эманации летовского тотемного зверя могли привлечь из океана в нашу реку подобного же детеныша.
Дракон? Здесь? В Берхольме? Та здоровенная тварь, что на миг показалась из черных вод в речной полынье — морской змей? Я почувствовал, как холодная волна пробежала по позвоночнику. И даже затрудняюсь сказать, чего именно было больше: ужаса от осознания всей безграничной, подавляющей мощи волшебного существа, или восторга от мысли, что население глубин моего родного водоема может… не увеличится, нет! Восстановиться. И терзающее душу чувство вины, наконец, навсегда меня покинет.
Потому что ценой обретения мной Силы стал тот самый, сомнительный, тысячелетний дракон. Один из тех двух, что морской конунг Ингемар Свинец привел с собой с холодной Балтики во время завоевания Сибири.
Память — забавная штука. Мы можем всю жизнь помнить мельком брошенную в наш адрес обидную фразу, и совершенно позабыть подробности важнейшего в жизни события.
Не помню ни единого слова, из того потока ругательств, богохульств и невнятных клятв, что орал, задыхаясь от ярости и ненависти к равнодушию Неба. А вот то, что под сапогом явившегося передо мной на берегу озера Бога не скрипела галька — навеки отпечаталось в мозгу.
Высоченный одноглазый старец в синем плаще и мятой шляпе, опирающийся на простое, с изрядно потертым древком, копье. Взгляд, пронзающий тебя насквозь, видящий всего тебя разом, от кончиков волос до самых потаенных глубин души. И вспыхнувший и исчезнувший в этой вспышке древний, как сами горы Алтая, дракон. Погибший, развоплотившийся в облаке сияющих брызг, и тем даровавший мне, десятилетнему, вожделенную Силу. А спроси меня: какого цвета глаза у Небесного Отца? Я не найду что ответить. Не помню.
Еще потрясло то, с какой легкостью Бог стер могучего волшебного зверя из нашего мира. Так мы, бывает, сдуваем в сторону мельтешащую перед глазами мошку. Но и то — нам для этого требуется хотя бы втянуть и выдуть струю воздуха. Старец в синем плаще не пошевелил и пальцем. Просто пожелал. Просто лишил одну «мошку» жизни, чтоб другая стала чуточку сильнее.
Понимаю, что от моих желаний или предпочтений ничего не зависело. О, да! Я не просил у небожителей Силу. Я требовал! Я оскорблял молчаливые небеса. Я бросал камни во врата Вальгаллы, и выл от неспособности причинить им даже малейший вред. Я вызывал отвернувшихся от нашего рода Богов на бой. Но я и предположить не мог, какую цену придется заплатить. Пара живущих в нашем озере уже более тысячи лет морских змеев казалась незыблемой. Вечной. Как само озеро или укутанные в пух облаков горы вокруг. И тем тяжелее было чувство вины, которое я испытал, очнувшись на следующий день.
Хотел бы я это забыть. Изощренная пытка — помнить то, что хотелось бы забыть.
И вот, у меня появился реальный шанс хоть как-то искупить, исправить совершенный не мной и не по моей вине проступок. Вернуть озеру дракона. Если конечно в той темной полынье промелькнуло именно это чудесное существо. А не какой-нибудь гигантский кальмар, или медуза.
— Значит ли это, — заставила меня спуститься с горних высей другая моя одноклассница. Мельникова — статная красавица с изумительной фигурой и вызывающе выпирающей грудью. Кстати, дочь известного на всю Сибирь владельца мукомольных предприятий и целой сети элеваторов. Я с ней общался на уровне «привет-пока», и, признаться, одно ее присутствие где-нибудь в непосредственной близости выбивало все умные мысли из головы. Не раз размышляя об этом феномене, прекрасно отдавал себе отчет, что дочь богатого промышленника мне никак не пара. Тем не менее, девушка обладала какой-то необъяснимой притягательностью. Чем-то этаким, что на уровне инстинктов заставляло самцов пускать на нее слюни вожделения.
— Значит ли это, — еще чуть-чуть повысив голос, чтоб перекрыть шум в классе, задала вопрос Мельникова. — Что Государыня не повинна в появлении упырей? И тот факт, что все началось в ночь на день Мораны — это всего лишь совпадение?
— Ну конечно! — вдруг обрадовался Рославский, легонько ударив себя по лбу многострадальными очками. — Вы, сударыня — Кромешная дева?
— Кто-то ведь должен передавать дары Матушке Марене, — пожала плечами Мельникова. И от этого ее упругие груди совершили этакое волнообразное движение. Даже моя, кажущаяся стальной, воля дала трещину. Клянусь Вороном, если бы она призывно мне улыбнулась, я запрыгнул бы на нее прямо там, на уроке. Представляю, что чувствовали остальные парни нашего класса!
— Покровительница наделила вас сильной женской привлекательностью, — с укором выговорил учитель. Не сомневаюсь, что мельниковская магия его тоже затронула. — Вам надлежит использовать ее только вне стен этого учебного заведения… Что же касается Навьего дня и ночи перед ним, так вот что я могу утверждать со всей определенностью: если в праздник Государыни Морены нам явятся ожившие мертвецы, то у этого «чуда» непременно отыщется имя, фамилия и социальный статус. Имеются определенные подозрения, что и устроивший переполох в нашем городе детеныш магического существа — появился в силу чьего-то умысла, а не простого стечения обстоятельств.
Это действительно все объясняло. И я не об восставших в Моренин день мертвецах. Здесь я с учителем полностью сходился во мнениях. В семейных летописях несколько раз описывались встречи предков с драуграми. И каждый раз это происходило по чьему-то злому умыслу, а не в силу явленного Богами чуда.
Я о кромешной деве.
Морана — парадоксальная богиня. У славян вообще все боги какие-то… Необычные. Но Зимняя Государыня даже среди них выделяется. Как можно быть одновременно проводницей умерших в загробные миры, Хозяйкой Стужи и повелительницей молодых, весенних побегов? Как, тролль меня задери, это может сочетаться в одном божестве? Хранительница Кромки, отделяющей мир живых от мира мертвых и живые растения, выросшие из неживых зерен? Так что ли?
В свадебных обрядах второй титульной нации империи, молодоженов принято посыпать зернами злаковых. Считается, что это придаст супругам плодовитости, и гарантирует хорошие урожаи на их полях. И одновременно, этот обычай является неким актом жертвования Матушке Моране.
Так вот. Раз зимняя богиня — главный славянский пограничник, то и добровольные ее жрецы и жрицы называются кромешниками. Жрецы-мужчины — оскопленные в момент посвящения Богине, и во время богослужений одевающиеся в женскую одежду — это отдельная тема. Говорят, в обмен на силу мужскую, эти… гм… трансвеститы получают могучую силу магии. Кромешников-мужчин в патриархальных славянских семьях уважают и даже побаиваются. Как, впрочем, уважают и побаиваются и всех других отмеченных благословением Богов.
К жрицам Мораны же отношение иное. Их любят и чтут. Посредницами между смертными и богиней могут быть только не рожавшие женщины. Ну, или девственницы — у них связь с Государыней особенно крепка. Взамен Морана наделяет кромешных дев особенной привлекательностью в глазах мужчин, крепким здоровьем и колдовской силой. Зелья и снадобья изготовленные руками кромешниц обладают особыми свойствами, а проклятья, произнесенные вслух, всегда исполняются. Мои старики-воспитатели особенно не рекомендовали ссориться с вёльвами[30] и молодыми жрицами Мораны.
И, судя по поведению Варнакова-младшего, не одного меня поучали подобным образом. Во всяком случае, не припомню ни единого случая, когда бы, что сам мастерок, что его свитские подпевалы, позволили бы себе грубо пошутить, или высмеять Мельникову. Думал, всему виной богатство ее отца. А тут выяснилось, что у девушки есть куда более значительный покровитель.
Дальше, и без того сорванный урок превратился в какой-то фарс. Женская часть класса завалила растерявшегося учителя совершенно бессмысленными с мужской точки зрения, но, на счастье — не требующими ответа, вопросами об «ути-пусички» детенышке милого морского змея. Я лично что-то не припомню, чтоб Рославский высказывался однозначно в пользу дракона. Помнится, он говорил, что это может быть любое морское существо. От собственно дракка, скажем, кальмара или морского огурца.
Мне, кстати, этот девчячий базар даже нравился. С удовольствием разглядывал воркующих одноклассниц, не переставая удивляться им, вдруг открывающимся с неожиданной стороны. Всматривался в, ставшие вдруг почти незнакомыми, лица.
Ратимир Ратиборович еще несколько раз подтвердил, что, по его мнению, заплывшее из океана существо испытывает острую потребность в магической энергии. Но бомбардировка уточнениями и комментариями завершилась только после того, как он рявкнул:
— Да-да-да! Оно питается! Да! Если бы нашелся человек с достаточно большим потенциалом, согласившийся передать часть Силы пришельцу, мы могли бы в точности определить видовую принадлежность этого существа…
Мелькнувшую в голове идею спугнула Ксения. Заметил, что она стала как-то нервно реагировать на оказываемое мною внимание другим девушкам. А я, благоразумно не стал открывать свой маленький секрет. Не стал объяснять ей, что, на самом деле нет никаких других. Потому как ее саму я в качестве особы женского пола не воспринимал. Соратник, друг с несколько вывернутым способом мыслить, интересный собеседник с нечеловеческой логикой — да. Девчонка, которую хотелось бы затащить в постель — нет.
— Все в силе? — прошептала Баженова. — Я про твой поход.
— Конечно, — кивнул я. Идиотская привычка и не собиралась меня покидать. — Что ты решила?
Разведчики из начальных классов уже давно, в самом начале урока, обнаружили «бубнилку» на территории кампуса, и теперь отслеживали его перемещения. Не забывая сообщать об этом, конечно. Потом, когда наступит время, шустрые одноклассники Добружко Утячича завлекут человека в укромное место. А дальше в дело должен был вступить я. Ну, или мы с Ксенией, если она примет верное решение.
О сути и причинах операции я ей не рассказывал. Сказал только, что поход может закончиться большими проблемами для нас, что с напарником все решится гораздо легче и проще, и что, когда все закончится, я смогу ей полностью доверять. Ине солгал ни единым словом.