ав свою непристойную мыслишку, уставился на Варну. Тот с тревогой в голосе спросил негромко:
– Что-то случилось, Сергей?
– Ставь все на тройку, – шепнул я ему одними губами.
Он неуверенно собрал в пирамидку свои фишки, посмотрел на меня и спросил тихо:
– Твои тоже?
– Нет, – ответил я.
После того как Варна поставил все свои фишки на тройку, девушка-крупье произнесла: «Ставки сделаны. Ставок больше нет». Мы с Варной переглянулись и оба уставились на рулетку.
Шарик бесконечно долго с характерным звуком бежал навстречу судьбе и остановился в ячейке с номером 9.
«Не сработало», – подумал я.
А Варна проговорил:
– Я все проиграл, Сергей, это неправильно.
– Да, это неправильно, Алеша, – ответил я. И подумал: «А где же правильно?»
Просидел так часа два не вставая – в ожидании озарения, предчувствия, сигнала или еще черт знает чего. Но ни первого, ни второго, ни третьего не было. Я встал, шепнул Варне, что иду в туалет, и вышел на улицу. Там было тихо и шел снег. Закурил и стал раздумывать: «Да как же работает этот необъяснимый механизм?» Мельком подумал, что надо позвонить Василине. Не спит, наверное, ждет меня, волнуется, а ей волноваться нельзя – ведь на седьмом месяце уже… И внутри у меня что-то екнуло. Я бросил окурок и направился к столу.
Варна грустно сидел на прежнем месте рядом с моим стулом, а девушка-крупье с третьим номером груди ласково говорила: «Делайте ставки, господа». Я быстро схватил свои фишки и поставил все на цифру 7.
– Ставки сделаны, ставок больше нет, – произнесла крупье и будто исчезла, растворилась в воздухе, и все сидящие за столом люди вместе с ней. Я видел перед собой только крутящееся колесо и бегущий по нему шарик. Он опять перестал издавать характерный звук и будто летел над колесом. И вдруг шарик неожиданно упал в лунку с номером 7. Я не верил своим глазам, но это было явью!
Девушка-крупье с нескрываемым восторгом и любовью пододвинула ко мне фишки и произнесла:
– Вам сегодня удивительно везет, молодой человек!
Я поблагодарил ее двумя фишками и сказал негромко Варне:
– Все, уходим, Алеша.
Вышел на улицу и снова закурил. Вскоре рядом появился Варна и радостно произнес:
– Сергей, ты сегодня выиграл почти семьдесят тысяч! Я могу взять свою долю? Поиздержался за месяц.
– Возьми, Алеша, как договаривались, двадцать процентов и поймай такси, – ответил я.
Он незаметно сунул мне пачку подготовленных долларов, перетянутых зеленой резиночкой, и пошел искать такси.
Василина спала на диване перед негромко работавшим телевизором. Я укрыл ее пледом, выключил телик, свет и тихонько удалился в спальню.
Василина с телефонной трубкой в руках разбудила меня словами:
– Эй, лежебока, пора вставать! Жила требует тебя срочно! Где это ты разгуливал всю ночь?
Я взял протянутую трубку, махнул ей рукой – мол, потом, – и хрипло произнес в нее:
– Алло?
– Все в жилу, чувак! – раздался смачный бас Жилы в моем ухе. – Меня с утра выдернул в «Олимпийский» заместитель Крутоголова и сообщил, что нас могут вернуть в программу и в эфир поставят, но есть нюансы… – он замолчал, а я спросил:
– Какие нюансы, Женька?
– Они вымораживают из нас двадцатку зелени за эфир, – ответил негромко Жила.
– Ого! Я слышал, у них тариф десять! – проговорил я, проснувшись окончательно.
– Да я в курсе, Серега, за десятку, ну вот нам двадцатку выкатили. Что будем делать? – спросил Жила тревожно. И добавил: – В кассе бабок нет. Может, ты где нароешь, а потом отобьем на концертах?
Я посмотрел в сторону сейфа, вмонтированного в стену за копией картины Винсента Ван-Гога «Звездная ночь», где лежало бабло, и проговорил:
– Тут надо подумать, Женчик.
Я в раздумье смотрел на картину и неожиданно будто очутился внутри нее, стремительно летя в огромном пространстве звездной ночи. Я мог лететь в любом направлении, к любой мерцающей звезде, с любой скоростью, как во сне. Но я не спал. Я очутился в каком-то неземном спокойствии. Я оказался в вечности! Я ощущал на себе потоки воздуха, чувствовал запах ночи – и вдруг услышал страшный, нездешне-ужасный хохот, от которого волосы дыбом, и где-то далеко зовущий голос: «Серега, Серега, ты что, уснул, что ли?»
Я будто очнулся, посмотрел растерянно на телефонную трубку в своей руке и проговорил в нее:
– Алло…
– Алло, гараж! – ответил мне голос Жилы. – Проснись, чувак, нас обокрали! Ты чего – может, пыхнул с утра?
– Да нет, Женек, просто задумался на минутку, – ответил я.
– Ничего себе на минутку! Я тебе уже минут десять долдоню, что нечего здесь думать, а надо платить за эфир! Это же «Рождественские встречи» Пугачевой – вся страна смотрит! Потом на концертах отобьем эту долбаную двадцатку! – жестко закончил Жила.
– Мы платить не будем, Жила. Мы пойдем другим путем. Связывайся со своим режиссером и другими телевизионщиками. Составляй смету на съемки двух клипов и их ротацию. Деньги будут, но мы будем платить напрямую телевидению, без всяких гребаных посредников! – так же жестко проговорил я и вколотил трубку.
В спальню вошла Василина и спросила:
– Сережа, а почему Жила все время зовет тебя только «чувак»? «Чувак дома? Разбуди чувака…»
– Не знаю, Василина, – ответил я и протянул ей трубку.
– А я вот знаю! Чуваком звали одного степного царя в древности, и его убил казак Харько. Ты, Сережка, потомок степного царя! – проговорила жена и засмеялась. Взяла у меня телефонную трубку, присела на кровать, погладила животик и снова проговорила с улыбкой: – Глупенький ты мой, но талантливый! Знаешь, Сережка, я, наверное, не поеду с тобой в Австрию. Очень хочется, но я боюсь! Что-то Манечка уж больно беспокойная стала. В консультации говорят, что могут начаться преждевременные роды. Такое случается, Сереженька, в семь месяцев.
– Вот так новость! А я попросил Жилу, чтобы он олигархов напряг и они наш люкс в Куршавеле продлили до третьего января! Думал, поживем там вдвоем в тишине, погуляем, подышим свежим воздухом… – проговорил я негромко.
– Вот и хорошо, Сережка. Отдохнешь там один. Поучишься на горных лыжах кататься. Ты ведь не умеешь на горных лыжах? И в теннис большой не умеешь? – спросила Василина.
– Не умею, – ответил я равнодушно.
– Вот и поучишься. А я у мамы Даши побуду. И Мамашуля приезжает старенькая моя. Вот вчетвером и встретим Новый год, – весело проговорила Василина.
– А кто четвертый? – спросил я удивленно.
– Как же кто, Сережка? Конечно, Машенька! Она ведь уже, наверное, все слышит и будет с нами праздновать. Четвертое поколение нашей семьи по женской линии. А по мужской у нас у всех только ты, Сережа, да дядя Сафрон Евдокимович, – ответила Василина как-то по-доброму и замолчала, глядя на меня.
Я посмотрел на нее внимательно и произнес:
– Василина, а я думаю, что понял, откуда песни беру и числа узнаю-угадываю. Вот за этой картиной Ван Гога. Я там был сегодня, когда говорил с Жилой. – И я указал на стену с картиной.
Василина весело засмеялась и спросила:
– В сейфе, что ли?
– Да нет, не в сейфе, Лина, ты не поняла. За картиной, вернее – внутри нее. И хохот дикий слышал там, нестерпимый. Значит, ОН любит посмеяться. И получается, что ОН там обитает и властвует оттуда. Из этой волшебной ночи, – ответил я совершенно серьезно, рассуждая про себя.
– А я думаю, Сережка, что тебе надо спать по ночам, а не гулять. Ты вон какой-то задумчивый стал и странный в последнее время. Я это еще с украинского тура заметила. И когда из Белоруссии вернулся, опять заметила. Ты бы не пугал меня, Сережа! Нам сейчас никак нельзя пугаться! К тому же пуганая ворона и куста боится. Поспи давай, а я в больницу прогуляюсь, тут недалеко, – нежно проговорила Василина, наклонилась, чмокнула меня и ушла, а я уснул.
Через два дня утром мы всей командой «НЭО Профи-Групп» улетели из Шереметьево в австрийский Зальцбург. До Бад-Гастайна добрались уже к вечеру, и я подивился тому, насколько точно обрисовала Василина своим художественным умом в альпийском городке все, кроме одного. Поднявшись в свой роскошный номер на последнем этаже старинного отеля, я увидел из окна прямо перед собой казино – сверкающее, как новогодняя елка. Во мне опять что-то дрогнуло, и, бросив вещи на кровать, я отправился туда. Вошел в казино, купил фишки и направился в зал.
Разнаряженный народ довольно громко говорил на разных языках. Я подошел к столу и сел на свободное место. Крупье объяснил максимальную стоимость моих ставок. Прошел, наверное, час, может, больше, когда я вдруг услышал откуда-то знакомое словосочетание на английском языке: «Ван, ту, фри». Солидный крупье, с интересом поглядывавший на меня, вдруг спросил: «Are you OK?» Я мотнул головой и ответил: «Yes», думая про себя: ведь в рулетке нет трехзначных чисел? Собрал все свои фишки и ровным столбиком поставил их на цифру 6.
И весь зал будто замолк немедленно. Я смотрел не отрываясь на «колесо рока», и вдруг шарик на моих глазах увеличился до размеров бильярдного шара и с грохотом влетел в такую же большую, как на бильярде, лунку, только лунка была без сетки и с номером. И номер этот был 6. Шарик, лунка и номер неожиданно стали маленькими, и я услышал аплодисменты и незнакомую одобрительную речь, типа: «О! Ес! Я-я! Уи-уи!» – и так далее. Я поднялся, оглядел появившихся людей, поблагодарил парой фишек крупье, произнес: «Мерси, господа, антракт!» и пошел в местный ресторан отужинать в одиночестве. Ранним утром я удвоил выигрыш и ушел спать в свой отель напротив.
В десять часов утра меня разбудил громкий стук в дверь. Я, сонный как муха, отворил ее и увидел на пороге Жилу.
– Чувак, ты куда делся? – проговорил он тревожным басом. – Мы ведь за бугром! Хрен знает, что и думать! На ужин тебя искал – не нашел. Позже из бара звонил два раза и поднимался в номер – тоже голяк. Лажа это, чувак!
– Да я телефон отключил, таблеток наелся и спал как сурок, Женчик, – ответил я сонно.