– Конечно, Петр Михайлович, выступим, если для вас это важно!
– Важно – неважно, не в этом дело. Дело в нормальном сотрудничестве. Я тебя в какой-нибудь концерт затолкаю, со съемками, – если получится, конечно. Селяви, как говорят французы-лягушатники!
Я понял, что разговор подошел к концу, поднялся, пожал протянутую руку шефа и произнес:
– Все будет как надо, Петр Михайлович! Только скажите: где, во сколько и когда?
– Карина тебе сообщит. Ты бы оставил ей все концы для связи.
Я мотнул головой и удалился из кабинета. Оставил все концы, включая пейджер Курмоярова, Карине и, еле сдерживая себя от радости, спокойно вышел из приемной, направившись наверх. Шел по коридору и чуть не плясал, про себя благодаря Олега Курмоярова за то, сколько он для меня сделал: «Ведь осталась же команда „НЭО Профи-Групп“, осталась репетиционная база в ГЦКЗ „Россия“ на целый год! Остались два клипа и съемка телевизионного концерта-презентации! Остались какие-то завязки для работы! Нужно просто писать песни, писать здесь же, на студии Крылатова, новый альбом и работать дальше».
– «Значит, все не так уж плохо на сегодняшний день», – процитировал я уже вслух потрясающую песню Виктора Цоя, с которым хоть шапочно, но был знаком.
И жизнь моя потекла дальше – не таким уже бурным потоком, как прежде, но своим вечно новым, не известным никому руслом.
Поскольку промокампания нашей группы так же резко закончилась, как и началась, и внезапно куда-то пропал благодетель наш, неутомимый Олег Курмояров, работы у нас явно поубавилось. Клипы и съемки концерта-презентации не взяли ни на один канал телевидения! Все, будто сговорившись, вымогали за показ деньги, причем такие, которых у нас, естественно, не было. На радио – такая же картина. Но, слава богу, тогда была альтернативная возможность донести свои песни до слушателя! Новый социально-экономический строй в нашей стране – КАПИТАЛИЗМ – особенно наблюдался тогда на рынках, на вокзалах и в аэропортах, у метро и у больших магазинов. Одним словом, во всех местах массового скопления людей. Абсолютно везде, где было многолюдно, устанавливались киоски, палатки, а то и просто столы, и там продавались кассеты, а позже компакт-диски, и звучала музыка! Музыка, которую наш народ, известный своей тягой к искусству и к духовности, покупал на свой вкус и выбор.
И пусть это не покажется бахвальством: среди преимущественно блатняка звучали и песни нашей команды «НЭО Профи-Групп». Это исторический факт! Люди, особенно молодые, охотно покупали кассеты с нашими песнями, и мы даже непродолжительное время были лидерами продаж – как говорили продавцы киосков: «Мамой клянусь!» Благодаря тем самым кассетам, а позже – CD, наши песни и дошли до людей. Сегодня это просто невозможно! Сегодня занятие творчеством – исключительно прерогатива богатых. А отсюда, естественно, повальная безвкусица и кризис всех жанров, господа хорошие! Есть, конечно, Интернет, но он сфокусирован в основном на молодежную аудиторию и тинейджеров, да и тоже сильно ангажирован толстосумами. Такие вот дела-делишки, мелкие людишки.
Минуточку! Я, кажется, чуть выше произнес слово блатняк. И вам может показаться, что произнес его как-то пренебрежительно, уничижительно, оскорбительно? В угоду продвинутой, эстетствующей публике! Да ничего подобного, друзья мои! Блатняк – это нормальный, закономерный продукт нашей духовности. Это ответ тем, кто, считая огромные массы людей тупым быдлом, отправлял их этапом в лагеря, на великие стройки социализма подыхать. Скорее всего, правда, существует генетическая память и преемственность поколений – во как! Ведь потом тех, кто считал миллионы людей быдлом и мразью, отправили самих этапом на эти же великие стройки – достраивать. Дали в руки лом, кайло, кувалду, лопату, тачку и сказали: «Сейчас увидим, чего и ты стоишь, падла!» И увидели! Выстоял мужик и построил – жить-то хочется! И египетские пирамиды построила не инженерная мысль, а дикий страх смерти. И я бы непременно писал и пел блатняк! Если бы не провел все детство в маминой библиотеке, лежа на полу и читая на животе «Мурзилку». А еще – если бы я не посещал заседания «Клуба любителей зарубежной эстрады», ведь именно эти заседания окончательно испортили мой музыкальный вкус!
Слушайте, а ведь и за рубежом есть такое явление, как блатняк! Вот возьмите, к примеру, рэп. Сразу возникает ассоциация: ведь рэп – это музыка черных… ой, извините, афроамериканцев. Так вот, именно их-то и привезли в кандалах с берегов родимой Африки на великие стройки капитализма! Так что рэп – это генетическая память и преемственность поколений негров. У нас, правда, тоже появились свои рэперы. И прикид ничего, и причесон, и пальцы веером, и все в наколочках. Только читают они этот рэп как-то неестественно, неубедительно. Оно и понятно отчего. Дорогие коллеги, пойте лучше блатняк – вас же не привозили в Россию в кандалах с берегов Африки!
Все эти рассуждения ко мне пришли позже, в тюрьме. Но об этом – потом. А сейчас вернемся к повествованию о начале 90-х в нашей правдивой саге.
Нет худа без добра! Удивительно простая и точная мудрость народная, которая одновременно и поддерживает в трудную минуту, и дает надежду на будущее. А будущее мое, с исчезновением Олега Курмоярова с его гениальным умом и колоссальной поддержкой, моментально стало туманным. И я готов был присоединиться к детскому хору в ДК фабрики «Красный факел», в который меня не приняли из-за хриплого голоса, и все-таки спеть с ним: «Прекрасное далеко, не будь ко мне жестоко…» Но слезами горю не поможешь – так гласит другая народная мудрость, – и я принялся за дело с новыми возможностями, с новой мотивацией и с новой, вдруг появившейся от безнадежности энергией!
Мы стали выступать везде, куда бы нас ни звали. Даже за очень маленькие деньги, даже бесплатно. Мы решили заработать деньги на нашу раскрутку! И ведь заработали, по нашим меркам, приличные деньги, хотя по меркам Курмоярова и телевизионщиков – смешные слезы!
И вот как-то однажды приходит наш директор и гитарист Жила и говорит мне:
– Шеф, я узнал, что в Подольске объявилась какая-то «Властилина». Она берет любые суммы денег в долг, а в скором времени отдает их в десять раз больше, чем взяла. Может, рискнем общаком?
Меня как-то сразу привлекла эта идея – очевидно, оттого, что название «Властилина» очень созвучно имени Василина, с которой мои отношения становились все лучше и лучше.
– Давай, Жила, посоветуемся со всей командой, и если все за – рискнем, – подумав о Василине, проговорил я.
И мы рискнули вложить все заработанные деньги во «Властилину». И что вы думаете? Через полгода Жила привез на своем сраном «Москвиче» полный багажник денег! Все, естественно, обрадовались, а Жила, пригласив меня перекурить на крышу, проговорил:
– Слышь, Серега, может, еще раз рискнем?
Я помолчал и как-то неуверенно ответил:
– Можно и рискнуть, только давай поболтаем с чуваками нашими.
– Я думаю, чувак, надо завязывать с коллективизмом этим. Вон что с Союзом-то вышло. Все наши бывшие братские республики разбежались, разобрав себе все, что имели, и все остались недовольны! Россия будто бы их обобрала! Забыв о том, что Россия их и подняла. Я думаю, Серега, что надо выдать каждому его долю с учетом навара, а дальше пусть сами решают, что им делать со своими бабками, – закончил Женька Жила.
Я подумал и согласился с предложением. Поговорили с пацанами из группы. Лях сразу сказал, что рисковать не хочет и забирает лавандос. Данька Пирожок пожелал купить себе новый бас – пятиструнный, японский – и тоже забрал свои бабки. Серега Звучок решил прикупить себе новый фирменный аппарат. А мы с Жилой решили рискнуть: 20 % денег его, 80 % – мои. Женька тут же раскидал всем деньги, а наши с ним отвез в Подольск, к «Властилине».
На этот раз я волновался по-настоящему. Уж больно деньги были большие, хотя и куш обещался нешуточный! И почему-то вдруг вспомнил слова Олега Курмоярова, сказанные им в казино «Метелица»: «Будешь играть, никуда не денешься, раз бес тебя испытывает – блазнит!» И подумал, что если это его испытание, то испытание и впрямь серьезное. Все, что имел я тогда, – все абсолютно поставил на кон! Не курмояровские деньги, которые когда-то поставил в казино на восьмерку, а свои! И? И, как ни странно, через полгода вернул их, десятикратно умножив.
Это был ВОСТОРГ! Я почувствовал в этом риске бешеный азарт, непреодолимое желание рискнуть еще и обязательно всем! Я почувствовал необъяснимый кайф от этого риска! И на удивление осторожному и практичному Жиле, предложил опять все поставить! Пойти ва-банк!
Женька Жила посмотрел на меня с тревогой и произнес крылатую фразу из кинофильма:
– Да ты азартный, Парамоша! Чувак, ты подумай, чем рискуешь! Оставь хотя бы половину денег – не ровен час, кинут. Попадешь, так хоть не на все.
У меня опять промелькнуло в голове сравнение слов «Властилина» и «Василина», и я произнес:
– Женек, мои деньги вези все к этой самой «Властилине», а свои – как знаешь.
Хорошо, что накануне я закрыл вопрос с продлением срока аренды репетиционной базы на крыше с Забалтаем и мы могли работать, репетировать новые песни, готовить их к записи на студии Крылатова. Но заплатить за студию уже было нечем.
Мы продолжали работать везде где придется, с надеждой на будущую раскрутку и гастрольные поездки по стране. По ночам я писал все новые и новые песни для свежего альбома, а все свободное время проводил с Василиной. Проникся ее акварелями и даже сам попробовал себя в изобразительном искусстве, в стиле сюрреализма. Написал аж целый цикл картин под общим названием «Савонарола» и бросил это дело.
Василина, удивленная таким решением, спросила:
– Почему ты, Сережа, не хочешь дальше писать? Ведь у тебя очень хорошо получается. И образы такие невероятно сильные, фантастические, интересные. Такая мощная экспрессия в полотнах, цвет удивительный!
Я ей честно ответил, что просто не умею рисовать. Даже березку не смогу реалистично написать кудрявую. Да и времени нет.