— Я это… Договорюсь. Дядька добрый. Он всем показывает…
Дальше я не слушал. Рассказчик из Вышаты никакой. Вычленить что-либо полезное из толпы бесконечных восклицаний и междометий довольно трудно. Да особо и незачем. В том, что Ромашевич не забудет, и организует мне экскурсию в гараж родственника, я ничуть не сомневался. Здоровяк еще ни разу и словом не упомянул полученное от меня задание, и особенно о том, как продвигается его выполнение. Задача не простая, и у парня наверняка там куча трудностей возникает. Так почему бы не дать ему почувствовать свою пользу в более простой акции?
За разговорами дорога пролетела быстро. Ведомая рукой опытного шофера, машина ловко свернула в узкий проезд между двумя гигантскими, серыми и неопрятными, горами весеннего снега, и подкатила к приземистому зданию старого речного вокзала. Конечно с парадной стороны — откуда таксисту было знать, что вход на другом фасаде? Дороги и тротуары были вычищены до асфальта, луж практически не было, и можно было попросить водителя проехать еще сто саженей. Но не стал. Погода стояла отличная. Солнце, небо синее-синее, птицы орали на сотни разных голосов. Дорога была знакомой, и я решил, прежде чем заниматься делами, осмотреть поле своей памятной битвы с драуграми при свете дня.
Казавшаяся тем вьюжным вечером серая громада вокзала, оказалась выкрашенной в светло-горчичный. Обычно этим цветом отмечали государственные присутственные места, так что уже это о многом говорило. Ну и, конечно, качество недавнего ремонта: когда даже не потрудились замазать по новой места с отвалившейся штукатуркой, а просто тщательно и густо замалевали проблемные места. Бывшие когда-то что-то значащими каменные узоры — выделили белым, остальное — чиновничьим. Вот только насест для Худина с Мунином из-за бесконечных окрашиваний стал похож на неопрятную двузубую вилку, а сами птицы — откормленными пингвинами с далекого южного материка.
— Вышата! — пришлось оторвать здоровяка от парадных дверей, дабы он не оторвал давным-давно запертые створки. — Вход с другой стороны. Идем.
— И правда бывал тут? — все-таки удивилась девушка.
— На половину, — признался я.
— Это как?
— Дальше коморки сторожа не проходил.
— Не пустили? — округлила глаза Баженова.
— Некогда было, — лаконично пояснил я, пытаясь вспомнить, как же, троллья отрыжка, зовут хромоногого сторожа и его малолетнего родственника. Потому что он, племянник, как раз выворачивал из-за угла бывшего вокзала.
— Я Ведька, — радостно заорал тот сразу, как нас увидел. Чем в один миг решил половину моей беды. — Ведислав! Помните меня? Я тогда, пока вы с мертвяками бились, окнами вам светил! Помните?
Улыбнулся мальчишке и протянул руку для пожатия. По-взрослому. Парнишка притормозил за сажень, степенно подошел и пожал. Как равный. И тут же, словно вновь кто-то включил в нем ребенка, снова затараторил:
— Дядька Тихомир-то с ночи отсыпается. Да сказывал, что вы должны сегодня прибыть. Наказывал, чтоб встретил, да показал тут все. Все у лодочного сарая. Там грек лекцию читает. Ну и ладью к воде готовят. Скоро же река вскроется. Дядька говорит, птицы раньше обычного прилетели — верная примета…
— Вышеслав, отдай топор Ведиславу, — велел я, и после того, как здоровяк передал бесформенный сверток парнишке, обратился уже к тому:
— Отнеси, пожалуйста, оружие в арсенал. Мы пока к сараю пойдем. Потом нас догонишь.
— Да я быстро, — легко согласился Ведька и исчез. И пока мы дошли до угла, он уже тяжеленной дверью хлопнул. Метеор, а не парень!
И правда, Ведька догнал нас на полдороги к лодочному сараю.
— Там, — махнул парень чуть в сторону. — Хускарлы на мечах бьются. А в сарае грек лекцию читает. Куда пойдем?
И выразительно посмотрел в сторону непонятных пока «хускарлов». А я понял, что если бы не наказ старого одноногого Тихомира нас встретить и проводить, мальчишка уже был бы там, где раздавались воинственные возгласы, и звенела сталь. Жаль только, что пришлось Ведьку расстроить. Вспышками «огней Одина»[39] и пением хорошо заточенного железа меня было не удивить, а вот лекция, читаемая греком, в клубе любителей скандинавского средневековья — это было любопытно.
Греком, конечно же и вполне ожидаемо, оказался небезызвестный всем нам лицейский учитель гимнастики Аполлон Рашидович Иоаллиадис. Ворота в лодочный сарай были приоткрыты, так что даже его еще не увидев, отлично услышали знакомый бас:
— …Так богатые стремятся к богатым, тако же и сильные должны объединяться с сильным, — грохотала в не особенно большом помещении греко-татарская философия Апполона Рашидовича. — Потому что деньги — это пыль и ничто. И только сила и воинская удача имеют значение. Только они, в нашем жестоком мире, верная дорога к уважению и власти. Ибо сказано великими предками: Сила — это власть!
— Курносый, что? — негромко хихикнула Ксения. — У «медоведа» конспект лекций стащил?
— Не, — в полный голос гаркнул Вышата. — Это послание к клубам принца Хэльварда. В газетах сегодня пропечатали. Оне на мидсумар[40] всеимперский фестиваль объявили.
— Все верно, — грохнуло из-за ворот горловой трубой Иоаллиадиса. — Слышу глас Ромашевича. Входите, молодой человек.
Вышата одной рукой, словно бы это была форточка, а не тяжеленная створка ворот, открыл дверь пошире, и посторонился, давая войти первым нам с Ксенией. И прежде чем предстать, перед черными, как волосы трэля, очами грека, успел еще подумать, что составители текстов для младшего, моего одногодки, кстати, сына императора и мои старцы-воспитатели явно с одного поля ягодки. Сомневался я, что молодой парень мог бы выдумать эти «ибо» и «тако же».
— Будете участвовать в фестивале? — поинтересовался я у светлого контура лицейского учителя гимнастики. Все равно, больше — со светлого дня в семерки сарая — я ничего пока не видел.
— В этом году — нет, — с явным сожалением в голосе, отозвался быстро проявляющийся греко-татарин. — Здравствуй, Антон. И вы, ребята… О, да с нами дама!
И тут же гаркнул так, что у меня непроизвольно ноги подогнулись:
— Вот он, наш герой! Отважный воитель, отбивший клуб от восставших мертвецов!
— Какие интересные подробности из твоей личной жизни я тут узнаю, — проворковала, сквозь звон в ушах, Баженова.
Но я уже ее не слушал. Ни ее, ни Аполлона, зачем-то взявшегося рассказывать: почему именно в этом году их клуб в объявленном принцем Хэльвардом фестивале участвовать не будет. Будто бы мне было до этого дело.
Я смотрел на судно.
Испокон веков скандинавы любили свои корабли. Тщательно за ними ухаживали, украшали витиеватой резьбой, затейливыми носовыми и кормовыми фигурами, раскрашивали яркими красками. И, за века совместного проживания, привили свою любовь славянам. Иначе в огромной стране и нельзя было. Конечно, проще было день плыть, чем три дня продираться через чащу в соседнее селение. А уж у нас на юге Сибири и подавно.
Русы умели строить корабли множества видов и назначений. Грузовые, рыболовецкие, для перевозки лесоматериала и боевые. Или смешанного типа, вроде того карви, что хранился на моем озере в усадьбе. На нем и в бой можно было пойти и грузы возить.
Но, сооружение, что предстало перед моими глазами, кораблем не было. Старый, судя по сколам — видавший виды большой рыболовецкий баркас, к которому зачем-то приделали высокий форштевень с головой, отдаленно напоминающей какое-то чудище.
— Нравится? — воодушевленно гаркнул прямо мне в ухо грек. — После ледохода будем спускать на воду. Парни всю зиму готовились. Грести учились…
Боги! Они хотели продолжить издеваться над трупом заслуженного ветерана!
— Разбираешься в мореходстве? — с затаенной гордостью спросил белобрысый парень на пару лет меня старше.
— Всегда считал, что нет. Теперь думаю, что — да, — искренне выдал я.
— Что? И по веслам пробежать сможешь?
— Пробежать сможет даже Вышата, — дернул я головой в строну большого, но не выглядевшего ловким, Ромашевича. — Стоять гораздо сложнее.
Парень фыркнул носом, и продолжил какой-то, на мой взгляд, детский допрос:
— Что? И грести умеешь?
— Да, — снова согласился я, вспоминая бесчисленные версты, пройденные на веслах.
— Скажи еще, что и драугры тут действительно бродили, как Тихомир с Ведиславом говорят, — оскалился незнакомец.
— Да, — слегка поморщился я, прикасаясь самыми кончиками пальцев к здоровенной, замазанной смолой и краской, выщерблине в киле лодки. Как раз в том месте, которым судно встречает волну. След, который мог остаться только после столкновения баркаса с чем-нибудь очень твердым.
— По телеку говорят, их тут видели, — вдруг согласился парень. — А ты чего на них полез? Вызвал бы полицию, да и все.
— С перепугу, наверное, — равнодушно ответил я. Состояние несущего каркаса лодки занимало меня куда больше, чем обсуждение того сумбурного вечера.
— Уже познакомились? — прогудел физрук. — Это Антон Летов. Я о нем рассказывал. А это Йорген Магниссон, наш стирсман[41]. Он из семьи потомственных судостроителей. Известный в наших краях род…
— Да-да, знаю, — по-новому взглянул я на Магниссона, и протянул руку. — Будем знакомы?
Мой карви тоже был построен шестьсот лет назад потомками Магни, и, при должном присмотре и заботе, прекрасно пережил все эти века. За одно это стоило начать уважать непутевого потомка прославленного рода.
Пожали друг другу руки. Я назвал свое имя, представил спутников.
— Что? Парни выбрали, — продолжил, сопроводив фразу пожиманием плеч, Йорген. — Я в клуб пришел, потому что хотел научиться сражаться. А меня в стирсманы только потому, что знал, с какой стороны правило к ладье крепится. Без шуток…
— Вы чего? К баркасу рулевое весло приделали? — фыркнул я. — За что вы так со старичком-то?
— Что? У тебя, поди, и такого нет, — улыбнулся потомок известных в наших краях кораблестроителей и подмигнул.