ливаться на уже достигнутом, тело приходилось чаще и больше.
— Через год, или два, — продолжил, когда мы с Баженовой нашли, наконец, не занятый столик, утвердили на нем заставленные тарелками разносы, и уселись сами. — Тебе придется довольно часто находиться в компании аристократов. Со мной, а быть может — и без меня. И я бы не хотел, чтоб ты…
Вот тут наступал самый тонкий момент. «Подвела меня, брякнув что-либо не то»? «Выглядела невоспитанной идиоткой, не способной контролировать собственное любопытство»?
— Чтоб ты попала в неловкую ситуацию, невинно поинтересовавшись у незнакомого подростка: имеет ли он дар Бога. В некотором роде, это неприлично.
— Ого, — хмыкнула Ксения и, в подражании мне, выпрямила спину. — Судя по длине речи, это должно быть не просто неприличный вопрос! Что-то ужасное? Запретное?
— Оскорбление, — девушка умела не только видеть, но и слышать. Разговор с ней на серьезные темы одновременно и доставлял наслаждение, и был подобен игре в шахматы. Каждый ход, простое прикосновение к фигуре, каждое слово, каждая пауза или интонация имели значение. — Вызов. Прямое и четкое обозначение агрессивных намерений.
— В сериалах… — попыталась спорить Ксения.
— К троллям под хвост сериалы! Они же создаются для тупых, — зло выдохнул я. Бесит, когда в доказательство правоты приводят сюжеты из многосерийной жвачки для малообразованной публики. — Главный принцип их создателей: показать все так, чтоб последний кретин понял, о чем идет речь.
— О! Сколько экспрессии, твоя милость, — выпустила колючки Баженова. — Сотни миллионов потребителей этой, как ты выразился — жвачки, с тобой не согласны. Некоторые многосерийные фильмы заставляют задуматься…
— Поразительно, — скривился я. — Ты ведь прекрасно поняла, что именно я имел в виду, и все равно продолжаешь спорить… Просто прими к сведению то, что я тебе сказал, и закроем эту тему… И пригласи уже этого… оболтуса к нам за стол.
Ромашевич с полным пищей разносом, словно тот знаменитый осел, переминался с ноги на ногу, и не мог сделать выбор. За столиком мастерка для дылды оставили место, и Варнаков, с явно читаемым недоумением на лице, следил за сыном полицейского. К нам же, без приглашения, подсесть он не решался. Вид при этом имел какой-то такой… Жалкий. Как у брошенной хозяином собаки. Впрочем, хватило одного «волшебного» взмаха узкой ладошки Баженовой, чтоб у человека вновь образовались жизненные ориентиры.
— Я понял, что именно ты хочешь, — начал я, когда бугай закончил расставлять тарелки. К вящему моему удивлению, одноклассник оказался конформистом. Ему, как оказалось, было крайне важно правильно все поставить и разложить. — Теперь мне хотелось бы знать: почему?
— Ну, я… это… Батя, как с дежурства пришел, говорит, мол, что тебя… вас… в участке видел. Ну и, что вот с кем мне дружить надобно, а не с прохиндейским отпрыском купеческим. А я тут… ну… и подумал. Дружбу-то водить с таким как я, вам поди и зазорно будет, а вот от службишки моей поди-ткось и не откажитесь…
— Так, — наморщил лоб я, пытаясь продраться сквозь нагромождения слов-паразитов. — Тебя зовут-то как?
— Вышата я…
— Что это еще за имя такое? Точно «вышата»?
— Гм… Вышеславом отец нарек. В точности, как и Варнакова-младшего.
— Ой, не могу, — засмеялась Ксения. — Недорослика Вышатой кличут?
— Ну, да, — развел длиннющими руками Ромашевич. — Только он имя свое не любит. И меня так звать запретил. Оно и понятно же, да? Мы оба Вышеславы, но я, и правда, высокий, а он папке с мамкой не удался…
— Ну, ты… — продолжая потешаться, и этим смущать здоровенного парнягу, Баженова не могла не высказать свое особое мнение. — «Не удался». Посмотрите-ка на него! Ты прям образец тактичности. Эталон!
— Тем не менее, это не объясняет, почему именно ты решил бросить компанию Варнакова, и переметнуться ко мне, — я веселья напарницы не разделял. Мне бы этот человечище пригодился. Только я все еще не был уверен, что инициатива Вышеслава, принадлежала ему самому, а не подсказана одной хитрой и коварной тварью. — Что я смогу получить такого, чего мне не сможет дать никто другой? И, самое главное: что это будет мне стоить?
— Ну, это… Я… Я, чего скажете, все делать могу. Платье там обиходить, или убраться… За столом могу прислуживать. Мама прежде в ресторации работала, так и нас с братом обучила. По дому я все работы знаю… Дрова еще умею колоть… А платы мне покаместь и не надо. Пока в Лицее. Потом — понятное дело. Как водится…
— Мне нужны верные люди, — я решил дать увальню подсказку. Все, что он тут успел наговорить, признаться, совершенно не впечатляло. В конце концов, с пылью и робот-пылесос или банда прирученных нисси могут справиться. А вот закрыть хозяина грудью от пули снайпера — тут уже человек нужен. — Такие, кому я сам мог бы доверять. Понимаешь?
— А ты так легко решил переметнуться от одного покровителя к другому, — подхватила Ксения. — Будто бы снял уличную обувь, надел домашнюю. Понимаешь? Как теперь тебе можно доверять? А ну как ты снова найдешь местечко получше? Да еще хозяйские секреты решишь прихватить с собой…
— Я не… Я не так. Я не переметнулся, — покраснел от обиды здоровяк. — Я там…у них… деньги Варнаков давал, чтоб я сделал что надо. А как развлекаться куда, так меня и не звали. Да я бы и не пошел. Не хорошо это. Не правильно.
— А от меня-то ты чего хочешь? — хмыкнул я, и подумал: как, оказывается, трудно разговаривать с человеком, у которого движение мысли отражается муками на лице.
— Я… — гигант скромно опустил глазки, а потом, решившись, вдруг неожиданногорячо выпалил: — Я ведь тогда даже увидеть не успел, как ты… гм… вы, ваша милость, меня уже наземь повергли. Батя сразу сказал, мол, ты сынка на воина нарвался, на обученного. Не нам, мол, городским стражникам, чета. Сказал, что такие как вы смогли бы меня и в бараний рог свернуть, и руки с ногами местами поменять…
— Пф, — фыркнула Баженова. — Чего тут мочь? Это и я сумела бы. А Антон и вовсе в землю вобьет, если захочет.
— Научи, а? — взмолился сын полицейского. — Светлыми Богами молю. Хоть пол столько, хоть капельку вашего умения, и я псом вашим стану по гроб жизни!
— Не врет, — авторитетно заявила девушка. — Актер из него никудышный. Ложь я бы сразу почувствовала.
— Скажи мне, Вышеслав, твой отец ведь служит в княжеской полиции? — я тоже сразу поверил громиле, но нужен был повод для назначения парню испытания. Задания, одновременно привязывающего кандидата в слуги к господину, и служащего отличной проверкой лояльности. — Верно?
— Ну, да. Я же и говорю…
— Да-да, я помню. Сейчас я задам тебе очень простой вопрос, на который ты мне ответишь на следующей перемене, после того, как очень хорошо подумаешь. Хорошо?
— Ну, да.
— Еще раз повторяю: прямо сейчас, сразу, отвечать на него не нужно. Для меня важно, чтоб ты ответил абсолютно честно, а не быстро. Это понятно?
— Да.
— Отлично. Тогда скажи мне, Вышата Ромашевич, твой отец, будучи на княжьей службе, берет взятки?
Ксения молча изобразила аплодисменты. А парень, выпучив глаза, так густо покраснел, что я даже переживать начал, не хватит ли молодца прямо в столовой Лицея удар.
После следующего урока он к нам не подошел. Перемена была короткой, а потенциальный слуга был занят телефонными переговорами. Это Баженова все успела разглядеть и доложить. Самому-то мне невместно было бегать подглядывать за парнем, а ее — местную достопримечательность — в интересе к, скажем так: отнюдь не звезде класса, никто и не заподозрил.
А я и рад был. Были куда более важные темы для размышлений, чем беспокойство о не особенно сообразительном однокласснике. Тем более что прямо на уроке на телефон пришло сообщение о точной дате и времени прибытия в город человека, которого я очень-очень ждал. Благодаренье Богам, теперь можно было перестать ждать, и начинать планировать дальнейшие свои шаги.
Вышеслав встретил меня у выхода из учебного корпуса после уроков. Точно на том же месте, где некоторое время назад, поджидала Баженова.
— Ваша милость, — решительно воскликнул Ромашевич, и поклонился. Глубоко. Не как равному. — Я готов ответить.
— Отвечай, — дернул я плечом и поморщился. Дурацкая привычка сумела-таки просочиться через барьеры воли. Значит, война с ней продолжится до полной и безоговорочной победы. Клянусь носом Иоаллиадиса!
— Да, ваша милость. Мой отец иногда берет подношения.
— Молодец, — кивнула Ксения. — Победил искушение легкого пути. Мог и соврать. Правду мы бы все равно никогда не узнали.
— Его милость знает правду, — возразил гигант. — Иначе бы он не спрашивал.
— Ты знал? — удивилась девушка.
— Догадывался. Но разговор сейчас не обо мне, а о Вышеславе. И тебе, сударь, нужно будет сделать вот что…
6. Руна Логр
Ваше высокопревосходительство!
Сим довожу до вашего сведения, что наружное наблюдение зафиксировало встречу поднадзорного А.Л. с сыном инородческого князца Ашина, Ашин Шелтран-шаном. Во встрече так же принимала участие дочь офицера одного из наемных отрядов. Каких-либо денежных переводов, кроме обыкновенных податей и налоговых отчислений от семьи Ашин на счет А.Л. не зафиксировано. Предприняты меры по изучению багажа недавно прибывшего в Берхольм А.Ш.Ш.
Цели встречи и характер отношений молодых людей выясняются.
Руская Литература читалась на языке русов, а Славянская на славянском. Учитель ромейского, как и преподаватель латыни, использовали соответствующие языки. Остальные наши наставники в выборе были не ограничены. Кто-то вел урок на славянском. Другие предпочитали сканди. А историк — единственный из всех — использовал русский.
Так-то ничего в этом необычного нет. Славяно-скандинавский суржик активно внедрялся в быт населения империи. В Сети уже было полно страниц, целиком написанных на этой хелевой смеси наречий. Существовали кабельные платные телеканалы и радиостанции вещавшие на нем. Высоколобые интеллектуалы с экранов телевизоров вовсю философствовали на тему признания русского третьим государственным, а после, когда подавляющая часть подданных на нем заговорит, то и единственным.