Сегодня вы вступили в брак.
Для вас счастливый день на свете,
Раз вы зажгли любви маяк,
То пусть он вам всю жизнь и светит.
Все вышло так, как вы хотели,
И вот пришел желанный час —
Вы кольца верности надели,
Цветы и музыка – для вас!
На вас прекрасные наряды,
Любовь, совет вам, вечный мир,
Соблюдены статьи, обряды,
Мы начинаем этот пир!
Давно уж выпить нам пора,
Влюбленным дружное…
– Ура! – закричало семейство Козлюк, и Геннадий за пару минут открыл все бутылки шампанского, образующие букву П. Наверное, он обучил этому искусству дочь Жозефину, когда они вместе ходили на байдарках по реке Оке.
Мама была белее своего прекрасного наряда.
Она хотела свадьбу в восьмидесятых – и она ее получила.
– Любовь берегите доверчиво, зорко, – приказала тамада, поправляя аккордеон. – И только на свадьбе пусть будет вам… Горько!..
Белогорская часть буквы П воодушевилась и закричала «горько!» так, будто ждала этого шанса с восьмидесятых.
Мама с Владимиром Леонидовичем медленно встали. Она в белом, он в черном. Он сильно выше. Все как в жизни, то белая полоса, то черная, и черная всегда больше. Владимир Леонидович наклонился к маме, закрыл ее от всех, якобы для поцелуя, но я со своего места увидела, как он шепчет ей в ухо: «Не волнуйся, все идет хорошо!»
А буква П скандировала: «Раз! Два! Три! Чэ-тыре!»
Молодожены сели на места, гости принялись аплодировать и стучать бокалами.
Ко мне подошла тамада, деловито придерживая аккордеон бедром.
– Свидетельница? – уточнила она.
– Дочь, – ответила я.
– Ну, свидетельница же? – с нажимом перепросила тамада.
– Ну, дочь.
– Дочь, да. За дочь собираешь. А свидетель кто? Вот этот? – Она указала на Алешу, сына Владимира Леонидовича.
– Э… – начала я.
– Следующий конкурс ваш, – сообщила она тоном, не предполагающим возражений, надела на лицо умильную мину и возвестила:
– Дорогие гости! Как говорится, между первой и второй перерывчик небольшой! А подружка, да и дружка, так и рвутся, рвутся в бой!
Она указала на нас с Алешей, который опустил камеру и непонимающе моргал длинными, как у отца, ресницами.
– Девочка иль мальчик, порой нам не понять! – объявила тамада. – Надо только денежку у гостей собрать!
С этими словами она выдала нам с Алешей костюмы. Ему – голубые младенческие трусы и чепчик огромного размера, мне – розовые.
– Свидетельница собирает деньги на девочку, свидетель – на мальчика, – скороговоркой произнесла она. – Кто выиграет, тот победил!
Я посмотрела на маму. Она явно собиралась встать, устроить скандал, защитить свою дочь и избавить ее от необходимости разгуливать перед гостями в трусах.
Но это была ее свадьба, не случившаяся тридцать лет назад.
– Алексей, – сказала я задиристо. – Начинаем?
Алеша ловко вскочил в свои голубые трусы одним прыжком, сестра Женя завязала ему тесемки на чепчике.
– Поехали! – крикнул он. – Катька, помогай.
И Катя, старшая внучка Владимира Леонидовича, послушно взяла камеру и пошла за ним – фиксировать то, как ее дядя победит неизвестную тетю Антонину.
Девочка иль мальчик? Кто же выиграет?
Я отдала Кузе свой мобильный, с трудом натянула розовые трусы, что было непросто, учитывая удлиненное и зауженное Ларисино платье, накинула чепчик и закричала гостям:
– Уникальное предложение! Лучшие девочки – только у нас!
Мама вздрогнула. Не ждала от меня сутенерского запала.
А тамада заиграла на аккордеоне песню группы «Звери» – «Девочки-мальчики, танцуем, раз-два-три, по парам». Алеше она дала поднос, а мне ничего не дала – видимо, болела за мальчиков. Гости сунули пару сотен в мои новые трусы и успокоились.
Значит, я проиграю. И тут тоже. Я вообще-то не особенно люблю соревнования, все физкультурные эстафеты в школе старалась проболеть.
Но у моей мамы, черт побери, когда-то родилась дочка. Нормальная такая рыжеватая девочка, три двести, пятьдесят один сантиметр. И если сейчас она не победит, значит, ее тупо не существует. Зря жила.
– Я пойду на автобусную остановку! – объявила я в микрофон, оставленный тамадой на табуретке. – Там нас ждут.
И, схватив зеленый рюкзачок, с которым Кузя обычно ходил в «Бурато», я выбежала на улицу.
Было не холодно. Только что подошел автобус № 1. Из него вышли хорошие белогорские люди, они спешили домой. Другие хорошие белогорские люди терпеливо ждали автобуса № 2.
Я театрально пропела, сочиняя на ходу:
– Деньги на бочку! Деньги на бочку! Я собираю деньги на дочку!
И люди заулыбались, полезли в карманы – искать мелочь и складывать ее в рюкзак с динозавром. Одна бабушка положила хрустящие сто рублей бумажкой – и завязала мои волосы, выпадающие из чепчика, в узел.
– Щастья тебе, дочка, – сказала нараспев белогорская бабушка. – Штоб ты следующая замуж вышла и муж тебя не обижал!
Меня зовут Антонина Козлюк, и это еще не все.
Мне завтра тридцать. Сегодня на мне розовый чепчик и розовые трусы поверх вечернего платья, и я выпрашиваю деньги у людей на остановке. Дома меня ждут двое детей, попугай-диссидент, кролик с суицидальными наклонностями, дуэт из одиннадцати человек (усеченный вариант) и добрый пожилой серб.
У меня нет нормальной работы и мужа, у моего любовника есть жена, мои друзья разъехались по миру, сестра-лесбиянка полюбила не того мужчину, мать выходит замуж, отец неизвестно кто.
Вот я и рассказала, как все получилось.
6. Год на Сатурне
Я могла бы на этом поставить точку – ведь книгам положено заканчиваться свадьбой. Но продлю-ка историю еще на одни сутки, а то неловко перед ее героями.
После конкурса с чепчиками тамада куда-то пропала – за новыми идеями, наверное, ушла. Ко мне, воспользовавшись передышкой, пробралась мама.
– Прости, – сказала она. – Я понятия не имела, что тут такое. Они говорили, все интеллигентно, никаких прыжков в мешках…
– Ну, про прыжки в трусах они ничего не говорили, – засмеялась я. – Не бери в голову. Опять же, полезно выходить из зоны комфорта.
– Это смотря куда, – вздохнула мама. – Не такой я представляла свою свадьбу. Думала, она будет более… нормальной.
– Это и есть нормальная свадьба, – возразила я. – Просто нормы устанавливались в Белогорске. Кстати, есть примета: чем дурнее свадьба, тем лучше семейная жизнь. Если так, вы с мужем неплохо начали. Так сказать, зажгли любви маяк!
Примету я выдумала только что – но надеялась, что мама в нее поверит.
И она, кажется, поверила. Пошла на место невесты легкой походкой – будто с нее сняли тяжелый мешок, в котором не надо прыгать.
Вернулась тамада, тихая и задумчивая. Потом оказалось, в перерыве Владимир Леонидович ее напугал: «Меня как лор-врача беспокоит ваше горло. Поберегите его на всякий случай, а в среду запишитесь ко мне на прием, мало ли что…» Теперь она говорила мало, конкурсов не устраивала, только давала микрофон гостям. Ждала среды.
Даже невесту никто не крал – поздравляли, хвалили и говорили, какая она замечательная.
После очередного тоста я добралась до Кузи, который носился с другом Сашей по извилистым коридором шашлычной, и попросила вернуть мне мой телефон. Хотела позвонить домой и выяснить, как там больные гриппом и примкнувшие к ним кролики. Утром Горан написал, что им с Таней гораздо лучше, а Илюхе – не хуже. Порадовал.
Кузя протянул мне телефон и ускакал за Сашей.
Я ввела код и увидела: «22 пропущенных вызова от абонента Илья Яворский».
И похолодела. Илюха никогда мне не звонил, только писал «ВКонтакте».
Надо набрать его номер и сделать так, чтобы перестали трястись руки.
– Тоня! – услышала я. И увидела, что ко мне на ненормальной скорости, мелко перебирая ногами, бежит тетя Ира, а в вытянутой руке держит телефон. – Тоня, это тебя, и у них там что-то нехорошее.
Я успела подумать, что напуганная тетя Ира кажется мне красивой, неглупой и молодой.
И схватила трубку:
– Илюха, это ты? Что-то случилось? – нет, блин, не случилось, просто так двадцать два раза позвонил.
– Дедушка Горан, – произнес Илюха совсем детским голосом. – Дедушка Горан.
– Что?! – ахнула я.
– К-кажется, он умер.
Вы помните момент, в который стали взрослым человеком?
Я свой – помню.
Странно, конечно, что этого не произошло раньше – ни когда я получила аттестат зрелости, диплом и первую зарплату, ни когда вышла замуж, родила ребенка, сделалась главным редактором, развелась.
Нет.
Я повзрослела, когда мой 16-летний двоюродный брат, запинаясь и почти рыдая, рассказывал о том, что случилось с Гораном.
Все просто. В Нехорошей квартире закончилось молоко. А у Тани упала температура и появился аппетит. Но избирательный – ей захотелось кукурузных хлопьев.
За молоком собирался Илюха, потому что Марина и Сергей Подоляк еще утром уехали к родственникам в Отрадное, прихватив с собой неуправляемого кролика, – им там должны были передать посылку для родителей. Горан Илюху остановил и сказал, что лучше сходит сам – устал сидеть дома в духоте.
– Я ему говорил по-английски, давайте я! И форточку открыл! – оправдывался Илюха. – А он ни в какую.
Горан ушел и долго не возвращался. Так долго, что Илюха стал волноваться.
Позвонил мне, хотел спросить его номер. Я не ответила. Нашел номер забитым в Танин телефон. Горан не взял трубку.
Двинуться на поиски сразу Илюха не мог – ключей у него не было, да и оставить Таню одну ему казалось неправильным.
Он еще раз позвонил мне, но тут вернулась Марина Подоляк с кроликом и приняла пост.
Илюха побежал в ближайший продуктовый магазин, стал расспрашивать продавцов. Никто седого серба не видел. Илюха обошел еще два маленьких магазина и три аптеки, а потом догадался, что Горан, скорее всего, отправился в большой супермаркет через дорогу: русского он не знает и предпочитает сводить диалоги с персоналом к минимуму и все брать с полок собственными руками.