы давно родственники. К нам с Кузей подсадила своего среднего сына Сашу, старшую дочь Катю отправила с брачующимися в первом лимузине, а малышку Марусю, триста раз извинившись, покормила в нашей машине, прикрывшись необъятным серым палантином.
– Простите, что так начинаю наше знакомство, – сказала она мне, когда Маруся, улыбаясь, уснула. – Я пытаюсь найти время для новых друзей, но вечно кого-то рожаю и кормлю.
Дочка Владимира Леонидовича. Женя. Моя новая сестра Ж., симпатичная, веселая и остроумная. Волосы у нее замечательные, ровные, блестящие, не пушатся, как мои. И муж Дима такой славный, серьезный, и дети воспитанные – сын Саша поздоровался с Кузей за руку и завел беседу о лего. Наверное, они празднуют дни рождения в детских клубах, и им там не скучно. Женя в конце торжества разрезает торт правой рукой, левой придерживая Марусю, и все аплодируют, и даже старшая Катя, которой недавно поставили брекеты, не боится попасть в кадр…
В загсе мне на пару минут вручили Марусю. Она нашла мои сережки и попыталась вынуть их из ушей, но ласково так, без наезда.
Маму и Владимира Леонидовича объявили мужем и женой. Вместо первого поцелуя они обнялись, и он чмокнул ее в висок. Мама зачем-то бросила букет, его поймал Женин муж Дима.
– Он в баскетбол играет, – прошептала Женя. – Не может иначе.
Мы поехали в белогорский ресторан праздновать бракосочетание. Оказалось, он называется «Шашлычная “Ной”». А мама когда-то смеялась над моим кафе «Василек».
Женя, чуть завидев вывеску, начала хохотать, прячась за Марусину лысую макушку.
«Приезжай скорее, тут такое! Каждой твари по паре, очень свадебно», – хотела я написать Жозефине Козлюк. Я привыкла обсуждать с ней все смешное и все грустное… Но не написала, конечно.
У кафе нас встречали пять женщин в самодельных кокошниках. Они натянули перед входом веревку.
– А не пустим мы молодых! – радостно верещала одна из них. – Выкупайте невесту! Хоть песню спойте.
И я набрала воздуха, чтобы возмутиться и обосновать коллективный отказ, но услышала рядом:
– Выйду ночью в поле с конё-ооо-м!
Пела Женя. Уснувшую в лимузине Марусю это не разбудило.
– Ночью темной тихо пойдё-о-м! – продолжил ее брат Алеша, не опуская камеру.
Народную же песню просили, подумала я и вступила уверенным альтом:
– Мы пойдем с конем по полю вдвоем! Мы пойдем с конем по полю вдвоем!
И дальше мы, дети галактики и присутствующих здесь новобрачных, в одной, изобретенной секунду назад тональности, пропели:
– Ночью в поле звезд благодать! В поле никого не видать!
А внуки молодоженов, которые, по идее, не были знакомы с творчеством группы «Любэ», поддержали:
– Только мы с конем по полю идем, только мы с конем по полю идем!
И Кузя с новым другом Сашей даже изобразили задумчивых всадника и лошадь, а сестра их Катя очень натурально заржала, развеселив проснувшегося младенца Марусю.
Женин муж Дима, владелец парка автомобилей, вручил кокошникам три бутылки водки, и вокальные экзерсисы на этом закончились.
Мы вошли в шашлычную «Ной», увидели, что столы стоят буквой П, а на сияющей румянцем тамаде, женщине средних лет с шарообразной прической, висит старенький аккордеон.
Мама в ужасе сглотнула. Владимир Леонидович положил ей руку на талию.
– А теперь дорогу паре! – звонко и заученно объявила тамада. – Пусть удача в жизни ждет! Проходите, поспешите, свадебный вас пир зовет! Приглашаю всех к застолью, к свадебному хлебосолью!.. Гости, образуйте коридор!
Про коридор она сказала таким голосом, будто на нос ей надели прищепку.
Молодожены подошли к верхней перекладине буквы П – там стояло огромное блюдо с оливье, перевязанное розовым бантом. Гости потянулись следом. Я увидела Илюхиных родителей, дядю Витю и тетю Иру. Тетя Ира передвигалась по Белогорску так, будто боялась упасть в горячую вулканическую лаву, – оглядывалась в ужасе и приподнимала руками юбку. Шашлычная «Ной» – это вам не Кутузовский.
Геннадий Козлюк в сопровождении жены Ларисы, напротив, шагал уверенно, выставив перед собой коробку с аэрогрилем. Я очень надеялась, что в коробке окажется Жозефина, но зря. Она не пришла.
Тамада, включенная в прайс, не успокаивалась. Она сыграла на аккордеоне что-то похожее на вальс Мендельсона в обработке Сергея Шнурова и торжественно объявила:
Дорогие молодожены!