– Думаешь, нам стоит поджечь ее и посмотреть, что будет?
Они услышали насмешливое фырканье Джеффа.
– Не думаю, что это как-то поможет, – сказала Келли, игнорируя пса. – Прежде чем что-либо поджигать, нужен план.
Джек вздохнул.
– С какого конца ты бы поджег? – спросила Келли.
– Эм-м-м… – Джек взглянул на оба конца веревки, которую держал. – На вид они совершенно одинаковые. Думаю, можно поджигать любой из них.
– А что случится, если поджечь оба сразу? – спросила Келли.
– Полагаю, веревка будет гореть с обоих концов к центру.
– Постой, да! Вся веревка сгорает за час. Если мы ускорим этот процесс в два раза, запалив ее с обеих сторон, то она сгорит ровно за полчаса.
– Точно, да-да, хорошее начало, – оживился Джек. – Мы подожжем веревку с обоих концов, и она будет гореть ровно тридцать минут. После этого у нас останется еще одна веревка. Но как же отмерить пятнадцать минут с ее помощью?
– Ну, нам нужна веревка, которая горит ровно полчаса, потом мы опять подожжем ее с обеих сторон и получим пятнадцать минут.
Келли расхаживала взад-вперед, положив ладони на лоб. Джек сидел на краю кресла. Джефф Онионс украдкой приоткрыл один глаз и взглянул на них.
– Вот оно! – воскликнул Джек. – Ты гений! Вот именно!
От волнения он даже подпрыгивал.
– Я? – удивилась Келли. – Что я такого сделала?
– Ты сказала, что «нам нужна веревка, которая горит ровно полчаса», чтобы можно было поджечь ее с обеих сторон. И мы можем получить такую веревку! В тот же момент, когда мы будем поджигать оба конца первой веревки, мы подожжем один конец второй. Мы знаем, что подожженная с обеих сторон, первая веревка будет гореть полчаса, так что, когда она сгорит, мы будем знать, что вторая веревка тоже горела полчаса и ей осталось гореть еще ровно полчаса. Вот и наша веревка, которая горит тридцать минут! Ровно в ту же секунду мы подожжем другой ее конец и будем знать, что она сгорит за пятнадцать минут. Эти пятнадцать минут плюс тридцать – и получится ровно сорок пять минут!
– Я и правда гений! – воскликнула Келли. – А я и не знала! Осталось только придумать, чем поджечь эти веревки.
Джефф Онионс поднял голову.
– Что-то не похоже на гения, – процедил он и многозначительно посмотрел на огонь.
– А, ну да, – сообразила Келли, – согласна. Давай, спи дальше, нам пора готовить орех!
Джек сложил веревки так, чтобы три конца из четырех собрались вместе, и опустился на колени перед огнем. Келли взяла орех так осторожно и бережно, как только могла, держа его бумажным платком.
– Ну что, готова? – спросил Джек. – Итак, на счет три я зажигаю оба конца первой веревки и один конец второй, а ты кладешь орех в держатель.
– Начали… Один… Два… Три!
Как только Джек поднес веревки к огню, они зашипели, затрещали и, разумеется, загорелись. Горели они действительно очень неравномерно. Один конец первой веревки прогорел мгновенно, словно пламя поглотило его, а другой еле тлел. Джек положил веревки на плиточный пол у камина. Орех спокойно лежал в углублении держателя. Пока все шло по плану.
Келли улыбнулась. Некоторое время они сидели молча.
– Может, расскажешь мне, почему ты здесь? – спросил Джек чуть погодя.
– Я не знаю, почему я здесь.
– Нет, но… должна быть какая-то причина, почему мы тут вместе. Почему продолжаем идти через Комнаты. Хорошо бы это выяснить, не находишь?
Келли пожала плечами, уставилась на огонь и ничего не ответила.
– Тогда я начну, – медленно произнес Джек. – Может, если то, что связало нас…
Слова застряли в горле; на глаза навернулись слезы. Он замолчал, собираясь с мыслями.
– Послушай, как я уже говорил, моя мама умерла. Я в полном замешательстве из-за этого. Я не знаю, что я чувствую.
Он взглянул на Келли. Она по-прежнему смотрела на огонь. Джек продолжил:
– Иногда я просто убит горем, иногда кажется, что все в порядке. Я этого не понимаю. Мне хочется поговорить с кем-то, кто скажет мне, что все, что я чувствую, – нормально. Прошел год, и я не знаю, должен ли уже перестать горевать или должен еще больше грустить. Это сводит меня с ума. Иногда, когда совсем тяжко, мне хочется куда-нибудь сбежать и никогда не возвращаться, но что от этого толку, если я-то сам все равно никуда не денусь. От себя не убежишь, но иногда так хочется. Я не могу «выключить» свой мозг. Я просыпаюсь посреди ночи от кошмарного сна, и мне хочется забыться. Покинуть свое сознание и уйти куда-нибудь. Я понимаю, что все это, наверное, бессмысленно. Это нормально?
Келли молчала.
– Отец не хочет разговаривать об этом. Он только твердит одно: «Будем мужественны» – и тут же меняет тему. А я не чувствую себя мужественным и погрязаю в этом все больше и больше, поскольку продолжаю думать об этом. Но почему он не хочет поговорить со мной? Как будто он чего-то стыдится, и я тоже начинаю стыдиться. Я все жду, когда все наладится, но этого не происходит. Неужели я останусь таким навсегда? С этим дурацким орехом, по крайней мере, известно, сколько все продлится. А вот сколько времени мне потребуется на то, чтобы понять, как пережить смерть мамы, я понятия не имею.
Дровяной камин шипел и трещал.
– Ладно, – тихо сказал Джек. – Проехали.
Он поднялся и подошел к окну. Снаружи стоял прекрасный солнечный денек. Трава на газоне выглядела так, словно ее недавно покосили, повсюду росли разноцветные цветы, а высоко в небе медленно кружили две птички. «Где мы?» – подумал Джек. Ни одного здания не было видно.
Он вернулся к камину и спросил:
– Похоже, что прошло тридцать минут?
Келли пожала плечами:
– Без понятия, но вторая веревка вообще почти не горит.
Она была права. Хотя, предположительно, прошла уже половина времени от ее часового горения, но сгорело не более четверти веревки.
Когда два пылающих конца первой веревки уже почти встретились, Джек приготовился поджечь оставшийся конец второй веревки. Он сунул его в огонь ровно в тот момент, как догорела первая веревка, и тот тут же вспыхнул.
– Итак, мы знаем, что если бы эта веревка продолжала гореть только с одной стороны, ей бы оставалось еще тридцать минут. Но теперь мы подожгли оба конца, значит, она сгорит в два раза быстрее, за пятнадцать минут.
– Да, я знаю, мы это уже обсуждали. Зачем ты говоришь мне это снова, словно я идиотка? – фыркнула Келли.
– Ну… чтобы убедиться, что мы все правильно поняли. Потому что нам предстоит пробовать этот орех, как только он приготовится. Потому что мы умрем, если он будет жариться меньше или больше положенного. Ну как, достаточно причин? – начал заводиться Джек.
– Хорошо, хорошо, сэр Изменчивое настроение, – насмешливо сказала Келли. – Успокойся.
– Как я могу успокоиться, когда нам вот-вот придется пробовать смертельно опасный орех? Это ТЫ успокойся.
– А мне незачем успокаиваться. Я же не впадаю в панику, как ты, – сердито ответила Келли.
– Как ты можешь быть настолько самоуверенной, когда мы в такой опасности?
Келли пожала плечами:
– Не знаю. Может, мне уже все равно, что со мной случится.
Джеку этот ответ показался каким-то тревожным, но он не стал углубляться в это. За всей этой бравадой в Келли скрывалась какая-то печаль, глубокая тоска, и это слегка напрягало Джека.
– Эта веревка едва горит, – сказал он.
Веревка и правда не горела. И практически не уменьшилась с тех пор, как они зажгли второй конец.
Дверь распахнулась, и в проеме показались Дюс и Брюс.
– Тук-тук! – сказал Брюс.
– Кто там? – ответил Дюс.
– Бу.
– Ой.
– Ой-ой-ой, вы не пожарили орех за положенное время, и теперь вам конец!
Они захихикали и похлопали друг друга по спине. Джефф Онионс проснулся и демонстративно потянулся.
– Ого, сколько веревки еще осталось, – сказал Брюс. – Вы уверены, что все поняли правильно?
– Да, – с вызовом ответила Келли. – Джек все просчитал, и я ему доверяю.
Джек почувствовал, что краснеет. Давненько к его мнению никто не прислушивался – он приобрел привычку позволять отцу решать все за него. Он хотел было сказать: «Не стоит полагаться на меня, я легко могу ошибиться», но все расчеты, которые они с Келли произвели, были верными, в этом он не сомневался. Он был абсолютно уверен в них, но от второй веревки оставалось еще так много. Слишком много.
– А старина Джефф Онионс довольно-таки груб, – сказала Келли, – для собаки.
– Наша собака? – вытаращился Дюс. – Ты имеешь в виду Бесси? Не хочу тебя расстраивать, но собаки не разговаривают.
– Ну этот-то пес разговаривал, – сказал Джек. – И он сказал нам, что его зовут Джефф Онионс.
Брюсу и Дюсу показалось, будто это самое смешное, что они когда-либо слышали. Запрокинув головы, они принялись хохотать во все горло.
– Он разговаривал, – настаивала Келли. – Джефф, ну скажи им.
Собака поднялась, завиляла хвостом, навострила уши и взахлеб залаяла.
– О, ради всего святого, – пробормотала Келли.
– Ну, хватит валять дурака, – сказал Брюс, – мы хотим есть. Как там наш орех, готов?
Келли и Джек посмотрели на веревку. Оба подумали одно и то же: по их ощущениям, с того момента, как последний конец загорелся, уже прошло около пятнадцати минут, но веревка по-прежнему оставалась длинной. Неужели они ошиблись в расчетах? Что же делать?
– Все в порядке, – произнесла Келли. – Потерпите. Будет вам ваш орех.
– Как скажешь, – буркнул Брюс.
Келли прошептала Джеку:
– Думаю, надо доставать орех. Еще столько веревки осталось!
– Просто подожди, – ответил Джек. – Поверь. Помни, у нас нет права на ошибку.
Проблема была в том, что Джек уже тоже начал сомневаться, но он чувствовал, что надо следовать плану. Келли сказала, что доверяет ему, и ему ужасно не хотелось ее разочаровывать.