— Знаете, — Кит подобрался и тут же взял инициативу в свои руки. — Если между нами остались какие-то недоговоренности, то их надо устранить заранее, пока не поздно. А то у нас сегодня уже была ситуация! Хотя мне это странно. Мы же с Лешей по телефону все вчера обсудили!
— Обсудили, — уныло подтвердил Леша. — Но Иры не было дома.
— О цене мы договорились еще во время просмотра! — обиженно вклинился хозяин квартиры. До сих пор он лишь старательно размешивал в чашке сахар. — Какие тут могут быть разговоры! Если вы не согласны….
— Мы согласны, — набычился Леша. — Но Ира переживает, что нет никакого торга. Это же ненормально, чтобы совсем без торга! Всегда все торгуются.
— Ага. Только не в момент внесения аванса! — иронически подхватил Кит. — Мы легко могли бы договориться и с другими покупателями! Вы не одни у нас были. Звонков была куча.
Заартачившийся было супруг сник и перетек к жалостливому нытью:
— Ну, будьте добреньки… Что вам стоит нам уступить! Ну, пожалуйста… Уступите нам хоть что-нибудь!
Его благоверная тщательно пережевывала конфету. Желтое пятнышко синичкиной грудки всё ещё маячило в паутине серых веток за окном. Даже Вера на неё засмотрелась. Хозяин квартиры разнервничался и не находил себе места. Ему явно был неприятен тон покупателя и разговор о торге. Но, слыша эти нищенские жалобы, он уже чувствовал себя свирепым разбойником, вытряхивающим бедняка из ветхого рубища. И ёжился от непривычности этой роли.
Кит хотя и пытался отстаивать его интересы, но пока делал это не слишком активно, чтобы не спугнуть покупателей. Вера чувствовала, что в нем ещё не созрело понимание, куда двигаться и как выпутаться из возникшей проблемы. Леша продолжал канючить. Виктор все заметнее ёрзал на стуле и выражал неодобрение происходящего. Наконец, Кит решился:
— Но ведь стоимость оформления тоже может быть предметом торга, — вкрадчиво произнес он, прощупывая ответную реакцию.
Все замерли. На лицах покупателей отразилось непонимание, какую ловушку им предлагают и в какие дебри пытаются заманить. Опасно ли это? И чем это им грозит? Кит, не встретив явного отпора, продолжал двигаться в избранном направлении.
— Вы же знаете, — строго произнес он, обращаясь к плотненьким супругам, — что оформление сделки всегда оплачивает покупатель. Всегда. В этом правиле нет исключений! Кроме… кроме тех случаев… когда об этом специально договариваются…
Смена сурового учительского тона на вкрадчивый, бархатный говорок продавца, втюхивающего залежалый товар, помогла супругам осознать, что им предлагается нечто выгодное. И что для них будет сделано какое-то невиданное исключение. Кит слегка приблизился к хозяину квартиры и уже другим — мягким, но доверительным, искренним тоном надежного товарища пояснил:
— Оформление Вашей квартиры будет стоит совсем недорого. Она же из старого жилого фонда.
Фраза 'Так что Вы немного потеряете, а зато избавитесь от своей непродаваемой квартиры' не была произнесена вслух. Продавцу квартиры надлежало считать её самостоятельно — снять как сливки с молока, с выражения лица и лучащихся симпатией Китовых глаз. Торг, наконец, состоялся. Вера стряхнула напряжение и торопливо принялась заполнять оставшиеся графы договора.
Наступил момент внесения аванса. Кит вопросительно взглянул на покупателей, которым давно уже надлежало выложить на стол сияющие весенней свежестью зеленоватые долларовые купюры. Но они почему-то медлили.
— Ир? — пытливо промычал супруг, заглядывая в глаза жены.
— Ну, Ле-е-еш, — недовольно протянула в ответ супруга, ожидавшая, видимо, большей понятливости от своей второй половины.
— Ира ещё хотела поэтажный план попросить, — спохватился истолкователь её желаний и настроений. — Она хотела бы по нему проконсультироваться, разрешат ли нам перепланировку. Мы тут кое-что переделать хотели. Но ведь есть какие-то правила, ограничения.
— Что же вы с самого начала не побеспокоились, прежде чем аванс вносить? — вступила Вера, уже не способная унять раздражение. — Заранее бы и проконсультировались!
— Тс-с-с-с, — зашипел на неё Кит, все ещё стремящийся вести переговоры в дружественном ключе. — А зачем вам поэтажный план? Я знаю условия, на которых разрешают перепланировку. Могу и сам вас проконсультировать.
— Нет, ну что же это такое! — хозяин квартиры в досаде вскочил и засеменил по кухне. — Я отпросился с работы как дурак. Мы отменили несколько показов. А теперь еще морока с этим поэтажным планом. Давно бы уже другим продали!
— Ладно-ладно, — замиротворничал Кит. — Давайте не будем волноваться! У меня возникло предложение. Мы можем записать в графе 'Особые условия', что вы проконсультируетесь по перепланировке. И если что-то не так, расторгнем соглашение.
Помявшись, все согласились.
— Ладно, оформляем аванс, — Кит огорченно глянул на часы, прикидывая, есть ли смысл бороться за положительный исход.
— Ир? — еще раз уточнил раскрасневшийся от напряжения супруг.
И, не услышав никаких возражений, принялся шумно рыться по карманам. Из заднего кармана брюк, из бокового кармана пиджака, из карманов висящей в прихожей куртки он постепенно извлекал смятые, пожеванные, скрученные в трубочку долларовые бумажки. Достоинством — от десяти до двадцати.
'Кем это он работает, — озадачилась Вера, — что с ним так расплачиваются? На репетитора вроде не похож. На психоаналитика — тоже. Таксисту не платили бы долларами'. Покупатель продолжал шуршать по карманам, но теперь уже впустую. Его квадратное лицо все больше вытягивалось.
— Ир! — в отчаянии воззвал он. В ответ получил лишь отрицательное покачивание головой.
— Вы вот говорили про пятьсот долларов, — извиняющимся тоном заобъяснял он Киту и хозяину квартиры. — Но у нас с собой нашлось только триста двадцать. Может, я вечером подвезу? Или завтра с утра подъеду?
— Нет уж, — сердито отмахнулся хозяин квартиры. — Я второй раз с работы отпрашиваться не собираюсь!
— А мы не можем второй раз приехать сегодня вечером! — поторопилась предупредить Вера.
— Ладно, давайте мы пока возьмём триста, — недовольно скривился Кит, уже не пытаясь говорить о правилах и 'принятом порядке внесения аванса'. — Триста будет круглая цифра ('Так и возвращать проще', - уловила невысказанное Вера).
В прихожей у Лешиной супруги внезапно прорезался голос.
— Жалко, что вы так мало торгуетесь, — укоризненно прошелестела она, оправляя манто, заботливо поданное мужем. — Ну, ничего. Я на доме отыграюсь.
Оказалось, ей достался по наследству домик в Верховодино — элитной части пригорода, где только высшие государственные чины себе дачи строят. Она затеяла сдавать его в аренду. И теперь, потерпев фиаско с торгом за квартиру, решила поднять цену до заоблачных высот… Дабы компенсировать моральный ущерб. Всё это изобилие информации пролилось на Веру с Китом за две минуты прощального стояния в дверях, с лихвой уравновесив прежнюю немногословность барышни.
Со скрипом, с перекосами и напряжением, но аванс за 'трешку' был принят. Для Веры это означало хотя бы временную передышку в показах. Но её худшие предчувствия подтвердились, когда Кит, отключая сигнализацию у машины, проворчал:
— Похоже, что и здесь всё развалиться. Легкомысленные люди! Квартиру с рекламы не снимай и показывай дальше.
Вжавшись в сиденье уверенно и мягко ведомой Китом машины, Вере с ужасом осознала, что день кончится ещё не скоро. Впереди — поездка с Амалией в Голованово и показ очередной квартиры 'на противоположном конце города'. Сколько их у Москвы — этих 'противоположных концов'?
Кит обещал подвезти Веру до удобной ей станции метро. И теперь они пытались пробиться сквозь Тверскую улицу, наглухо запруженную. Через полчаса медленного, натужного — метр за метром — переползания, машина Кита застопорилась в середине Пушкинской площади. Со всех сторон их сдавливали такие же обездвиженные страдальцы. От нечего делать Кит озирал окрестности, пока взгляд его не уперся в памятник Пушкину. Вокруг поэта тусовались толпы гуляющих. Переминались с ноги на ногу одинокие фигуры. Громогласно пили пиво подростки, стайками рассевшись на лавочках. Ребенок рыдал, выронив мороженое. А мать тянула его за руку и не разрешала подобрать. Пожилой мужчина с розой жался к постаменту.
Кит ласково кивнул в сторону памятника:
— Скучаешь по нему?
Вера не всегда могла проникнуть в логику Никиты и решила уточнить:
— В каком смысле?
— Ну, ты же вроде им занималась когда-то. Диссертацию писала. Сама рассказывала… Значит — любила Пушкина.
— Любила? Вот еще, — неприязненно фыркнула Вера. — Как его можно любить? Все, кто говорит, что его любит, по-моему, неискренни. 'Любить Пушкина' — так слащаво, так фальшиво. Они бы еще Ленина 'любили'.
Кит, озадаченно глядя на Веру, пояснил:
— Ну, мне-то он вообще — параллельно. Ты же сама рассказывала, что занималась. Чего-то там писала про него, еще до недвижимости…
— Я его больше изучала, чем любила, — буркнула Вера, раздраженная напоминанием о жизненной неудаче.
Кто-то капризно загудел сзади, намекая, что надо бы подвинуться.
— Ну, чё гудишь, козел? Чё гудишь?! — пробасил Кит, глядя в зеркало заднего вида. — Не видишь — пробка? Куда я тут подвинусь? Все ждут как люди!
— Обычно, если писателя любят, то любят собственнически, страстно! — сумрачно пояснила Вера. — А Пушкина разве можно себе присвоить? Обжить его вселенную как родной дом? Ощутить там себя чуть ли не хозяином? Гения трудно любить. Хотя бы потому, что это ты у него — внутри, а не он у тебя.
Впереди наметилось легкое движение. Кит чуть-чуть газанул, и машина проползла вперед ещё на полметра. Вера, чувствуя недоумение Никиты, продолжила более миролюбиво:
— С ним нельзя встать на равных. Можно только чтить и боготворить. Или держаться от него подальше, спасаясь бегством, словно от Медного Всадника с его скачущим копытом… Как это мудро делают дети в школе. Я вот до сих пор не могу сына заставить прочитать 'Капитанскую дочку'. Он твердо убежден, что 'Таня Гроттер' — намного лучше.