– А как вы тут выживали целую неделю? – спрашивает Горохов.
– На полыни, – отвечает ему Сорокин, он тяжело дышит. – Яму у термитника выкопали и полынь ели. Ну так что, дашь воды? А?
– М-м… На полыни, ясно, – уполномоченный понимающе кивает. И продолжает: – Воды я тебе не дам, она тебе без надобности. Я тебе могу зачитать приговор по всем правилам, если хочешь.
– Да на хрен он мне, твой приговор, – морщится бандит, на его разбитую руку страшно смотреть, чёрное месиво из костей и тканей. Бандиту, конечно, очень больно, Горохов даже удивляется, что он не орёт, как резаный, но потом до него опять долетает терпкий запах полыни… Ну, на полыни терпеть можно…
– Не любишь официоз? Понимаю… Но я быстро, так сказать, тезисно, в двух словах… Короче, за убийство тринадцати человек, среди которых было два ребёнка, в оазисе Южный Ком, за многочисленные разбои и убийства старателей и за поставку даргам оружия и боеприпасов Трибунал Чрезвычайной Комиссии приговаривает тебя, Сорокин, к смерти, и я, старший уполномоченный Горохов, мандат сто шестьдесят, прибыл привести приговор в исполнение. Номер ордера и текст приговора… Ну, я думаю, тебя сейчас это не очень интересует.
Стрелять Андрею Николаевичу не хотелось: патроны – раз, шум – два, и он потянул из ножен тесак.
– Стой, стой, Горохов, обожди…, – захрипел бандит.
– Ну начинается, – уполномоченный поморщился. – С вами, сволочами, каждый раз одно и тоже.
– Да подожди ты.
– Не торгуйся, сдохни, как и жил, лихо…, – Горохов уже вытащил тесак.
– Секунду дай. У меня есть информация.
– Ну ладно… Секунда пошла, говори. Но имей в виду, ни воды, ни сигарет я тебе не дам.
– Да ладно, не надо мне сигарет, слушай…
– Ну…
– Я слыхал, что уполномоченный не убьёт приговорённого, если тот даст ему информацию. Важную, важную… Слышишь? У меня есть важная информация, – говорил бандит, потряхивая своей раскуроченной рукой, с которой капали и капали чёрные капли.
– Любопытно… И какая же это важная информация? Даже представить себе не могу, что это должна быть за информация, чтобы я такого, как ты, помиловал.
– Это важная информация.
– Ты давай, не тяни, мне уже пора отсюда сваливать, тут скоро родственнички этих, – Андрей Николаевич кивает на труп дарга, – появятся.
– Я скажу, но ты пообещай, – просит его бандит.
– Ничего я тебе обещать не буду. Скажешь мне, где закопал пару кило меди, а я тебе пообещаю жизнь – нет, так не пойдёт.
– Нет, нет, это и вправду ценная информация.
– Объясни, в чём её ценность.
– Я тебе скажу, кто оплачивал оружие для даргов.
Горохов задумался. А вот это было действительно интересно, и чуть погодя уполномоченный произнёс:
– Хорошо, говори.
– Обещаешь не убивать? – хрипел Сорокин.
Андрей Николаевич глядел на этого убийцу, беспредельщика и конченую тварь с изуродованной рукой и с разбитой пулей ногой. Сейчас он беззащитен, без воды, без оружия, в этом ужасном месте, где через двенадцать часов он просто поджарится на песке. Глядел на него Горохов и удивлялся его желанию хоть немножко, но ещё пожить.
– Ладно, обещаю. Давай уже, говори, – наконец произносит уполномоченный.
– У меня… У нас-то денег никогда не было, чтобы целую партию оружия купить, – оживился бандит. – Смекаешь?
– Давай-давай, не тяни.
– Говорю же, денег у меня не было, чтобы оружие покупать для даргов. Я его только перевозил.
– А кто заказывал?
– Тип один из Полазны. Кроха его звали.
– Звали?
– Да, он делся куда-то. Я его всего пару раз видел.
– Ну всё, дальше не рассказывай, – Горохов хотел уже заканчивать разговор.
– Да, подожди ты…, – взмолился Сорокин. – Я ж не про него.
– Давай, только побыстрее.
– Так вот, он… этот Кроха, он нам назначал, где брать ящики в степи и куда их отвозить, мы денег-то никогда не видели.
– Он просто говорил вам точку в пустыне, где лежит оружие?
– То-то и оно, а потом говорил, куда его отвезти.
– И он вам потом просто платил за работу.
– Нет, ты послушай меня…, – Сорокин тяжело дышал. – Я ж говорю, не он. Платила нам баба одна из Серова.
– Что за баба? – уполномоченный присел на корточки рядом с ним.
– Алевтина, она хозяйка заведения «Прохлада», кабак такой у неё там, недешёвый. Девки приличные, полынь, бухло, всё такое…
– То есть вы делали работу, а за деньгами ехали в Серов? К этой Алевтине? А она знала, за что вам даёт деньги? Догадывалась, кто вы? И на чём зарабатываете?
– Да откуда же мне знать. Мы просто приезжали, заходили к ней, и она уже всё знала, ничего не спрашивала, вываливала нам лавёхи по-честному, сколько положено. Но потом, когда Кроха этот пропал, нас нашёл другой человек, Керим его звали… И всё было то же самое, стал нам давать координаты с оружием и говорить, куда его отвозить. Но…, – тут бандит замолчал.
– Ну, чего? – поторапливал его уполномоченный, ему не терпелось уже убраться отсюда.
– Деньги за дело нам снова платила эта Алевтина. Вот, понял? – наконец произнёс бандит. – Ну что, хорошая информация?
– Хорошая, – сказал уполномоченный и поднялся.
– Так ты мне помощь окажешь? – спросил его бандит с надеждой.
– Помощь? Какая ещё помощь? – Горохов спрятал тесак в ножны. – Насчёт этого договора у нас не было, я обещал тебя не убивать, я своё обещание выполнил. Спасать тебя, урода, я не буду. – он достал пачку с сигаретами. Но закуривать не стал.
– Помоги мне! Слышишь, эй… У меня есть деньги!
– У меня тоже есть деньги, – заметил уполномоченный.
– Хоть воды дай.
– Лишней воды у меня нет. Да и тратить воду на того, кто жрёт полынь, всё равно, что в песок её лить, – Горохов оглядывался, так и не решаясь закурить. А потом пошёл к мотоциклу.
– Бинты, хоть бинты дай! – орал ему вслед Сорокин.
– Они тебе не помогут. Тебе руку ампутировать нужно. Под бинтами ты себе только гангрену заведёшь. Она под бинтами за пару часов образуется.
– А воды, воды дай напиться, – хрипел из последних сил бандит. – Напиться дай! Слышишь, падла! Я ж тебе информацию дал…
Но Андрей Николаевич уже не слушал его, он по пути нагнулся и поднял пистолет Сорокина. Разрядил его и положил в карман. Нужно было уходить, но уполномоченный не мог уйти, не сделав этого. Он обыскал поясные сумки даргов, забрал оттуда патроны. Девять штук. Потом собрал их винтовки, вытащил затворы и пошёл к мотоциклу. По дороге нашёл камень и об этот камень разбил винтовки, разломал, помял винтовкам казённики. Затворы он выбросил в барханы потом, уже когда ехал. Он с детства усвоил одно из главных правил степи: не оставляй ни оружия, ни патронов врагу. И с тех пор неукоснительно ему следовал. А про бандита Сорокина, оставшегося валяться на песке в одиночестве, уполномоченный больше и не вспомнит до самого дня написания рапорта об этом деле.
Глава 5
Первый отчёт в Отдел он сдал сразу, даже не переодевшись, по приезду в Березняки. Бушмелёв Евгений Александрович, массивный седеющий человек с тяжёлым взглядом, один из комиссаров Трибунала и по совместительству начальник Отдела Исполнения Наказаний, долго его пытать не стал. Сам в прошлом уполномоченный, он видел, что это дело далось Горохову нелегко, и только сказал, повертев в руках бумаги:
– Мало написал.
– Я всё изложил… Тезисно. Всё равно после совещания будете изводить меня писаниной.
Начальник отдела заинтересовался чем-то, даже очки надел, почитал и, взглянув на уполномоченного поверх очков, спросил:
– Так этот лейтенант бросил там тебя одного?
Горохов молча кивнул.
– Дело пахнет трибуналом. Причина?
– Да испеклись они там, – отвечал Андрей Николаевич. – Я всё на первой странице написал, что температуры были экстремальные. Я зафиксировал семьдесят два градуса. У людей Гладкова начались повальные тепловые удары, они перестали ему подчиняться. А этот лейтенант… Он и сам на ногах еле стоял, – Горохов махнул рукой. – Да и хорошо, что они уехали, а то мне бы и с ними ещё пришлось возиться, меня же потом, после того как я нашёл Сорокина, дарги по барханам гоняли. Пришлось десяток километров лишних проехать, пока оторвался от них.
– Но он оставил тебя в степи одного, – это в устах комиссара звучало очень значимо.
– Я написал об этом только потому, что в рапорте положено упоминать всё, что произошло, – произнёс уполномоченный, ему не очень-то хотелось всех этих разбирательств, трибуналов, там пришлось бы присутствовать, свидетельствовать. Да и этот лейтенант Гладков был неплохим солдатом, по большому счёту.
– Андрей, я вижу, что ты этого не хочешь, но я дам делу ход, – сказал Бушмелёв, всё ещё глядя поверх очков на уполномоченного, – не забывай, ты олицетворяешь закон, демонстрируешь неотвратимость наказания, а они должны были тебя защищать и помогать тебе. Вместо этого бросили тебя одного в экстремальной ситуации, как это прикажешь трактовать? Как назвать их поведение?
– Лейтенант предлагал мне уйти с ними, я отказался, – сказал Горохов, чуть подумав. – Это я принял решение.
– Что, им действительно было так плохо? – начальник Отдела снял очки и положил их на стол перед собой.
– Да, им было паршиво, – подтвердил уполномоченный.
– А тебе? – взгляд Бушмелёва пристальный, в его вопросе слышится подтекст, который Горохов поначалу не может прочитать.
И он просто пожимает плечами:
– Ну, я-то в степи вырос. Хотя семьдесят это даже для меня многовато.
– Семьдесят – это для любого многовато. Это температуры за пределами существования человека, – говорит Бушмелёв и продолжает уже без всяких полунамёков: – А может, ты такой стойкий после того, как твой друг Валера провёл с тобою какие-то процедуры, и ты стал лучше переносить высокие температуры?
– Я никаких особых перемен в себе не заметил, – отвечает Андрей Николаевич. Он понимал, что о его делах с Валерой, в Отделе рано или поздно узнают, поэтому не удивился. Просто теперь всё встало на свои места. Уполномоченный продолжил, чуть подумав: – Думаю, ерунда это всё, послушал его, видел, что он себя-то вылечивает всё время. А на самом деле…, – Горохов пренебрежительно махнул рукой. – Не зря же его из НИИ выгнали.