С дворянством же дела обстоят еще сложнее.
К высшему сословию относятся не более одного процента всех подданных императора. Всего-то около шестисот тысяч человек. Конечно, если учитывать абсолютно всех дворян в государстве. И наследных и не имеющих права передать статус потомкам. Старых, перечисленных в Бархатной Книге, аристократических семейств и того меньше — чуть больше тысячи. И все они связаны между собой накопленными за столетия миллионами незримых нитей родства, претензий, вражды и дружбы.
Теперь добавим в эту «кашу» сотни вассальных родов, почитающих высших засюзеренов, и нити еще больше запутаются, переплетутся, перекрутятся. Да так, что порой и разобрать уже не получится: враг перед тобой или друг. Потому как у каждого из ленных владетелей есть соседи, родственники и недруги. Причем, как внутри земель сюзерена, так и за их пределами.
И «вишенкой на торте» станет аксиома: никто не забыт, ничто не забыто. Из поколения в поколение передаются древние, как сам Мидгард, размолвки, столетней давности одолжения возвращаются услугами праправнуков, а кровная месть и вовсе не имеет срока давности.
За более чем тысячелетнюю историю империи представители аристократических семейств неоднократно участвовали в военных походах, успели побывать в различных политических партиях, выродиться, возродиться, обеднеть или сказочно разбогатеть, занимать высокие государственные должности или какое-то время пребывать практически в безвестности. И все эти события накладывали определенный отпечаток на репутацию рода, на его негласный, но всем отлично известный статус. Политический вес в обществе. И в конечном итоге — на отношение к семейству со стороны правящей династии.
И если в отдаленных провинциях репутация значила куда больше благоволения императора, то в столице опальных дворян общество могло просто игнорировать. Показательный пример: когда давным-давно, лет этак двести назад, один из моих предков публично разошелся во мнениях с тогдашним правителем государства, тому пришлось спешно покинуть Хольмгард. Хотя бы уже потому, что жить рядом с теми, кто полагает тебя чуть ли не прокаженным, и не считает нужным даже поздороваться при встрече, достаточно тяжело. Тем более что предки и сами были у меня не подарок. Прямо скажу — иные их деяния иначе как злодейством и не назовешь.
Конечно, так, откровенно пренебрежительно, вели себя не все. Многие. Большинство. Но далеко не все. Нашлись и такие, кто сохранил доброжелательность и после того, как предок вернулся в Сибирь. В семейном архиве бережно храниться целая пачка писем от аристократов, не побоявшихся гнева императора, пересудов двора и людской молвы. А верхним листом в этой стопке — список имен и фамилий в два столбца. Те, кому должно воздать по заслугам, за зло — справа, и те, кому род задолжал за добро — слева. И тех и этих старики-воспитатели заставили выучить наизусть.
Может, и рад был бы забыть, да не смогу. Не поймут. Никто не поймет, ни левые, ни правые. Нет никаких сомнений в том, что наследники людей из списка, тоже прекрасно осведомлены о тех, давно минувших дней, событиях.
Как только это все объяснить девушке, за плечами которой не стоят молчаливыми тенями сотни призраков предков? Как научить тому, что вбито оплеухами суровых стариков-воспитателей, впитано вместе с пылью из древних свитков, передалось вместе с кровью при рождении? Где взять подходящие для всего этого слова?
— Но, на самом деле, все куда проще, чем кажется, — завершил я свой сумбурный рассказ. — Тебя же учили определять степень опасности противника? Ну вот! Здесь — то же самое. Только теперь рассчитывать ты можешь не только на собственные навыки, но и на всю мощь сюзерена. Сила — это власть. Помнишь?
— А ты, Антон, сильный? — как-то неожиданно легкомысленно, для этакой-то серьезной темы, поинтересовалась Баженова.
— Я? Очень! Даже не сомневайся. В хевдинге нельзя сомневаться. Иначе fara I hernadr[23] не задастся с самого начала.
Урок подходил к концу. Фризы благополучно потеснили изнеженных бриттов, отразили поползновения саксов перераспределить захваченные земли юга и юго-востока острова и основали королевство. Это мы, с высоты прошедших столетий, знаем, что не на долго. Что уже очень скоро из-за пролива явятся новые отряды, и таки отберут у варангов территории, позже ставшие известными как Эссекс — царство саксов. Британская история фризов на этом и закончится, дав начало новой, восточной. Той, где заставившие дрожать от ужаса половину Европы корабли с драконами на форштевнях пристают к берегам Альдебъерга. И только звонок, раздавшийся в старом здании Лицейского Дворца, мог прекратить это бесконечное движение народов.
На перемене, благо следующий урок должен был пройти в соседней аудитории, первым делом потребовал у Вышаты Ромашевича его телефон. Всеимперские Сотовые Сети вообще-то гарантируют защиту от прослушивания кем бы то ни было, кроме Имперской Службы Безопасности. Но и «охранку» я тоже не собирался ставить в известность о сути своих… операций. Назовем это так!
Заполучив средство связи, тут же набрал номер с визитки, полученной от Капона.
— Арон Давидович? Это Антон Летов, — прикрыв губы ладонью, начал я без сомнения важнейший разговор. От его итогов в немалой степени зависела успешность Великого Плана. — Это не мой номер. Говорю с аппарата… своего человека.
— Здравствуйте, ваше сиятельство. Понимаю ваши опасения, — без тени сарказма в голосе отозвался адвокат. — Чем могу помочь?
— Да-да, вы правы, Арон Давидович. Мне, и всему моему роду требуется помощь вашего Дома. В первую очередь, в качестве экспертов по юридическим аспектам. И уже после, в случае вашего положительного вердикта, как представителей рода в судах.
— Признаться, вы меня несказанно заинтриговали, Антон Рутгерович. И конечно: мы готовы взяться за экспертизу. Это подразумевает, что содержание предоставленных вами документов, не станет известно третьим лицам. Я правильно понимаю?
— Совершенно верно. Все больше убеждаюсь, что сделал верный выбор адвокатского дома.
— Приятно это слышать, ваше сиятельство. Что же касается юридического сопровождения дел всего вашего рода, Антон Рутгерович. Это вам придется обсудить лично со старейшиной нашей семьи. Заранее прошу прощения, если это… не входило в ваши планы.
О! Этот человек был мастером плести кружева из слов. Добавить сюда безукоризненное знание имперских законов, и получим опаснейшего оппонента в зале суда. Я начинал понимать, на чем основаны опасения и полицейских в участке, и судьи, при виде этого матерого человека.
За этой его заминкой прямо-таки звучало: «если это заставит вас лично посетить наш офис». Как бы подразумевалось, но не прозвучало. Потому что невместно мне, Антону-Альрику Летову, идти в дом наемных сотрудников. Это они должны прибыть ко мне. Жаль только, что этого места пока как бы не существует.
— Это не станет проблемой, — успокоил я адвоката. — С удовольствием воспользуюсь вашим гостеприимством.
Тут я тоже не сплоховал. Являться лично в офис для обсуждения дел — немыслимо. А вот посетить дом хороших людей будучи приглашенным, например, к обеду — обычное дело, и урона чести не нанесет.
— Пакет с документами доставит мой человек в ваш офис. О содержании курьер не имеет ни малейшего представления…
— Обсуждать что-либо с кем-либо кроме заказчика не в наших правилах, ваше сиятельство, — поспешил успокоить меня Капон. — С нетерпением буду ждать доставки. По готовности, немедленно сообщу. Ваш номер у меня есть.
— Достаточно будет текстового сообщения, — уточнил я, и поспешил распрощаться. Нужно было еще дозвониться до Шелтрана, чтоб он организовал доставку документов по нужному адресу. Благо рассыпаться в любезностях там нужды не было.
— Пакет номер два. Отправь человека доставить его в Адвокатский дом Капон. Сегодня.
— Конечно, Вышеслав Ромашевич, — хохотнул шорец. — В шпионов не наигрался?
— Сегодня, шан, — рыкнул я, и отключился. Не хотел портить себе настроение.
Но пришлось. Имею в виду: пришлось снова вызвать Шелтрана. Потому что буквально за пару минут до окончания перемены ко мне пробилась стайка младшеклассников, ведомая Добружкой Утячичем. Шум, беспорядок, суета и непрекращающееся и на миг какое-то птичье, воробьиное чириканье.
— Ха, смотрите-ка! К нашему Летову друзья по песочнице пришли, — тут же вылез с ехидными комментариями мастерок. — Зовут лепить куличики? А, Антон?
— Будут учить стрелять из рогатки, — с самым серьезным видом кивнул я. — Хочу отстрелить кое-кому все ненужное.
И, растрепав и без того растрепанные волосы Добружко, больше на вопли варнаковской стаи внимания не обращал.
— Здравствуй, Добружко, — улыбнулся я малышу. — Чем могу помочь?
— Договор про торт еще в силе? — прежде победоносно оглядев соратников, деловито поинтересовался парнишка.
— Конечно, — подтвердил я. — Мое слово крепко? У тебя все хорошо? Никто не обижает?
— Нет-нет, все хорошо, — обрадовался доброму слову Утячич. — Мы нашли того бубнилку. Он колдуна Ормссона на машине возит. Вот.
— Вот как? Это точно он? Ты не ошибся?
— Да он это. И ходит так же, и бубнит, когда думает, что его никто не слышит. Ты его сразу узнаешь. У него еще на макушке волосы повылазили…
— Залысина?
— Во-во! Лысина! Точно! Торт будет большим? А то мне еще парни помогали…
— Эти? — грозно нахмурил я брови.
— Эти, ага.
— Молодцы. Хвалю! Минуту…
Пришлось снова вызванивать Шелтрана. Теперь, правда, со своего телефона.
— Пришлешь мне в общежитие большой торт, — и не подумав здороваться, распорядился я. — Не меньше десяти фунтов. И чтоб вишенки были. Это обязательно. Сегодня до наступления вечера. В мою комнату пусть доставят.
— Чего еще изволите? — все-таки успел среагировать шан до того, как я повесил трубку. О! Я много чего изволил. Но именно в тот момент, больше всего на свете я хотел оказаться в тихом, надежном месте наедине с водителем машины главы лицейской стражи. Еще, желательно, чтоб в комнате была хорошая звукоизоляция. Потому что у меня к этому человеку накопились вопросы, сам, по доброй воле, он вряд ли захочет говорить, а пугать обывателей истошными воплями шофера я не хотел.