Джек стоял и смотрел, не в силах понять, что происходит.
Толпа двинулась вперед, закрыв Джеку весь обзор, и мир снова наполнился звуками, дыханием, ощущениями.
«Не может быть, – пронеслось у него в голове. – Нет. Это не она. Быть такого не может. Она мертва».
Когда толпа снова расступилась, ее уже не было. Ни женщины, ни мамы – никого. Может, ему просто показалось? Нужно было выяснить это. Джек направился к тому месту, где видел ее, – узкому проходу между палатками, ведущему к полосе леса, – и пошел по нему. Осторожно перешагивая через толстые электрические кабели под ногами, Джек вошел в темноту.
Шум и гам парка развлечений остались позади. Он едва не упал в окутавшем его сумраке леса и, пытаясь удержать равновесие, неожиданно врезался руками в какую-то железную стену, издавшую громкий лязгающий звук.
Когда Джек вышел на небольшой открытый участок, глазам потребовалось некоторое время, чтобы привыкнуть к темноте. По ощущениям здесь было гораздо прохладнее, а воздух пах мокрой травой и бензином.
И тут он увидел маму, уходящую прочь.
Джек хотел позвать ее, но не смог выдавить из себя ни слова. Спотыкаясь, он поспешил за ней, и тогда она обернулась.
Это была не его мама.
Естественно, подумал он, естественно, это не она. Это невозможно. Джек почувствовал себя в глупом положении, ему было неловко.
Конечно, эта женщина была немного похожа на его маму – тот же цвет волос, почти тот же рост, но… это была не она.
– Хочешь прыгнуть с тарзанки? – спросила женщина.
Джек слегка улыбнулся и покачал головой:
– Ни за что.
Позади женщины, в металлической кабине, доходившей ему до пояса, стоял мужчина с табличкой: «БЕСПЛАТНЫЕ ПРЫЖКИ С ТАРЗАНКИ»
Кабина соединялась с огромным краном.
– Вообще-то, нас здесь быть не должно, – сказала женщина. – Ты умеешь хранить секреты?
Мужчина и женщина улыбались Джеку.
«Нужно уходить отсюда», – подумал он.
– Я не люблю высоту. Я уже ухожу, – сказал Джек, но почему-то не сдвинулся с места. – Я не прыгаю с тарзанки, – продолжил он, направляясь к кабине, словно подталкиваемый невидимыми руками. – Однажды я видел, как прыгал мой отец. Он шел к этому годами. После отец рассказывал, что невозможно поверить, что ты стоишь так высоко. Твои тело и разум кричат: «ОПАСНОСТЬ!!!», а каждая клеточка умоляет тебя не делать этого. Так что этот аттракцион не для меня, даже бесплатно, – подытожил Джек и вошел в кабину через небольшую металлическую дверцу, распахнутую для него мужчиной.
– Меня зовут Тилли, а это – Бобби, – сказала женщина. – Хочешь прыгнуть с тарзанки? Тебя никто не заставляет.
– Нет. Не хочу. Ни капельки! – засмеялся Джек, и Тилли тоже засмеялась.
Они стояли, улыбаясь друг другу.
А потом Джек неожиданно для себя произнес:
– Наверное, я прыгну. Почему бы и нет?
На какую-то долю секунды, пока земля неслась ему навстречу, Джек осознал, что находится в огромной опасности. Но затем земля и темнота поглотили его, и все ощущения пропали.
Он почувствовал, что перестал лететь вниз. При этом он не испытывал боли от падения: Джек висел вверх ногами в темноте. Резко дернувшись, он понял, что не один. Рядом лежала девочка с вытянутыми вперед руками.
Они посмотрели друг на друга.
«Она под землей, – подумал Джек, – и я тоже».
На вид девочке было столько же лет, как и ему.
Джек услышал чей-то душераздирающий крик, и ему захотелось, чтобы этот крик прекратился.
Потом Джек понял, что кричал он сам.
Девочка пристально смотрела на него.
«Понятно, что крик был невольным», – подумал он. Вообще-то, Джек должен был умереть, разбившись о землю, но, несомненно, он был жив.
Определенно, он жив. Вряд ли можно так кричать, если ты умер.
Да, так оно и было: он висел вверх ногами, скорее всего, под землей, рядом лежала девочка, и он орал во все горло.
Джек заметил, что кричит уже не так сильно. Потом крик прекратился.
Он огляделся. Вокруг было так темно, что он не видел практически ничего, даже стены и потолок не мог различить. Было жарко, темно и сыро. Возможно, они находились в пещере.
Девочка заговорила.
– На что ты смотришь? – спросила она.
Джек хотел было пожать плечами, но обнаружил, что сделать это довольно проблематично, когда ты висишь на канате вверх тормашками. Он висел с открытым ртом, шальными глазами, и в целом выглядел так, будто увидел привидение.
Прежде чем Джек смог вымолвить хоть слово, сверху донесся какой-то скрежет, и он почувствовал, что страховочные ремни ослабевают. Его ноги выскользнули из петли, и Джек снова упал, но на этот раз на твердую землю. Он выставил вперед руки, чтобы смягчить падение, и пребольно ударился локтем.
И тут зажегся свет.
Свет был ужасно ярким. Они оба закрыли глаза, на мгновение ослепнув. Затем приставили ладони ко лбу, словно такое движение могло как-то помочь. Но это не сработало.
Дети попытались открыть глаза, но не смогли. Тут лучше не торопиться: глазам требуется определенное время, чтобы привыкнуть к освещению. Глаза действуют самостоятельно и не открываются до тех пор, пока не решат, что это безопасно.
Несмотря на то что дети напрягали слух, пытаясь компенсировать недостаток зрительной информации, их ждало разочарование – вокруг царила полнейшая тишина.
– Как тебя зовут? – прошептала девочка.
– Меня? – переспросил Джек.
– Ну конечно, тебя. С кем тут еще разговаривать?
– Не знаю, – буркнул Джек. Это были самые трудные минуты в его жизни. К тому же сильно болела рука.
– Джек, – бросил он. – Меня зовут Джек.
– Я – Келли, – сказал она. – Похоже, мы тут застряли вместе, так что возьми себя в руки и не распускай нюни.
Джек уже было открыл рот, чтобы спросить ее, где именно они застряли вместе, откуда она знала, что они застряли вместе. Что значит «не распускай нюни»? И почему это он должен сохранять спокойствие? Он только что упал с крана и провалился сквозь землю в эту темную (теперь уже светлую) пещеру, которая, может быть, и не пещера вовсе, и повис вверх ногами над незнакомкой, которая сейчас ведет себя… как бы это сказать, немного ГРУБО. Все эти мысли почти сложились в его голове в предложение, когда они услышали, как где-то вдалеке открылась дверь.
Дети открыли глаза.
Они находились посреди огромного пространства. Такого огромного – конца-краю не видно. Ни стен, ни потолка не было. Только ослепительная белизна, простирающаяся повсюду. Всеохватывающая.
Они стояли на чем-то, что, по крайней мере, могли видеть и чувствовать, – на плоском белом гладком полу.
Джек понял, что был в таком напряжении, что даже дышать перестал. Он наконец выдохнул, чувствуя легкое головокружение.
Келли взглянула на Джека и спросила тихим, слабым голосом:
– Мы умерли?
Сердце Джека ушло в пятки. Умерли? Возможно ли это? Да, такое место вполне могло быть «небесами». Ведь отовсюду бил ослепительный белый свет. Возможно, с ним действительно случилось именно это. Он ударился о землю и не провалился сквозь нее, а умер на месте – и вот теперь он здесь… на небесах. Эта мысль прожгла его до основания, как горячая карамель, которую плеснули на прохладные взбитые сливки. Он был на небесах с девочкой, отпускающей колкие замечания в его адрес.
– Почему к твоим ногам привязан канат? – спросила Келли.
– Я прыгал с тарзанки.
– Зачем?
– Не знаю, просто прыгнул и все. Я не знаю, что происходит.
Тут они услышали женское пение и замолчали.
– Ду-би-ду!!! Ду-би-ду-би-ду! Би-ду-би-ду-би-ду-ду. Ах, мне хочется, хочется, хочется, и тебе хочется, хочется, хочется. И нам всем хочется, хочется, хочется!..
Небольшая пауза. И затем во весь голос:
– НЕ ТАК Л-И-И-И-И-И-И?
У женщины был добрый хриплый голос, но ее пение… Пела она просто ужасно, и это звучало так, будто она хочет нанести себе травму, но, похоже, сама она была от себя в восторге.
– Да! О да! О да, да, да! Обними меня. Обхвати мое лицо. Подержи мой плащ. Подержи мою сумку, она ТЯ-Я-Я-ЖЕ-Е-Е-ЛАЯ-Я-Я…
И тут женщина появилась, прямо из ослепительной белизны. Она была невероятно худой и очень высокой, наверное, в два раза выше Джека, с большими красными губами и множеством зубов. Зубов было слишком много. Выглядело это так, будто она разнашивала набор зубов для кого-то еще. А между двумя передними у нее была такая щель, что туда бы свободно пролезла монета в один фунт. Причем горизонтально. У женщины были черные как смоль волосы до плеч и черная лента на голове, не дававшая волосам спадать на лицо. А ее зеленое платье с длинным разрезом спереди тянулось за ней шлейфом. Цокая каблуками, она подошла к ним.
– Ведь у меня есть ду-би-ду-би-ду, и у тебя есть ду-би-ду-би-ду-ду, – пела она, – и я буду твоей ду, а ты ду моим будешь. НЕ ТАК ЛИ-И-И-И-И-И?
Она пела, широко улыбаясь, и через каждые несколько шагов пританцовывала:
– Когда мы сделаем ду, не делай ду на моем би-и-и-и-и.
Женщина шла прямо на них, и, поскольку она явно не собиралась останавливаться, дети отскочили в разные стороны, чтобы пропустить ее.
– Ведь я говорю… – она сделала глубокий вдох и развернулась, – ТЕ-Е-Е-Е-Е-Е-Е-Е-Е-Е-Е-Е-Е-Е-Е-Е-Е-Е-Е-Е-БЕ-Е-Е-Е-Е-Е-Е, – еще один глубокий вдох: – Е-Е-Е-Е-Е-Е-Е-Е-Е-Е-Е, что я буду, буду, буду…
Она широко улыбнулась и сказала:
– Больше пока не придумала. – Затем заговорщицки наклонилась к ним и хрипло прошептала: – Ну и как вам? Понравилась моя песня?
Она склонила голову набок и приложила руку в перчатке к уху, как бы говоря: «Я вас слушаю».
Джек потерял дар речи. Песня была настолько отвратительной, что все это больше походило на какой-то розыгрыш.
Может, певица хотела, чтобы он сказал, что песня хорошая, но она была просто ужасная. А может, женщина считала эту песню потрясающей и не представляла, насколько она кошмарна, и просто хотела, чтобы Джек сказал, что ему все понравилось. Возможно, ей было все равно, что они думают, а возможно, сейчас наступил очень опасный момент. Почему Келли ничего не говорит? Молчать дальше было неловко.