– Я не хочу в бар. Я хочу в номер, – ответила Елена. Помолчала и добавила: – В твой номер.
Я снова посмотрел на нее, мотнул головой, и мы, с кружками в руках, направились в отель.
Когда уже совсем рассвело, Елена в своем бесподобном платье, держа в руке пальто, остановилась перед дверью моего номера. Повернулась ко мне и произнесла:
– Не надо меня провожать, Сергей. И, как говорится, обойдемся без слез. Не буду также говорить, что я не такая. Хоть я и правда не такая – я на рубль дороже. А все, что здесь было, Серый Волк, – это просто каприз, вторая категория женского ума. До свидания, любимец слепого счастья!
Елена Прекрасная вышла из номера и чуть слышно прикрыла за собой дверь. Я в раздумье вернулся в гостиную, посмотрел на стол, заваленный сладостями и пустыми бутылочками из мини-бара. Взял две большие пустые кружки из-под крюшона, вынес их зачем-то на балкон, поставил на два стула, где мы сидели с Еленой в теплых халатах и в тапочках на босу ногу, закурил и проговорил вслух: «До свидания, любимец слепого счастья. Это просто каприз – вторая категория женского ума. Похоже, и мужского тоже». Докурил, опустил окурок в пепельницу и пошел спать.
Команда улетела в Москву, а я до третьего января просидел в казино, поэтому в столицу прилетел только четвертого. Приехал домой и рухнул отсыпаться. Василина с подросшим животиком на следующий день вернулась от мамы Даши, проводив Мамашулю. Я реально соскучился и был безумно рад ее увидеть, а как только увидел – вдруг почувствовал ноющее чувство вины и опять вспомнил прощальные слова Елены: «До свиданья, любимец слепого счастья».
«Может, мы сами слепые, а не оно? Любимая жена, хороший дом – что еще надо человеку, чтобы встретить старость?» – подумал я с улыбкой. Бережно обнял Василину, помог ей раздеться и проводил в комнату.
– Ты знаешь, Василина, – проговорил я, – у меня появился совершенно дикий, но серьезный план раскрутить нашу группу и поднять ее на новый уровень.
– Очень хорошо, Сереженька! То, что я услышала на записи, – это классно! С приходом Лены у вас появился очень стильный западный саунд. Необычные гармонии сильно изменили твои песни в лучшую сторону. И вы уже сейчас поднялись на новый уровень, только об этом никто не знает. Надо донести новый материал до публики – и будет успех. Обязательно будет, милый, – проговорила Василина с нежной улыбкой и блеском в веселых глазах.
– Очень хорошо, что ты меня понимаешь. И, думаю, будешь не против, если я некоторое время не буду приходить домой по ночам? – проговорил я в ответ.
– Сережка, ты что, извозом решил заняться? – смеясь, спросила Василина.
– Извозом, дорогая, таких денег, о которых идет речь, не заработать, здесь другое… – ответил я и приобнял жену.
– Ты банки грабить собрался, Сереженька, что ли? – снова спросила Василина, насторожившись.
– Нет, Василина. Я не по этой части. Я хочу сыграть ва-банк, – ответил я и погладил ее по спине.
– Как сыграть? С кем сыграть? – спросила удивленно Василина.
– С судьбой хочу сыграть, Василина, ну и еще кое с кем… – ответил я, глядя на картину на стене.
– И где ты собираешься играть по ночам? – уже тревожно спросила Василина.
– В казино, – ответил я коротко, но твердо.
– Сережа, да это же безумие! Кто же играет в казино? Только сумасшедший может решиться на это, но ты же не сумасшедший? У казино нельзя выиграть, невозможно! – испуганно проговорила Василина и устремила на меня свои прекрасные глаза, полные испуга.
Я молча пошел в свой кабинет, принес оттуда дорожную сумку, поставил на столик перед женой, открыл ее и спросил:
– Как ты думаешь, Василина, откуда эти деньги?
Она глянула в сумку и с большим испугом ответила:
– Не знаю, Сережа.
– Я их выиграл в Бад-Гастайне, когда учился кататься на горных лыжах, как ты мне и советовала. Я их выиграл в казино, – отчеканил я наигранно спокойно.
– Какой кошмар! Но ведь это невозможно! Это неправильно, Сережка! И я чего-то очень боюсь, – проговорила Василина, чуть не плача.
– Успокойся, Василина. Как видишь, это возможно. И ничего здесь неправильного нет. Нет никакого криминала, нет махинаций, без которых большие деньги сегодня не поднять. Вот это точно невозможно! Вон нас выкинули с Аллиных «Рождественских встреч», как щенков слепых-новорожденных, сняли с обещанного эфира в ящике – и хоть бы хрен по деревне! Ни здрасте, ни до свидания! Ни спасибо, ни пожалуйста! Как тут песни до людей донести? Время кассет, да и CD, закончилось – только радио и телевидение остались, а туда без денег вход воспрещен! У них там своя мафия закрытого типа – коза ностра отдыхает! Они ведь за забором сидят, их милиция охраняет, КГБ-ФСБ-ГРУ – собственная безопасность и черт их знает, кто еще. И мы им не указ – несите деньги, лабухи! Тащите ваши бабки, лохи! Все тащите нам капусту – свято место в эфире не бывает пусто! А на нет и суда нет! Не хотите, как хотите – не вопите! Не ходите! Вот такая песня, Василина, сегодня, в новом западном саунде, вот такой нам новый уровень светит! – проговорил я с жаром и пошел к холодильнику за вискарем.
Василина двинулась, поддерживая животик, за мной на кухню.
– Но, Сережа, у тебя же есть бизнес, концерты – это же более надежный и менее рискованный путь заработать деньги и потратить их на раскрутку. Если уж так это необходимо сегодня? – проговорила, волнуясь, жена и уселась за кухонный стол.
– Да нет уже у меня никакого бизнеса, Василина, один мираж остался, – ответил я, доставая бутылки из холодильника. – Последние копейки, которые зарабатываем, отдаю на зарплату сотрудникам да за аренду плачу. Пете доляшку – отдай не греши. Студия стоит. С классикой кинули. С дубляжом фильмов-сериалов прокатили. Концертный отдел загибается, их теперь на каждом этаже ГЦКЗ «Россия» по десять штук – конкуренция! Кабак в Греции пустой стоит – кризис. Не до заграницы народу стало! С концертами тоже лажа: нет рекламы – нет концертов! В общем, как у Высоцкого: «Эх, ребята, все не так! Все не так, ребята!» – пропел я невесело и налил себе в стакан вискаря, а Василине – красного сухого чуток. – Давай-ка, милая, выпьем за Новый год, за нас с тобой и Машунькой, за наше светлое будущее! – произнес я и протянул супруге бокал. – С Новым годом, любимая!
Мы выпили и заговорили о другом.
Глава 27. Шалико
– Тамаз, дорогой, что там за фраэрок нас шиплэт? Ты пробэй-ка его: кто такой, из какых будэт, откуда взалса.
– Пробыл уже, Шалыко, – ответил всегда угрюмый Тамаз. – Музыкант какой-то. Нэ шпилэвой, но что-то сылно прушный. Зовут Сэргэй, в концертном залэ «Россыя» обытаэт. Группа у нэго «НЭВА банд» называэтся – говорят, популярная. Хату на Твэрской имэет. «Бэху» с водилой. Вроде кабак в Грэции дэржит. Студию музыкалную и ешшо мэлочовку концертную шурудыт. Да, и с ним Како трется. Помнишь такого? Каконашвили из Тбилиси – у Вахтанга в рэсторане на саксе играл.
Шалико поморщился и пробурчал брезгливо:
– Пидорок тот, что ли? Позор грузинского народа! Всэ эти музыканты – пидоры как одын. Возьми-ка ты, Тамаз, этого Како за жопу – пусть поподробнэй обрисуэт музыканта этого, Сэргэя, больно прушного.
– Хорошо, – ответил Тамаз. – Толко сэйчас пидрика этого нэ Како кличут. Он тэпэрыча Варна-болгарын вроде как.
– Это хорошо – пусть будэт хоть калмыком, лишь бы нас нэ позорил! – буркнул Шалико. – Иди, Тамаз, дорогой, и нэ забудь: через час у нас базар с солнцевскими будет. Скажи Гиви – пусть пацанов с пухами[3] подгонит. Че-то они, эти солнцевские, в послэднэе врэмя борзыми стали. Сильвэстр у них завелся какой-то. Эти русаки вэчно без ума, без фантазии – Сильвэстра им Сталлоне подавай!
Тамаз, никак не отреагировав на последние слова шефа, удалился.
Между тем ничего не подозревавшие Сергей с Варной находились в игральном зале на первом этаже казино. В «Кристалле» они были уже четвертый раз, и Сергей действительно серьезно «пощипал» заведение. То ли оттого, что дела складывались неважно на всех фронтах, то ли от предчувствия чего-то неотвратимого он пребывал в легком ступоре, был молчалив, но при этом необоснованно решителен. По жизни Сергей был довольно уверен в себе, но не самоуверен. А тут его словно подменили. Он ставил, почти не задумываясь, на число или на цвет, не проявляя ни малейшего беспокойства, и, как это ни поразительно, чаще выигрывал. Было такое впечатление, что его самого такой расклад удивлял не меньше других окружающих ротозеев, и прежде всего Варны.
Алексей пытался по-тихому остановить Сергея от рискованных ставок, но тот, не обращая никакого внимания на него, продолжал рисковать и выигрывать. Варна, несколько обескураженный таким пренебрежительным отношением, куда-то удалился. А когда вернулся, его уже будто подменили.
Сергей сразу заметил необыкновенную перемену в поведении своего партнера-Пятницы. В его манере было держать себя чинно и важно. Но сейчас на бледном лице появилась испарина, не свойственная этому холеному телу. И когда Сергей спросил его: «Варна, что-то случилось?», он как-то неестественно обрадовался вопросу и запротестовал:
– А что случилось? Ничего не случилось, Сережа! Все в порядке – Ворошилов на лошадке! – При этом продолжал тревожно озираться по сторонам, будто кого-то искал. Сергей, почувствовав неладное, негромко спросил:
– Может, валить надо, Леха?
– Да нет-нет, Сергей, все прекрасно! – ответил, улыбаясь, Варна и зачем-то начал гладить Сергея по спине. Раньше такого за ним не замечалось. И Сергей смекнул: что-то не так, что-то серьезное. Он посмотрел внимательно на Варну и громко произнес:
– Пора перекусить, приятель! Хватит фортуну испытывать!
Поднялся, дружески хлопнул спутника по плечу, и они направились по широкой подсвеченной лестнице наверх, в ресторан. Уселись за столик, заказали все, что надо, и Сергей как ни в чем не бывало со спокойным выражением лица произнес:
– Выкладывай, Варна, только без эмоций и вранья. Спокойно, четко, с толком, с расстановкой: что случилось?