– Давайте попробуем, пойдём попробуем её уговорить.
Горохов почувствовал, что Сурмий совсем немного раздосадован своей оплошностью, и, чтобы не заострять на этом внимания, сразу согласился пойти к начальнице экспедиции, но слово «биот», как и реакцию капитана, он, конечно, забыть не мог. Уполномоченный решил выяснить, что значит слово «биот» и почему военный думал, что это слово ему должно быть известно.
В малюсенькой каюте Евгении Кораблёвой было весьма прохладно. «Эти северяне вообще не жалеют электричество». Сама же она открыла им дверь босая и в нижнем белье. Тем не менее, пригласила их войти и при мужчинах, ничуть не стесняясь, стала одеваться, натянула брюки и лёгкую рубаху. В каюте, кроме кровати и маленького стола, прикреплённого к стене и стула, ничего не было.
– Садитесь… Кто-нибудь сюда, – указала она на стул, – садитесь вы, уполномоченный, а вы капитан, ко мне.
Мужчины молча поступили так, как она просила, а когда они расселись, начальница произнесла:
– А я догадываюсь, зачем вы, господа, пришли, – и, не дожидаясь их ответов, продолжила. – Вы же пришли поговорить со мной об изменении нашего маршрута?
Горохов взглянул на капитана: откуда она знает? Но капитан на уполномоченного не смотрел, он не отрывал глаз от Кораблёвой.
– Я и сама уже подумала об этом, – говорила начальница экспедиции. – Вот только… – она едва заметно усмехнулась, глядя на Горохова, – у нас с вами, подполковник, разные цели.
– Вы и про цели мои знаете? – спросил уполномоченный.
– Догадываюсь, – сказала женщина. – Я обратила внимание, что вы на всё, что мы делаем, смотрите со скепсисом. Вам всё не нравится. У меня сразу возник вопрос: почему вам всё не нравится? Ответ, как мне кажется, налицо: мы всё делаем не так, как делали бы вы, будь вы руководителем экспедиции.
Она смотрела на него, ожидая ответа.
– Так и есть. Мы слишком беспечны. Мы напрочь позабыли о скрытности. Мы летим на юг не скрываясь, сломя голову. У всех на виду тащим целую кучу дорогостоящего оборудования. Никто не сомневается, что на этом судне плывут северяне. И многие как минимум захотят узнать, куда и зачем они направляются.
– А как нужно было действовать? – спросила Евгения.
– Нужно было брать другую лодку, старую и не бросающуюся в глаза. А вернее, две. Да, две. Технику, часть людей грузить на одну, отправлять её вперёд, снаряжение и остальных людей на другую. Грузиться с разных пирсов. Идти по реке с лагом в пару дней. Не доходя до оговорённой с капитанами точки, выгружаться на пустынных берегах и желательно в разных местах. И спокойно идти на юг от колодца к колодцу, обходя казачьи кочевья. Заезжая в оазисы только одним транспортом, чтобы купить горючее. Так бы потихоньку и добрались без проблем.
Евгения слушала его внимательно, смотрела на него не отрываясь. А когда он закончил – заговорила:
– Я вам вот что скажу…, – она сделала паузу. – Хочу вам немного польстить. Если бы не одно обстоятельство, я бы вообще поручила подготовку и проведение операции вам. Да, поручила бы и не волновалась бы о её успехе. То, что вы говорите, – разумно. Уверена, вы лучше знаете и пустыню, и те места, в которые мы едем, и ту флору с фауной, с которой мы там встретимся, и конечно же, людей, что нам попадутся в пути… Но, повторю, всё это было бы правильно, если бы не довлеющее над нами обстоятельство.
– И что же это за обстоятельство, которое не позволяет нам действовать обдуманно и взвешенно?
– Время, – коротко ответила Евгения. – У нас нет времени на осторожность и осмотрительность. Вы же мне не дали вам рассказать, подполковник, рассказать о главном. Побежали с капитаном в гараж смотреть игрушки для взрослых мальчиков. А главное звучит просто – у нас нет времени, ни единого лишнего часа. «Выходы» – это явные проявления того, что пришлые совсем рядом. Вот только «выходы» очень недолговечны. Мы ещё ни разу не смогли добраться до них. Мы всегда приходили к ним слишком поздно. Когда они уже исчезали, и места, где они были, уже замел песок. Всё, что мы знаем о них, так это что они «живут» около месяца. И то, со слов очевидцев, которым нельзя доверять на все «сто». Вы вообще единственный, который видел их так близко, кому можно верить. Так что у нас нет ни одного лишнего дня, ни одного лишнего часа, который мы могли бы потратить на осторожность.
– Да, уполномоченный, – неожиданно заговорил Сурмий, – ваши опасения, безусловно, оправданны, но как я уже говорил вам, вы исходите из своего опыта одиночки, у которого никогда не было права на ошибку, а мы идём туда с лучшим оружием и с отделением лучших солдат.
«А только что ты соглашался со мной!», – Горохов покосился на него.
– Всё должно быть нормально, – закончил капитан.
– Мы продолжим нашу экспедицию так, как и планировали, – резюмировала Кораблёва. Уполномоченный думал, что она на этом и закончит, но начальница продолжила: – Но это в том случае, если мы не найдём лоцмана для прохода по протоке мимо Полазны.
– По какой ещё протоке? – Горохов напрягся. – Мы, что, уже не пойдём по маршруту Полазна-Лысьва-Красноуфимск?
– Если нам к нашему приходу подыщут надёжного лоцмана, – сказала Кораблёва, – мы не будем высаживаться в Полазне. Нас по реке Чусовой проведут до Насадки.
– До Насадки? – снова спросил уполномоченный, делая ударение на этом странном названии.
– Да, оттуда до Красноуфимска всего двести километров; если всё получится, мы сэкономим сутки как минимум. А это самое главное, – она сидела на кровати, подобрав под себя босые ноги. И говорила это всё с непоколебимой уверенностью в себе. Было понятно, что спорить с нею бесполезно.
«Значит, самое главное – это не возвращение экспедиции с полученными данными, самое главное – это сэкономить время!».
Всё, что мог сделать Горохов, так это опять поглядеть на капитана. Но тот снова отказывался взглянуть на уполномоченного, и Андрей Николаевич понял, что разговор в принципе закончен, ведь его слово имело только консультативное значение.
– Понял, спасибо, – Горохов встал со своего стула.
Сурмий сразу поднялся вслед за ним.
– Хорошо, что вы зашли, – сказала мужчинам начальница экспедиции, опуская босые ноги на пол.
«У неё, кажется, сорок второй размер, – заметил для себя Горохов. – Это неудивительно для её роста».
Глава 19
Они вышли из каюты Кораблёвой. Уполномоченный подумал, что капитан вернётся в трюм к своим подчинённым, но тот остановил его у трапа и произнес, как будто оправдываясь:
– Сам не ожидал, что она отойдёт от плана.
Горохов не нашёлся, что сказать, он только кивнул и достал из кармана сигареты. Ему казалось, что разговор исчерпан, но тут капитан протянул ему руку и сказал:
– Ингвар.
– Что? – не понял уполномоченный, машинально пожимая протянутую руку.
– Проще говоря, Игорь, – пояснил Сурмий.
– А, – догадался Горохов. – Андрей.
– Это я знаю, может перейдём на «ты»?
Андрею Николаевичу, в принципе, нравился этот офицер. Спокойный, уравновешенный, в нём чувствовалась и сила, и компетентность. И Горохов согласился:
– Да, давай на «ты».
– Но это когда мы будем наедине, при подчинённых будем соблюдать субординацию, – продолжил капитан.
Горохов закурил. Слабо совещённый коридор, трап, шум двигателей за переборкой, место тихое. Уполномоченный поглядел вдоль коридора и потом произнёс:
– Игорь, а ведь ты неспроста сказал мне, что Кораблёва биот, ты ведь не случайно проговорился.
Капитан тоже поглядел в полумрак длинного коридора, что вёл от кают в трюм, и ответил:
– Просто хотел тебя предупредить.
– Предупредить? Поясни.
– Она биот чистейшей воды. А они не видят препятствий, план-цель, всё, больше ничего знать не хотят, ничего не замечают. Будут идти по плану несмотря ни на что. Я тебе хотел сказать, что ты лучше ей сильно не перечь…
– Не перечить? – эти последние слова капитана прозвучали как угроза, как предупреждение.
– Да, лучше ей не перечить, – продолжал Сурмий. Он сделал паузу и потом проговорил: – если она прикажет тебя расстрелять, я буду вынужден это сделать. И сделаю не задумываясь. Хотя и очень уважаю тебя и таких, как ты.
– О, уважаешь значит? – Горохов усмехнулся.
– Да, уважаю, в нашем разведсообществе считают, что Трибунал, особенно ваши оперативники, ну и вы, уполномоченные, – это наш передовой край. Для тебя ведь не секрет, что это Север основной ваш финансист?
Уполномоченный это знал. Но вот чего он не знал и что его сейчас особенно интересовало, так это что обозначало слово «биот». И он решил зайти издалека:
– Так ты считаешь, что она может приказать расстрелять меня?
– Если сочтёт, что ты препятствуешь операции, ну или сочтёт, что ты можешь нарушить секретность.
– Секретность? – удивился уполномоченный. – Да мы на всю реку трубим, что мы куда-то мчимся по очень важному делу.
– Да, но это потому, что нам нужно торопиться, а вот куда мы едем и зачем… У меня даже подчинённые не знают, – отвечал Сурмий. – И вообще, в курсе целей и места нашей экспедиции меньше десятка человек.
– О, приятно быть в десятке посвящённых, – иронично заметил старший уполномоченный, которому после откровений этого дружелюбного капитана с Севера эта экспедиция теперь не нравилась ещё больше.
– Ещё и выгодно, – заметил Сурмий. – Тебе ведь обещали ещё и вид на жительство.
– Да-да, – Горохов задумчиво курил, – обещали. Слушай, Игорь, а ты часто работал с этими… с биотами?
– Почти всеми моими командировками на юг руководили биоты.
– Вот как?
– Все командировки на юг, в которых я участвовал, проводил Институт, а там заправляют именно они.
– Они? Вот такие вот, – Горохов кивает на дверь каюты Кораблёвой, – целеустремленные женщины?
– Целеустремлённые женщины, – соглашается Сурмий. – Так что будь с нею начеку. Не делай резких движений и необдуманных заявлений. Она всё запоминает, а память у них идеальная.