– Я не понимаю, о чём вы говорите, – произносит Андрей Николаевич.
Тут снова берёт слово Кораблёва:
– Ну, вот если подъезжать ночью с юга к Березникам, то над городом стоит… свечение. Свет. Его видно издалека.
– Ну, видел. И что?
– Ничего подобного вы не замечали по ночам над тем местом, где видели деревья?
Горохов задумывается; бездонное звёздное небо, огромная луна – всё это было. Какое-то необычное свечение?
– Нет, не помню, – наконец говорит уполномоченный.
И женщина, и мужчина смотрят на него если с не сомнением, то уж точно с непониманием: как можно было не видеть сияния?
Но уполномоченному всё равно, он делает вид, что всё сказал, в надежде, что его отпустят.
Признаться, у него давно были мысли насчёт попытки получения визы для переезда на Север. Мало кому это удавалось. Среди его знакомых, во всяком случае, таких людей не было; тем не менее, он думал об этом. Ему хотелось узнать, как выглядят деревья, какова на вкус редкая еда, как выглядит и пахнет море – говорят, у него какой-то специфический запах, – хотелось попасть в те места, где днём температура не переваливает за сорок.
У него было кое-что скоплено. Скорее даже, кое-что существенное, что могло повысить его шансы на получение визы. А ещё он сделал много полезного для Института. Например, доставил двух живых ботов, один из которых был мыслящим, и, помимо этого, много разного генетического материала для исследований. А ещё редкого умника, генетика-самоучку, который, с его, конечно, слов, помог Институту разработать какую-то новую технологию. Которую он, Горохов, кстати, дважды испытал на себе. Тоже заслуга.
Да и как настоящий знаток пустыни, проводник и оперативный сотрудник с огромным опытом, он мог представлять немалую ценность. Он знал, что давно находится, что называется, «в списках» у сотрудников компетентных органов Севера. В общем, некоторые шансы перебраться на Север у него были. Поэтому уполномоченный теперь терпеливо ждал, глядя, как северяне тихо переговариваются между собой. Он не торопясь докурил сигарету, тщательно затушил окурок и покосился на отцов-командиров. Те тоже были полны терпения. Тоже ждали. И тогда Тормышов, выслушав Кораблёву и согласно покивав, повернулся к уполномоченному.
– Андрей Николаевич, – начал он, – у нас к вам есть предложение.
– Я внимательно вас слушаю.
Антоний взглянул на свою спутницу, словно ища поддержки, и продолжил:
– Институт решил предпринять экспедицию. Нам очень нужно побывать в том месте, которые вы описали.
Горохов чуть развёл руками: и что?
– Мы хотим, чтобы вы сопровождали научную группу.
Уполномоченный указал пальцем на бумаги, что лежали перед северянином, и сказал:
– Там в рапорте лейтенанта должны быть указаны почти точные координаты этого места. И вам там потребуется не столько проводник, сколько отделение хороших солдат.
– Хорошие солдаты будут, – произнесла Кораблёва, – но мне бы хотелось, чтобы вы лично участвовали в экспедиции.
– Зачем? – просто спросил Горохов. Он собирался упрямиться. Во-первых, ему действительно не хотелось возвращаться в те адские места, а во-вторых, если они его туда и уговорят пойти, то уж совсем не за «просто так».
– Мне было бы спокойнее, если бы такой опытный человек был в экспедиции, – продолжала Кораблёва. – У нас, кроме вас, больше нет знакомых проводников, которые работали в тех широтах.
Она бросила взгляд на своего спутника и после того, как он одобряюще кивнул, сказала:
– Мы готовы предложить вам три сотни рублей.
– Да, – тут же поддержал её Тормышов, – три сотни ваших рублей, медью или оловом, любым материалом, который вы выберете, или эквивалент трёх ваших сотен деньгами Северной Конфедерации.
Деньги были, что сказать, немалые. И Бушмелёв и Воронин смотрят на него молча, они ничего ему, конечно, советовать не будут, хотя понимают, что его согласие было бы Трибуналу полезно. Но у уполномоченного свои планы. И он в свою очередь спрашивает:
– И когда вы планируете эту… экспедицию?
– Как можно раньше, – сразу отзывается Кораблёва. – Вы видели это место восемь… нет, девять дней назад, ещё столько же нам придётся туда добираться. Плюс ещё пару дней на организацию экспедиции.
Она хотела ещё что-то добавить, но Горохов – кажется, огорчив всех присутствующих, – твёрдо произнёс:
– Нет. Я не готов туда ехать… Мне нужно отдохнуть…
Тормышов среагировал сразу, уполномоченный ещё не закончил, а он уже начал говорить:
– Андрей Николаевич… Понимаете, в чём дело… Это уникальное место, это настоящий, как мы его называем, «выход» пришлых. И это место не стационарно. Мы натыкались на остатки подобных объектов, на рассказы очевидцев о таких местах, но всё это было с временным лагом. И очевидцы были не очень убедительные, никто так близко к «выходам» не подходил и тем более не делал замеров радиации, не видел этих капель на стволах, нам нужно ехать туда как можно быстрее.
Горохов лишь взглянул на него, и ответил:
– В десять температура превышает шестьдесят градусов, и ниже шестидесяти она опускается только после четырёх часов пополудни. В два, – Горохов снова указывает пальцем на кипу бумаг перед Тормышовым, – я там указывал, один раз она добралась до семидесяти двух. Это очень непросто, пересиживать дневную жару на двухметровой глубине в яме у термитника.
– Андрей Николаевич, температурный пик уже пройден, – сообщила Кораблёва, – таких температур, которые застали вы, в этом году уже скорее всего не будет.
– Наверное, семидесяти двух градусов не будет, – согласился Горохов, – но мне и шестидесяти восьми будет много.
Тут неожиданно взял слово непосредственный командир старшего уполномоченного, комиссар Бушмелёв.
– Хотелось бы заметить, – начал он, – что всем солдатам, что были с нашим уполномоченным на том задании, потребовалась реабилитация. Все люди пережили серьёзные тепловые перегрузки. Они все сейчас в госпитале.
Кораблёва, может, чуть раздосадованно взглянула на комиссара и сказала быстро:
– У нас будет с собой новое оборудование, которое поможет пережить даже более высокие температуры.
– У вас будут переносные персональные холодильники? – спросил уполномоченный.
– Почти, – неожиданно согласилась Кораблёва. – У нас есть костюмы для экстремальных широт. Они уже проверены.
Уполномоченный взглянул на комиссаров, но те не собирались принимать решение за него: ты сам давай, Андрей Николаевич.
И Горохов пару секунд подумал и, покачав головой, ответил:
– Вы меня, конечно, извините, но пока я не готов вам помочь.
Кораблёва что-то хотела сказать, но он остановил её жестом:
– Мне нужно хоть немного отдышаться. Может, через месяц.
Глава 13
Совещание закончилось, и Тормышов с Кораблёвой ушли. Горохов заметил – ну, во всяком случае, ему так показалось, – что, когда они с ним прощались, северяне вовсе не были расстроены его отказом.
И мужчина, и женщина, пожимая ему руку, были деловиты и собранны, и всё. Никаких кислых мин, никаких обид. Только напомнили: о «выходе» и планируемой экспедиции к нему не должен знать никто. Ну, могли бы и не напоминать. Тут все были люди ответственные. Но Первый комиссар, конечно, заверил их в том, что эта информация никуда из Трибунала не выйдет. И тогда северяне ушли.
«Ну и хорошо. Можно было бы с ними и поработать. Но…». Горохов снова закурил. Ему и в самом деле нужно было прийти в себя; это кажется, что температурные перегрузки проходят для организма бесследно. Горохов давно убедился в том, что это не так. Он начинал уставать от жары. Или, может быть, это возраст давал о себе знать?
Комиссары его за отказ не осудили. Конечно, им хотелось максимального сотрудничества с Институтом Генетики и Общей Биологии, ведь Институт был, по сути, филиалом Севера. Северяне хорошо финансировали работу Института. И некоторая часть этих денег, соответственно, доставалась и Трибуналу. За тесное, так сказать, сотрудничество. Но комиссары не могли, да и не хотели принуждать своих специалистов. Уполномоченные товар штучный. Редкий товар. Тем более, те уполномоченные, которые на своей должности продержались более десятка лет. Этих вообще было всего… как пальцев на одной руке.
Они поболтали ещё с Гороховым насчёт «выхода», насчёт планируемой экспедиции, а потом отпустили его. Андрей Николаевич пошёл в зал отдыха. Но там была только Тамара, она как раз убирала со стола, взглянула и сказала:
– Андрей, а ребята уже разошлись.
– Жаль, – произнёс он.
– Посидишь? – спросила Тамара. – Я тебе накрою стол.
– Нет, одному неинтересно. Пока, Тамара, – сказал старший уполномоченный и пошёл к лестнице, что вела в гараж.
И там, на лестнице, столкнулся с пижоном в красивом и дорогом костюме. С Поживановым.
– О, Андрей, – они поздоровались за руку, и Сергей Сергеевич продолжил: – А я смотрю, твой или нет квадроцикл у стены? Подумал, что похожий. Решил, что не могут тебя вот так сразу после задания из отпуска вытащить.
– Наши всё могут, – ухмыльнулся Горохов.
– Совещание было?
– Было.
– У Первого?
– Точно.
– Я там, в гараже, северных видел. С ними? – продолжал допрос Поживанов.
Горохов ему ничего не ответил.
– Понял, – сказал начальник Отдела Дознаний.
Он хотел уже было попрощаться, но Горохов не отпустил его:
– Слушай, Серёжа, ну а с моим делом как?
– Ты про Серов? Про эту Алевтину? – сразу вспомнил Поживанов.
– Ну да…
– Слушай, Андрей…, – тон Поживанова сразу стал извиняющимся. –Ну нет у меня сейчас людей. Ты пойми… Серов – это где? Хрен его маму знает, сколько дней туда ехать. Дня два?
– Да нет, два дня ехать – это через Кытлым, через горы, там сейчас не проехать. Придётся через Губаху ехать, дня три-четыре, – прикинул уполномоченный.
– Вот видишь, туда-обратно – неделя, там тоже неделя потребуется, послать придётся двух человек минимум. Представляешь, сколько это будет человеко-часов? А у меня финансирование в этом квартале и так срезали. Работай как хочешь, хоть своими людям доплачивай, – рассказывал комиссар.