– Баллон пустой? – спрашивает уполномоченный.
Солдат молча кивает. И тогда Горохов выдёргивает баллон из блока. Пластиковая ёмкость почти невесома. Он снова, отвернув крышку, протягивает Рогову флягу:
– Помнишь?
– Десять маленьких…, – говорит тот, беря флягу.
Пока он пьёт, Андрей Николаевич поглубже засовывает пустой баллон в склон ближайшего бархана. Разравнивает песок. Теперь, когда они близко к схрону, следов нужно оставлять как можно меньше.
– Мне бы хоть немного посидеть, – говорит ему солдат, возвращая флягу, и повторяет: – Хоть немного.
Горохов тоже делает пару глотков; хоть жара и спадает, но жажда уже начинает донимать его. Пока терпимо. Впрочем, он сможет дойти до схрона и без воды, а там хоть обпейся. Там воды много. Весь вопрос в том, чтобы дойти. Он смотрит на солдата и, закрывая флягу, говорит:
– Надо идти, Мефодий. Надо как можно больше пройти до того, как начнётся заряд. А как ветер поднимется, так остановимся, посидим, а сейчас нужно идти… Понимаешь?
Солдат кивает и тяжело идёт дальше. Уполномоченный смотрит ему вслед. Он знает, что Рогов не дойдёт до спрятанного мотоцикла. Но ничего, он и к этому уже, в принципе, готов. Андрей Николаевич догоняет солдата и берёт его под здоровую руку. И буквально тащит рядового, у которого всё чаще подкашиваются ноги.
– Давай, Мефодий, давай, хотя бы вон до тех камней дойдём.
А солдат уже совсем ослаб, он не отвечает, Горохов даже не уверен, что он его слышит. Уполномоченному приходится придерживать его, чтобы он просто не свалился на песок. И всё-таки он его доводит до намеченной точки. Это два заметных, высоких камня, которые должно быть видно издалека.
– Садись, – он усаживает Рогова прямо на горячий песок под камень, который будет защищать того от ветра. Протягивает ему флягу, – пей, сколько сможешь выпить.
Рядовой начинает пить. От воды Рогов, кажется, начинает приходить в себя. Вода буквально оживляет его. Он смотрит, как Андрей Николаевич ставит рядом, прикладом в песок, его винтовку.
– Солнце садится, – говорит Горохов.
– Угу, – кивает солдат. – А мы тут… Мы тут отдохнём и после заряда пойдём дальше?
– Ждать нельзя, – отвечает уполномоченный, он знает, что этот молодой и сильный человек не сможет пройти оставшиеся четыре с лишним километра без препаратов, даже если отдохнёт. – Мы тут в большой опасности. Я дойду до схрона один, выкопаю мотоцикл и вернусь за тобою.
– Господин Инженер, а вы точно вернётесь? – спрашивает Рогов, и в этом вопросе слышится какая-то детская наивность вперемешку с надеждой.
Этот тон почему-то раздражает уполномоченного, и он отвечает чуть грубее, чем нужно:
– Что это за вопросы? Сказал же, что вернусь! Я тебя тащил десять километров, чтобы тут бросать, что ли? Сказал же, вернусь!
– Я понял, – кивает солдат.
– Держись тут, я обязательно вернусь, – повторяет Андрей Николаевич уже помягче, чем только что. – И постарайся не засыпать. Как стемнеет, обязательно по прохладе станет клонить в сон, ты не поддавайся.
– Думаете, появятся дарги?
– Появятся ли дарги, я не знаю, – Горохов трясёт флягу, там осталась пара глотков. Но он сдерживается и не выпивает воду, закрывает флягу, вешает её на плечо. – А вот пауки после заряда с северного склона дюны полезут точно.
– А-а. Да…, – солдат понимает.
– Их здесь не так много, как у нас, но тоже есть, будь внимателен.
– Есть, – отвечает солдат.
Прежде чем уйти, он внимательно осмотрелся. Барханы после ветра немного поменяются. А вот мощные дюны и камни никакому ветру не подвластны. Именно их он и запоминал. Искать Рогова ему придётся уже в темноте. Он хлопнул солдата по плечу здоровой руки:
– Не раскисай.
– Есть не раскисать, – ответил тот, и по его тону было ясно, что он уже раскис.
Но больше ничего ему говорить уполномоченный не стал. Он даже не повернулся, когда уходил. Знал, что солдат на него смотрит, и не хотел видеть его взгляда.
***
За жарой поначалу не так хочется есть, голод не так заметен на фоне жажды. Но к концу дня и он даёт о себе знать. Горохов с удовольствием думает о той затянутой в пластик буханке жирного кукурузного хлеба, которую он припрятал в схроне. В буханке полкило, не меньше. Хлеб явно не будет лишним, да и все другие продукты тоже. Как только доберётся до схрона, сразу напьётся воды, выпьет целый пакет, а потом как следует поест. Вот только будет это не раньше, чем через час ходьбы. Это в лучшем случае, это если всё будет идти по плану.
Горохов взглянул на запад, на солнце, оно уже скоро коснётся горизонта. Он ошибся, неправильно рассчитал время, они с солдатом шли медленнее, чем он предполагал. Андрей Николаевич понял, что не успеет к схрону до заряда. Это было не очень хорошо. Искать нужное место в темноте – дело непростое. Нет, он не сомневался, что найдёт схрон, но боялся, что в пыли и при лунном свете потеряет время. А время было дорого. Каждая лишняя минута в этих местах увеличивала вероятность встречи с опасностью. Со смертельной опасностью.
Уполномоченный уже заметно утомился, но скорости старался не снижать, тем более что у него начало закладывать уши. Перепад давления. Он взглянул на термометр – так и есть, уже сорок шесть градусов. Степь быстро охлаждается… Падение температуры, заложенные уши – это верные признаки того, что заряд будет сильным. Ничего удивительного, чем южнее, тем сильнее перепады температур, тем резче перепады давления, тем яростнее порывы ветра по вечерам. В идеале ему следовало подыскать себе убежище и переждать заряд, даже сильный ветер длится недолго, минут десять, не больше, но у него не было времени. Он, не сбавляя хода, шёл на север. Шёл, несмотря на ещё несильный голод и уже весьма чувствительную жажду. До цели, по его прикидкам, оставалось ещё около трёх километров.
С востока налетел первый порыв, как будто кто-то ударил пыльным мешком об камень.
Началось. Как-то рано в этот раз. Ещё и сумерки не опустились, ещё солнце жарит с запада левый бок, а ветер уже принёс первую порцию. Уполномоченный стал сразу застёгиваться, перевесил флягу – хорошо, что не стал пить и оставил в ней несколько глотков, – закинул винтовку за спину, теперь-то, пока ветер не уляжется, никто не нападёт, быстро снял и выбил от пыли респиратор, протёр очки и поглубже натянул фуражку, закрепил её подбородочным шнурком и подвязал концы платка, чтобы не болтались. Кажется, всё. Заложило уши, и пришлось открыть рот несколько раз, чтобы вернуть слух в нормальное состояние. Он пошарил по внешним карманам: граната, сигареты, зажигалка, полупустой магазин к винтовке. Всё. Вроде готов. И, словно согласившись с его готовностью, с востока снова налетел резкий порыв ветра. Дёрнул его за одежду. Раскидал полы пыльника. Но Андрей Николаевич даже не остановился. Это только начало. Следующий порыв первым делом сдёрнул с ближайшей верхушки бархана кучу пыли и горсть песка, швырнул в него. Он не обратил на это внимания. Но следующий порыв был таким, что заставил его упереться ногой в землю. Потом ветер стих, словно набирал воздуха в лёгкие, а потом и началось…
Как будто кто-то включил… свист. Ровный и очень сильный ветер, почти без порывов, засвистел в верхушках барханов, выдувая из них тонны песка. И этот песок полетел на запад, засыпая Андрея Николаевича. Стремительно несущийся воздух рвал на нём пыльник, закидывая песок и в карманы, и за шиворот, и в рукава. Солнца не видно. Темень накрыла всю степь, темно как ночью, и почти сразу он почувствовал, как стало трудно дышать, респиратор забился за десять секунд, хоть снимай и выбивай его. Но он не останавливался. Да, ветер сильный, да, песка и пыли много, да, плохая видимость, но это ничего не меняло, ему нужно было идти, и он шёл, то и дело протирая очки. Ничего. Не в первый раз. А респиратор и вправду пришлось снимать и выбивать. Щёки засыпало песком, уполномоченный старался не дышать. Потом надел маску, вздохнул с облегчением. Дышать стало заметно легче. Но длилось это недолго, чрез минуту респиратор снова был забит.
А дальше он пожалел, что не нашёл себе укромного уголка под камнем. Как оказалось, это был самый сильный заряд в его жизни.
Ветер уже не свистел, он ревел над барханами, заставляя эти горы песка медленно двигаться. Порывы были так сильны, что едва не срывали с головы уполномоченного его фуражку, несмотря на то что она была закреплена шнуром, срывал с лица и очки, и маску, их приходилось придерживать рукой. Да, лучше бы ему было просидеть эти пять-семь минут в безопасном месте.
Глава 33
Заряд покатился в сторону запада, оставив в воздухе густую взвесь песчаной пыли вперемешку с тлёй. Андрей Николаевич, задержав дыхание, в который уже раз снял и выбил об руку респиратор. Все карманы были набиты песком, песок был в рукавах и за шиворотом, даже под фуражкой. Он вытряхивал его и старался не останавливаться. Песок попал даже в секретный карман левого рукава, в котором он держал пистолет. Пистолет тоже пришлось достать и, стряхнув с него песок, проверить работу затвора.
Вот тут несколько глотков воды, которые он сэкономил, очень и очень пригодились. Респиратор, конечно, выручал, но даже через его фильтры в носоглотку попадала мельчайшая пыль. И эта вода была настоящим спасением от першения в горле. Да и сил чуть-чуть она прибавила.
На западе, застилая солнце, ещё бушевали чёрные клубы заряда, а там, где он шёл, уже вовсю наступали сумерки.
«Где-то рядом».
Не останавливаясь, он смотрел по сторонам и находил всё больше знакомых камней. Да, это были нужные ему места.
«Хорошо бы успеть до темноты».
Ему очень не хотелось откапывать мотоцикл из песка, по которому уже побежали пауки или клещи. Но как он ни прибавлял шаг, как ни старался, темнело всё-таки быстрее, чем он мог идти.
И вскоре небо стало тёмно-серым, а на западе появились первые, ещё неяркие звёзды.
Горохов почти сразу нашёл нужные ему камни. Место для схрона он выбрал правильно, ветер почти не намёл на него лишнего песка. Так что много копать ему не придётся. Жалко, что лопаты у него не было. Но ничего, есть руки, он всё сделает. Горохов осмотрелся, прислушался. Было тихо, только кое-где уже вылезла и