– Нет.
– Тогда сделаем это.
Келли вскочила.
– Эй вы там, на ковре! – закричала она.
– Салют! – помахала рукой бледная зубастая женщина. – Честно говоря, вам стоило бы вдохнуть каждую ворсинку этого ковра. Потрясающе!
Группка людей перестала нюхать ковер и снова выстроилась в линию.
Келли бросила последний взгляд на копошащихся под ней пауков. Тысячи пауков, переплетающихся друг с другом, снующих по яме взад и вперед на длинных мохнатых лапах. Живая, шевелящаяся, пульсирующая меховая масса. Колыхающийся ковер смерти.
Келли глубоко вздохнула и произнесла:
– Мы упадем к паукам.
Люди внизу перестали улыбаться. Бледная зубастая женщина ахнула.
– Повтори-ка, – сказал Бернард через некоторое время.
– Мы… – начала Келли, уже заметно нервничая, – … упадем к паукам.
Группа замерла.
– Ну? – спросил Джек.
– Что ну? – сказал Бернард.
– Что теперь? Мы справились?
– Да, – сказал Бернард. – Это правильный ответ.
Джек махнул кулаком в воздух. Келли пнула стеклянную стену.
– Теперь мы получим ключ? – спросила Келли.
– Видимо, да, – сказал Бернард. – Позвольте только добавить, что мы, конечно, очень рады, что вы прошли испытание, но нам очень хотелось, чтобы вы понюхали наш ковер. Тони, жми кнопку.
Тони нагнулся и нажал кнопку. В ту же секунду яма с пауками стремительно понеслась вниз, как снижающийся лифт, и пол занял свое место. То же произошло и с ямой с карликовыми львами, их милый рев постепенно затих в глубине.
Платформа, на которой стояли Джек и Келли, опустилась, стеклянные стены взмыли вверх и исчезли.
– Хотите, мы сейчас понюхаем ковер? – спросил Джек.
– Слишком поздно, – обиженно сказал Бернард.
Бернард вытащил ключ из кармана. Он посмотрел на него, пожал плечами и положил на землю. Затем он и все остальные отвернулись.
Джек рванул вперед и поднял ключ.
Он был доволен собой. У него получилось мыслить удивительно ясно в этой ситуации. Келли оказалась практически бесполезной, но он не винил ее, поскольку она была слишком напугана.
Дети вышли через ту же дверь, в которую и вошли. Над ней было написано «ВЫХОД».
И снова они попали к Гари, который к тому времени построил модель Эйфелевой башни из шоколадного печенья.
– Еще раз привет, Гари, – произнесла Келли.
– Я все-таки переживаю, что мы не понюхали их ковер, – сказал Джек. – Они нас так просили.
– С чего бы нам это делать? – резко ответила Келли.
– Не знаю. Возможно, чтобы порадовать их?
– Эти ужасные пауки. Неужели ты не испугался?
– Испугался, конечно, – ответил Джек.
– По твоему виду я бы не сказала. Ты был совершенно спокоен.
– Ну, – слегка улыбнулся Джек, – да.
– Мы были на краю гибели; ты же был совершенно спокоен.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Я хочу сказать, что это очень подозрительно! – кипятилась Келли. – Это же ненормально! Эти ужасные пауки – и мы на волосок от смерти.
– Ну, я не так боюсь пауков, как ты.
– Тебя не пугает смерть?!
– Ну почему, мне было страшно.
– Зачем тогда это скрывать? Я могу назвать только две причины. – Келли уперла руки в бока. – Ты либо участвуешь во всем этом, либо ты – робот.
– Робот?! Ты о чем?!
– Ты бесчувственный!
– Все я чувствую, – резко ответил Джек. – Что ты имеешь в виду? Это… Я просто справился с этим. Ты ничего обо мне не знаешь. Как ты можешь называть меня роботом? Ты ничего обо мне не знаешь.
– Ты ничего не чувствуешь, – повторила Келли. – Ты – робот.
– Неправда! Зачем ты так говоришь?
– Ну, давай, с чем тебе приходилось справляться?
– С тобой, прямо сейчас.
– Я так и знала! Тебе нечего сказать!
– Прекрати так говорить.
– Назови хоть что-то плохое, что с тобой случалось…
– С какой стати? Мы только что спаслись…
– Я тебе не верю! Ты странный. Кто ты такой? Зачем вы все морочите мне голову? Похоже, ты избалованный маменькин сынок, с которого всю жизнь пылинки сдували.
– Моя мама умерла.
Повисло молчание.
Келли уставилась на него.
– Моя мама умерла, – повторил Джек. – Ровно год назад. Вот что плохого со мной случилось. Теперь ты довольна?
Он уставился в пол и крепко сжал кулаки.
Келли тоже уставилась в пол.
– Я ни с кем не говорил об этом прежде и не желаю говорить об этом с тобой. Не знаю, что меня дернуло сказать, в общем, забудь.
Он сменил положение.
– Я не хочу об этом вспоминать. И не смей говорить, что мне было легко. Не смей говорить, что я ничего не чувствую. Ты меня не знаешь.
Келли растерялась.
Джек почувствовал, как к горлу подступил комок. Он сглотнул и попытался сдержать слезы. Ему совершенно не хотелось расплакаться перед Гари и Келли.
Тишину нарушил Гари, запихнувший верхушку «Эйфелевой башни» себе в рот и начавший громко чавкать.
Джек и Келли повернулись к нему.
– Я ем печенье, – сказал Гари, набивая рот печеньем.
– Мы заметили, – сказала Келли. – Можешь дать нам еще один ключ, пожалуйста?
– Хорошо, но чтобы получить ключ, вы должны отгадать загадку. На этот раз я придумал слово посложнее: вкус лучше, чем запах.
– Что лучше есть, чем нюхать… – задумчиво размышляла Келли. – Сыр? Сыр может пахнуть отвратительно, но быть вкусным.
– Не-а, – протянул Гари.
Келли взглянула на Джека, который по-прежнему смотрел в пол.
– Что плохо пахнет? Ноги? Вонючие ноги? – предположила она.
– А зачем пробовать на вкус вонючие ноги? – спросил Гари.
– ОЙ, НУ НЕ ЗНАЮ! – вскрикнула Келли, теряя терпение. – Дурацкая загадка.
– Что распознаёт вкус лучше, чем запах? – тихо произнес Джек. – Язык.
Келли уставилась на него.
– Ну да, – буркнула она.
– Прекрасно! У тебя хорошо получается, – подтвердил Гари, залез в стол и бросил детям ключ, указывая на дверь.
Келли отперла дверь, они с Джеком без колебаний прошли внутрь и очутились в жилой комнате с низким потолком.
Балки под крышей, диван и два удобных кресла, огонь в дровяном камине. В комнате было два окна, выходящих в небольшой аккуратный садик, за которым открывался вид на прелестную сельскую местность с полями и лесами. На коврике перед огнем мирно спала черная собака, а на каминной полке стояли рамки с фотографиями взрослых и детей. Комната была уютной.
«Наверное, здесь живет какой-то старичок», – подумал Джек.
Пахло старостью.
– Прости за маму, – сказала Келли.
– Ничего, ты же не знала.
– Я не хотела кричать. Прости. Я рада, что ты здесь. – Она помялась. – Я легко выхожу из себя. В последнее время.
– Понимаю, – сказал Джек. – Я тоже часто злюсь. Я рассердился на отца прямо перед тем, как попасть сюда.
– Из-за чего?
– Он… постоянно фотографировал меня в парке развлечений. Хотя вот сейчас я говорю об этом вслух, и вроде ничего плохого в этом нет.
Джек попробовал разобраться, почему его так раздражало, когда отец его фотографировал. Ведь не только потому, что это длилось часами. И не потому, что ему приходилось вынужденно улыбаться. Он привык скрывать свои чувства и часто притворялся, что чувствует одно, тогда как на деле испытывал совершенно другое.
Неприятно было то, что тебя словно прижали к стенке. Фотография – это долговечная память, неизменный образ Джека на данный момент. Фото Джека, на котором он предстает таким, каким не хотел быть. На нем навсегда будет запечатлен нынешний Джек, а Джек надеялся, что он нынешний – временное явление. Нынешний Джек был тихим и печальным, всего боялся. Он же хотел снова стать радостным, уверенным в себе Джеком; Джеком, который ему нравился. Он не хотел, чтобы фотографии хранили память о его грусти и фальшивой улыбке так же, как и о грусти, и фальшивой улыбке стоящего рядом отца.
– Меня это просто раздражало, – пожал плечами Джек.
– Меня все раздражает, – сказала Келли. – И ты тоже… временами.
Некоторое время они стояли молча.
– Давай поищем ключ?
Джек вздохнул:
– Всякий раз, когда мы получаем ключ, мы просто попадаем обратно к Гари. Надо поискать другой выход.
Джек подошел к окну и попытался открыть его. Заперто.
– Может, ключ у собаки? – спросил он.
– Спроси у нее, – сказала Келли с едва заметной улыбкой.
Джек подошел к собаке:
– Она спит.
– И?
– И я не хочу ее будить. Я вот не люблю тех, кто меня будит, когда я сплю.
– Тогда это сделаю я.
Келли подошла к собаке и уже собиралась прокричать ей в ухо, как собака подняла голову и сказала: «Не делай этого». После чего снова опустила голову и продолжила спать.
Келли застыла с открытым ртом. Она повернулась к Джеку:
– Ты это?..
Но прежде чем она успела закончить свой вопрос, дверь отворилась, и в комнату вошли двое пожилых мужчин. Первый был высоким, с длинными седыми волосами, красиво ниспадающими ему на плечи. На нем была надета флисовая безрукавка на молнии поверх клетчатой рубашки. Второй, пониже ростом, с густыми усами и небольшим пузиком, в темно-синем свитере с треугольным вырезом, нес пустой поднос.
– Сядьте, – сказал первый.
Келли и Джек сели на диван.
– Встаньте, – сказал второй.
Они снова встали.
– Я – Дюс, – представился высокий с длинными волосами, – а этот – лжец, – сказал он, жестом показывая на другого мужчину.
– Я – Брюс, – произнес низкий с усами. – И лжец – он, а не я.
– Я не лжец, – возразил Дюс.
– Я тоже, – издал Брюс.
– Сядьте, – сказал Дюс.
Все сели.
– Встаньте, – скомандовал Брюс.
Все встали.
Наступила тишина; все четверо глядели друг на друга. Собака начала подергиваться и скулить во сне. Келли с опаской посмотрела на нее.
– Ты выиграл, Дюс, – сказал Брюс. –