– Таков порядок. Здесь его устанавливаем мы. Нам и сидеть за платформой – за столом, по-твоему. Если в хате нет порядка, с нас спросится. Бог спрашивает на небесах, а братва – на земле. В зоне отвечать придется перед братвой. Так что без обид, Бугор: ты первоход – тебе за платформой хавать не положено. На шконках поклюешь – закон на всех один.
Меня это нисколько не смутило и не обидело.
– Ладно, – ответил я с ухмылкой. – Будем считать, что моя первая отсидка в московской КПЗ не в счет. Я даже не буду возражать, если мне вообще никогда не придется питаться за платформой.
Облом опять посмотрел на меня внимательно и произнес:
– Это не отсидки, Бугор. Это небольшая экскурсия в наш мир. Ну а дальше? У каждого своя судьба. И у того, кто эти судьбы раздает, свой замысел на каждого. Всех Его рука ведет куда-то.
Я с удивлением глянул на Рыжего-Облома – странно было слышать такие речи из его уст, – но ничего не ответил. Встал в общую очередь, получил свою пайку и устроился у себя на шконке уплетать перловую кашу с хлебом и чай. Через некоторое время подошел Облом и протянул мне два бутерброда с колбасой и горстку конфет-барбарисок с печеньем со словами:
– Это тебе грев от пацанов с общака.
Перекусив, я, как все, вымыл шлюмку с ложкой и кружкой в умывальнике холодной водой и вернулся в свой угол. Пацаны во главе с Обломом сидели уже там и курили. Я тоже закурил и уселся рядом.
– Сегодня тебя наверняка выдернут к следаку, – заговорил Облом, не глядя на меня. – Заведи там песню насчет залога и московского адвоката, лучше всего Падву – его все знают. Обозначь, что тебе надо обязательно позвонить в Москву, с понту, в свой офис. Следак, конечно, ни хрена не решает, он шавка, но если тебе завтра разрешат позвонить – значит, будут доить. И будешь ты здесь куковать, пока не забашляешь, а если уж совсем нечем откупиться, то до суда будешь торчать, где присудят тебе условно и нагонят как неплатежеспособного.
– Да, нам бы такую обвиниловку, как у тебя, Серый, – мы бы плясали здесь от радости! – проговорил весело Кеня, и все заржали хором на всю хату.
Где-то через час меня действительно вызвали на выход и отвели к следователю в спецпомещение со столом. Тот представился капитаном Калинкиным и тут же объявил, что если я хочу выйти отсюда до суда под залог, то могу позвонить тому, кто поможет решить этот вопрос. Не ожидая такой служебной прыти, я неуверенно пояснил следователю Калинкину, что хотел бы еще, чтобы мои интересы в суде защищал адвокат из Москвы Генрих Павлович Падва.
Теперь уже Калинкин был не готов к такой просьбе. Он начал говорить, что мне уже выделен опытный адвокат из местной областной адвокатуры, встреча с которым назначена на завтра. Но я его интеллигентно прервал, сказав, что по закону имею право на того адвоката, который меня больше всего устраивает, – мол, дело будет иметь большой общественный резонанс, а Генрих Павлович любит публичность.
– В таком случае в Москву вы будете звонить завтра, – проговорил следователь Калинкин.
– Гражданин следователь, завтра мне нужно сделать два звонка. Один – в Москву, в мой офис в концертном зале «Россия», и другой звонок местный. Я обязательно должен позвонить маме, – проговорил я, уверенно глядя на капитана.
– Хорошо, я подумаю, – произнес следак и добавил появившемуся конвоиру: – В камеру его.
– Чего-то ты быстро! – сказал мне удивленный Облом.
– Все как ты и говорил. Следак с порога предложил выйти под залог и позвонить в Москву. Я выдвинул встречное предложение – с адвокатом Падвой. Он пообещал подумать и отправил меня назад, – ответил я.
– Вот же падлы ментовские! Закон они блюдут! Граждан охраняют! Кормушка это для них. Те же рэкетиры-вымогатели, только в погонах и с корочками. А Падву никакого ты здесь и близко не увидишь, – проговорил Облом и плюнул в сторону.
– Как так? – спросил уже я удивленно.
– Да вот так, – ответил Облом. – Сам не захочешь – откажешься, когда в чулан закроют да под молотки поставят. И висяк еще на себя возьмешь. У них здесь все схвачено, отработано, поставлено, и у каждого своя доляга светится в денежных знаках.
– Понятно, – проговорил я. И, закурив, продолжил: – А вот с этим залогом мне что-то не очень понятно. Что они так о нем пекутся? Ведь я должен залог куда-то в кассу заплатить за себя, а им-то какой навар?
– И здесь у них все продумано. Обозначат общую цифру. Столько-то – в кассу, остальное – следаку или адвокату, и подпишешься как миленький. Если сидеть не хочешь! И ничего никогда не докажешь. Вообще-то, я не выходил под залог, поэтому деталей не знаю. Но в курсе, в общем, – весело закончил Облом.
На другой день меня снова вызвали и отвели к следователю.
– Есть две новости: хорошая и плохая, – энергично проговорил капитан Калинкин. – С какой начнем?
– С плохой, – ответил я, сидя перед столом следака.
– Значит, Генриха Павловича Падву вам взять адвокатом не получится. Так как вам уже назначен адвокат. А хорошая новость в том, что вы можете позвонить по местному телефону своим родным. – Калинкин неприятно улыбнулся и уставился на меня.
– Когда? – спросил я и заволновался.
– Прямо сейчас, – ответил капитан и, достав из стола черный телефон на проводе с круглым металлическим диском, продолжил: – Сначала звоните в Москву – речь идет вот об этой цифре. – И он подвинул ко мне клочок бумаги с надписью: «Двадцать тысяч долларов в рублевом эквиваленте». Убрал бумажку и продолжил: – А потом уже звоните родственникам. Вам все понятно?
И правда, благодаря Облому и моим размышлениям мне стало многое понятно. Ни в какой офис в «России» я звонить не собирался, да его уже и не было. Я решил звонить Жиле, чтобы он продал мою «бэшку», привез этим козлам двадцатку и выдернул меня отсюда. А маме я хотел позвонить только для того, чтобы убедиться, что их нет дома, что они уехали.
– Можно? – спросил я Калинкина, поглядев на телефон.
– Да-да, конечно, – ответил тот. Я поднял трубку, услышал зуммер, набрал восьмерку, четыреста девяносто пять и номер Жилы. Решил играть спектакль и волновался. В трубке звучали длинные звонки, и вдруг раздался хриплый, сонный бас Жилы:
– Але, фашисты, вас слушают.
– Доброе утро, Евгений Георгиевич, – проговорил я, а потом зазвучал испуганный голос друга:
– Ни хрена себе, чувак! Ты куда пропал, Серый? Да мы здесь все в шоке!
Я понял, что нужно тормозить Женьку – ведь нас точно слушают, – и строго произнес:
– Что вы себе позволяете, Евгений Георгиевич? Будьте добры без форшлагов и фамильярностей! Это серьезный служебный разговор. Будьте так добры, отнеситесь ко всему ответственно. И прошу вас не перебивать меня. Вы должны немедленно, сегодня же продать мой автомобиль BMW, оформленный на вас, и ждать дальнейших моих указаний. Я вам перезвоню в ближайшие дни.
Наступила тишина, а потом мощный голос Жилы чуть не порвал мембрану в трубке:
– Ни хрена себе, чувак! Ты что, сбрендил, что ли? Ты хоть знаешь, что здесь произошло? Очнись, Серега, какой нафиг BMW? Чувак, скажи, где ты? Что с тобой, брат?
Я, шокированный такими сильными эмоциями по поводу, как я думал, моего исчезновения, громко перебил Жилу:
– Евгений Георгиевич! Попрошу вас без истерик! Вы все еще исполняете обязанности директора нашего предприятия. Будьте добры, возьмите себя в руки и исполните в точности все, что я вам сказал. Продайте срочно мой автомобиль BMW и ждите дальнейших указаний. Я с вами свяжусь в ближайшие дни. – Я положил трубку, посмотрел через стол на Калинкина и произнес: – Сотрудники меня потеряли – волнуются. Но я вас уверяю: все будет в полном порядке. Через пару дней я должен буду позвонить и объяснить, куда привезти деньги.
А на другом конце провода сидел Жила на стуле в одних трусах, с трубкой в руке, и бормотал себе под нос:
– Бедный чувак! Точно свихнулся от горя! И Василину убили, и дочь грудная пропала. А может, это и правда сам Серега? Да нет, лажа все это! Надо срочно позвонить Елене Прекрасной – она очень просила сообщить, как чувак объявится. У нее там есть какая-то информация для чувака. Вот же бедолага! Все так клево было, а тут – на тебе!
Жила набрал номер телефона Елены и стал ждать.
– Алло, – прозвучал в трубке ее приятный голос.
– Лена, привет. Жила звонит. Чувак объявился. Какой-то бред нес по телефону насчет машины. Он точно сбрендил, Ленка, умом тронулся, – быстро проговорил Жила.
– Здравствуй, Женя. Когда он звонил? – волнуясь, спросила Елена.
– Да вот только что и звонил. Я сразу тебе брякнул – ты же просила, – тревожно ответил Женька.
– Женя, ты сказал ему, чтобы он мне позвонил? Ты дал ему мой новый телефон? – снова спросила Лена.
– Да нет, ничего я ему не дал. Меня так заколотило, когда услышал голос чувака в трубке – как с того света, – что я обо всем и забыл. Но он точно не в своем уме, Лен. Я бы никогда в жизни не догадался, что это чувак! Какой-то весь культурный: «Будьте так добры… Возьмите себя в руки, Евгений Георгиевич… Я вам перезвоню». Во, точно! Он же сказал, что перезвонит через несколько дней! Ленка, ты меня слышишь? – пробасил Жила в трубку.
– Слышу, Женя, слышу. А что Сергей еще говорил? Что спрашивал? – тихо спросила Лена.
– Просил, чтобы я «бэху» его продал и деньги куда-то привез. А я ему: какая в жопу «бэха»? Ты где, чувак? А он сказал, что перезвонит, и трубку бросил, – расстроенно ответил Жила.
«Значит, Сергей не мог говорить», – подумала Елена, а вслух произнесла:
– Женя, послушай меня. Сергей обязательно тебе перезвонит, как сможет. Ты продиктуй ему мой новый телефон и попроси срочно мне позвонить. У меня для Сергея есть очень важная информация. И сегодня же займись продажей автомобиля. Сергею, видимо, позарез нужны деньги, но сказать об этом напрямую он не может по какой-то причине.
– Ленка, да при чем тут машина? При чем тут деньги? Я тебе точно говорю, что чувак с катушек съехал от горя! – почти прокричал Жила.