о я у тебя был и ты меня видел, будет очень-очень плохо. Даже смертельно плохо.
Сергей замолчал.
– Понятно, – проговорил Спиридоныч, даже заметно протрезвев. – Значит, кредиторы нынче и пытать могут, и убить могут. «О, времена, о, нравы!» – процитировал Спиридоныч и ушел в кладовку. Принес оттуда пару кепок и протянул Сергею со словами: – На-ка, примерь.
Сергей взял протянутые кепки и вышел в коридор. Надел там подаренный плащ, одну из кепок и вернулся в комнату к круглому столу.
– Вылитый Шарапов из «Места встречи изменить нельзя» – так и хочется Высоцкого процитировать: «Ну и рожа у тебя, Шарапов!» Такая же поцарапанная, интеллигентная и трезвая, как у Конкина. Ну, давай хоть на посошок, что ли? Иначе совсем не по-людски получится, – проговорил расстроенный мастер.
– На посошок – это обязательно. Посошок – это святое, – произнес Сергей и уселся за стол.
Мастер наполнил рюмки и, пристально посмотрев на Сергея, заговорил:
– А кости-то третьего из сгоревшей малины они не найдут, слава богу. Ушел он. И я даже догадываюсь как. Ушел он через лаз в теплотрассу, которую прорыл Грыжа, – он мне сам его и показывал по пьяни, хвастался. Я ведь с Грыжей-то хорошо был знаком и со Смятым тоже. Частенько с ними в пивнухе общался. И накануне, перед пожаром, Смятый мне позвонил от директора Демидыча и попросил, чтобы я помог одному общему знакомому перекантоваться. Я еще тогда удивился: какому общему знакомому – уж не Облому ли? Предупредил меня Смятый о пожаре, только вот о том, что сам погибнет и Грыжа с ним, ни словом не обмолвился, а ведь наверняка знал. Дар у него редкий был провидческий, да вместе с ним и пропал. Так что давай, Сергей, вначале помянем Смятого с Грыжей, а потом уже на посошок. – Мастер поднял свою рюмку и опрокинул, не чокаясь. А Сергей, лишившись дара речи, сидел и глядел на него выпученными глазами. Потом медленно поднялся и опорожнил свою.
– В теплушке пересидел или полез по теплотрассе? – раздался голос мастера.
– Полез, – ответил Сергей и тяжело рухнул на свой стул.
– Страшно там лазить-то – я один раз лазил. Пэтэушник мой поспорил, дурак, на степу, что пролезет от одной теплушки до другой, да застрял там – запаниковал. Пришлось мне за ним лезть, башку его спасать. Ох, намаялся я с ним! Давно это было. Да, давненько, – вздохнув, проговорил мастер. И, набулькав рюмашки, продолжил: – Тебе здесь оставаться опасно – искать тебя будут кредиторы-то твои. Бери вот ключи от моей квартиры в новом микрорайоне, адрес простой: улица Первомайская, дом десять, квартира десять, третий этаж. Там поживешь, сколько надо, а будешь уходить – ключи под коврик положи. Телефон там у меня, звони куда хочешь, только не в Нью-Йорк – дорого. Деньгами помочь не могу: пенсионер, со всеми омерзительными вытекающими… Ну, на посошок?
– Денег не надо, – тихо отозвался Сергей, – я у отца попрошу, не откажет, а за все остальное спасибо огромное, мастер! Всем вам спасибо.
Глава 30. Золотой Бичико
Сергей нашел улицу Первомайскую, дом 10. Поднялся на третий этаж, отпер ключом дверь десятой квартиры и вошел. Квартирка была маленькая, однокомнатная, но с отдельной кухней, ванной, туалетом и даже с балконом. Он забрался в душ, отмылся как следует горячей водой и лег спать, и по-настоящему выспался. Это была его первая спокойная ночь с начала злоключений.
Отца он решил навестить не дома, а на заводе, во второй половине дня, а вот позвонить в Москву Жиле надо было немедленно, но вдруг его квартиру прослушивают? Значит, Жиле должен звонить кто-то другой, и лучше с переговорного пункта. Или можно позвонить с работы отца. А вот к Тамазу желательно наведаться сегодня. Пока не ждет. «Он ведь, поди, и похоронил меня, козлина!» – произнес вслух Сергей. Встал с кровати. Пошел умылся. Проверил холодильник. Сварганил яичницу с колбасой, заварил чай. Позавтракал и принялся думать, чем ему загримировать лицо, чтобы не шокировать отца, и как наведаться к Тамазу.
Спустился вниз, нашел магазин «Галантерея». Купил там крем-пудру «Балет», вернулся в квартиру, нанес грим и отправился на механический завод. На завод впускали строго по пропускам, а в заводоуправление, где начальствовал его отец, вход был свободным.
Сергей нашел кабинет отца и спросил у секретаря в приемной, на месте ли шеф. Миловидная девушка лет двадцати пяти по имени Зинаида ответила, что он на месте, но у него совещание, которое продлится не меньше часа. Сергей поблагодарил девушку, сказав, что подождет, уселся в кресло и принялся обдумывать свой визит к Тамазу.
Через час совещание у отца закончилось, и человек семь народа вышли из кабинета, а следом показался и отец, обращаясь к секретарю:
– Я к директору.
Отец повернулся уходить и увидел Сергея. Он остановился, посмотрел внимательно на него и проговорил:
– Проходи в кабинет, – а потом снова обратился к Зинаиде: – К директору я зайду позже. Меня ни для кого нет. – Зашел за Сергеем в свой кабинет и прикрыл плотно дверь.
Нет смысла вдаваться в подробности разговора отца с сыном, к тому же разговор был непростой и долгий. Вышел Сергей из кабинета отца не раньше, чем через час. Обратился к Зинаиде с просьбой, чтобы она сделала звонок в Москву – Жиле. Она позвонила и попросила его ждать звонка завтра на базе в 20:00.
Потом Сергей отправился в ЦУМ. Там купил себе вьетнамский джинсовый костюм, черную майку-футболку, китайские кеды, кепку-бейсболку, дешевые черные очки и детскую маску Чебурашки с ушами. Приехал на Первомайскую, переоделся, проверил пистолет и запасную обойму к нему, проверил глушитель, нашел на книжной полке «Рассказы» Джека Лондона, положил книжку в пакетик с маской и в 19:00 был у гостиницы «Центральная». Обошел ее, удобно разместился на скамеечке напротив больших витринных окон ресторана при гостинице и принялся читать книгу, изредка посматривая в зал на немногочисленных посетителей.
Сидеть пришлось долго, и Сергей уже начал сомневаться – не свалил ли Тамаз с пехотой в Москву, – но в 21:20 они появились вчетвером и заняли дальний от эстрады столик.
Музыканты играли третье отделение, и прибавившаяся публика вовсю отплясывала. Сергей заложил страницу в книжке, положил последнюю в пакет и направился в гостиницу. Зашел в холл и двинулся в ресторан. Перед входом в ресторан свернул в мужской туалет, занял там центральную кабинку напротив входа, посмотрел в дверную щель и с увлечением продолжил читать Джека Лондона, отвлекаясь лишь на входящих. Никакой нервозности он не испытывал и даже удивлялся этому. В нем после смерти мамы и Василины не осталось эмоций – они превратились в пепел, а последние сомнения в собственном решении улетучились с гибелью Смятого и Грыжи.
В районе одиннадцати часов в туалет грузно вошел Тамаз. Он не стал заходить в кабинку, а направился к писсуару. Сергей нажал на рычаг спуска воды в унитазе, поднялся, взял приготовленный, снятый с предохранителя макаров, отомкнул задвижку и вышел из кабинки. Тамаз справлял нужду, не обращая ни малейшего внимания на движение за спиной. И тут Сергей заговорил:
– Руки в гору, джигит, и не дергайся!
Тамаз заметно вздрогнул и поднял руки.
– Кто из вас убил мою жену? – спросил Сергей.
– Веселый, – хриплым голосом ответил Тамаз. – И мать твою тоже он.
– Где моя дочь? – спокойно спросил Сергей.
– Нэ знаю. Я оставил ее на лестничной площадке перед соседней квартирой, – так же спокойно ответил Тамаз низким голосом.
– Эти трое были вчера с тобой, когда вы жгли нас? – спросил Сергей.
– Да, – ответил Тамаз, и раздался чуть слышный хлопок. Пуля пробила голову Тамаза насквозь и застряла в стене. Тамаз обмяк и повалился набок. Сергей открыл соседнюю кабинку, затащил его туда, вытер туалетной бумагой кровь на полу, проверил карманы, достал из них пистолет, документы, деньги, записную книжку, вышел из кабинки, прикрыв за собой дверь, надел перед зеркалом маску Чебурашки, взятую из пакета в своей кабинке, и вышел из туалета. Перед дверьми в зал ресторана ему встретились две девушки и громко засмеялись, глядя на Сергея. Он улыбнулся им под маской и помахал руками, потом потрогал пистолет в правом внутреннем кармане куртки и вошел в зал.
Музыканты исполняли «Мясоедовскую», народ весело плясал. Сергей присоединился к танцующим и несколько тактов подвигался среди них, вызвав всеобщий смех и восторг. Потом направился к ближайшему столику, поприветствовал посетителей и заработал от них бурные аплодисменты. Не торопясь, подошел к следующему столу, потом к следующему. Реакция была везде одинаковая.
Когда пришла очередь приветствовать спутников Тамаза, закусывавших за своим столом, кто-то из них недружелюбно произнес:
– А ну сквозани отсюда нахер, придурок долбанный!
Сергей театрально поклонился, выхватил пистолет и, сделав три выстрела, резко двинулся на выход.
В зале почти никто не отреагировал на происходящее – так было шумно и все быстро произошло. Сергей беспрепятственно покинул ресторан, вышел из гостиницы, свернул за угол и только тогда, сняв маску, бросился бежать по темным дворам родного города. Пересек Парк культуры и вышел к мосту через реку, разделяющую город. На мосту достал свой пистолет, быстро отвернул глушитель и бросил оружие в воду. За мостом поймал частника и поехал в новый микрорайон на улицу Первомайскую. Вышел из машины, не доезжая до места назначения, и уже пешком добрался до дома 10. Поднялся на третий этаж, вошел в квартиру, закрыл за собой дверь и, не включая свет, уселся за стол. Внешне он выглядел спокойным, но что с ним происходило внутри? Сергей оказался совершенно не готов к такой своей реакции. Ему было жутко наедине с самим собой. Было так же страшно, как накануне в теплотрассе. Было отвратительно находиться внутри себя, невыносимо больно за то, что он натворил. Но черта была переступлена – обратной дороги не было.
Он поднялся, достал из холодильника бутылку водки, налил полный стакан и выпил, словно воду, не почувствовав ни горечи, ни крепости. Только прохлада и жжение в желудке. Автоматически достал колбасу и хлеб, нарезал их, налил второй стакан, выпил, но к бутербродам не притронулся. Налил из-под крана воды и запил. Алкоголь начал действовать, в голове помутилось, и его вырвало. Он опять налил воды из-под крана, выпил ее и уселся обратно на стул. Положил руки на стол, а на них голову, и тихо произнес: «Сволочи, твари поганые, гады позорные! Зачем вы это сделали со мной?»