Через неделю быт был налажен. Распорядок дня установился. Жизнь потекла неспешно и размеренно. Часок отводился работе на метеостанции, часок – рыбалке, пара часов – охоте. Три часа проводилось на стрельбище. Два часа физических упражнений – гири, штанга, турник. Час тренировки у самодельной боксерской груши с речным песком. Приготовление и прием пищи занимали еще пару часов. Остальное время оставалось на чтение и сон. Вот и день прошел. Погода стояла по-прежнему хорошая, и Сергей планировал в ближайшие дни сходить в поселение Тюмяти и познакомиться там с главой и местными жителями, как советовал Сергей Николаевич Рыжий. Но, забравшись зачем-то на чердак жилища, он обнаружил там архив Марии Ноевны Крыловой – женщины, под началом которой служил на станции солдатом. Архив состоял более чем из сорока общих тетрадей в клеточку, на восемьдесят листов каждая. Оказывается, эта хрупкая старушка, заключенная сталинских лагерей, была еще и прекрасным ученым – краеведом-этнографом. Она с присущим ей упорством изучала и аккуратно записывала в свои тетради все традиции местных народов. Описывала их быт, промыслы, обряды. Записывала сказания, былины, песенный и устный фольклор. Но основной упор ее научных изысканий касался верований малочисленных народов Севера, часть из которых, например нганасан-самодийцы, совсем исчезли к тому времени. А ведь они жили в этих краях задолго до эвенков и якутов. Исчезли почти и туматы, но юкагиры, эвенки, эвены и якуты еще, слава богу, остались и совершали самый настоящий подвиг, живя здесь, хотя и не подозревали об этом. Их религиозные верования сложились в культ ОБО (поклонение редким природным объектам: горам, сопкам, рекам, озерам, островам, воде, лесу, зверям, деревьям – их духам). У наиболее удивительных объектов природы создавались урочища, на которых камлали шаманы. Слово «шаман» произошло от эвенкского «саман», что означало «колдун, жрец, знахарь». Каждый шаман – человек, одержимый духом Мэннерик и духом-покровителем Эмэхэтом. Именно эти духи, вселившиеся в человека, делают его провидцем со сверхспособностями.
И Сергей увлекся изучением этого архива, материалы которого были настолько уникальны и невероятно интересны даже одной своей темой шаманизма, о которой ни слова, ни полслова не было написано в общедоступных изданиях. Сергей забросил всех своих философов, привезенных с Большой земли и откопанных в библиотеке Дома офицеров. Забыл о стрельбище и рыбалке с охотой, о спортивных тренировках. Он позабыл о работе и даже о сеансах связи с Тикси. Сергей был поглощен целиком и полностью этими мистическими исследованиями Марии Ноевны Крыловой. А когда дошел до описания святилищ на реке Оленёк – этих мистических, святых мест, таких как писаница Сэвэки в 15 км вверх от урочища Кирбэй, на левом берегу реки Арга-Сала, левого притока Оленькá, где на скалах, на высоте 70–80 м, сохранились остатки росписи красной охрой XVII века, – Сергей понял, что Мария Ноевна сама побывала там, и, возможно, не раз. Он решил непременно сходить туда сам. И чем больше он изучал архив, тем это намерение становилось тверже. Сергей решил побывать в урочище горы Юнкэбил, выше устья реки Пур, на левом берегу Оленькá. И на реке Куойке, от названия которой пошли все домашние покровители – куойки. И на знаменитой горе Кысыл-хая, вверх по течению Оленькá, на правом берегу, и в ряде других мест, возле которых происходили необъяснимые природные явления, на той же скале Утюг, вниз по течению в устье реки Келимяр.
Сергей читал и читал оставленные неизвестно кому дневники женщины, очевидно, ушедшей в вечность, причем давно. Он читал не отрываясь записи, сделанные четким почерком и простым языком, что делало их абсолютно понятными даже школьнику. Делал пометки в своем конспекте с нумерацией листов и тетрадей. Наиболее интересные места переписывал полностью, с точно указанными координатами широты и долготы и сносками на карты местности. Это изучение поглотило все его время, свободное от сна и питания, и так, скорее всего, продолжалось бы до тех пор, пока все тетради не были бы изучены до последней точки, но…
Но как-то в один из дней в дом Сергея кто-то постучал и громко крикнул:
– Эй, хозяин, выходи! Знакомиться будем. Доклад будешь мне делать.
Сергей аж вздрогнул от неожиданности и схватил в руки карабин, висевший на стене подле кровати. Беззвучно подошел к окну и увидел у крыльца двух мужиков в болотных сапогах, легких телогрейках без воротников и спортивных шапочках. Один был маленький – в буквальном смысле «метр с кепкой» – и косолапый. Другой – худощавый, сутуловатый – курил в кулак и глядел в сторону берега, на котором стояла лодка с мотором. Это были якуты или эвенки (Сергей их не различал) – одним словом, местные товарищи без оружия. Сергей повесил карабин на место и вышел к гостям.
– Здорово, мужики, – проговорил он без улыбки и протянул руку впереди стоявшему «метру в кепке». – Меня Никола зовут.
– Здорово, Никола, а я Марлен Никифорович. Назван так в честь Маркса и Ленина своим батей Никифором. Принимай гостей, Никола! Уже две недели прошло, как вертолет прилетел, а ты все не являешься, не докладываешь. Вот, решил сам пожаловать, – проговорил громко и уверенно, будто даже с обидой, «метр в кепке» Марлен Никифорович.
– Так занят я был. Хозяйство налаживал, разбирался, что почем, – вот и закрутился. Да вы проходите, товарищи, сейчас стол накроем, отобедаем, – отозвался Сергей. И протянул руку второму гостю со словами: – Никола я, здорово.
Тот пожал руку и нехотя буркнул:
– Васька Качок.
– Это наш участковый милиционер Василий Качев. Представитель власти на местах, так сказать. Пока еще младший сержант, но скоро лейтенанта дадут, – вмешался «метр в кепке». И продолжил: – А я тут сама власть. Глава поселения Тюмяти, бывший Склад, лучший глава всего Булунского улуса. Докладывать будешь мне – я здеся главный начальник.
– Хорошо, – ответил Сергей. И, зная по предыдущему разу, что картошка здесь большой деликатес, продолжил: – Сейчас картошечки пожарим с лучком. Капуста соленая имеется. Колбаска копченая. И спиртика немного есть. А вам лично, Марлен Никифорович, я привез подарок от командира полка Дальней авиации, полковника Сергея Николаевича Рыжего. – Сергей достал из-под кровати коробку с барометром и протянул его «метру в кепке». Тот, очень довольный, схватил протянутую коробку и стал радостно открывать ее и рассматривать, а Сергей принялся чистить лук и картошку, нарезать на сковородку и жарить.
– Хороший подарок. Дорогой и нужный в хозяйстве. А хозяйство у меня большущее. И рыбы надо заготовить и сдать государству много, и оленины, и лосятины, и птицы разной. И по грибам план имеется, и по ягоде. А вот ты бы, Никола, еще и представителю власти Ваське Качку – ну, Василию Качеву, значит, – какой-нибудь подарочек подарил. Он заслужил. Верой и правдой заслужил, – проговорил, хитро улыбаясь, «метр в кепке».
– А это уж как положено, Марлен Никифорович. Имеется подарочек и Василию Качеву. И от командования полка, и от меня лично, – соврал Сергей, перебирая в голове, что бы подарить Качку.
– Так это что? Два подарка, что ли? – спросил, насторожившись, «метр в кепке».
– Да нет, – успокоил его Сергей. – Подарок один. Удочка это импортная от командования. А от себя я леску хочу подарить и пару блесен.
Начальник Марлен Никифорович успокоился и начал с новой силой нахваливать свое поселение, коллектив своей артели, свои угодья, а значит, прежде всего себя. И Сергей, жаря картошку, почему-то вспомнил Фридриха Ницше и его теорию о воле и власти.
«Интересно, – думал он. – Вот ведь маленький человек, а как хочет казаться большим, значительным! Как хочет быть начальником, командовать, повелевать! Вот у Васьки Качка совершенно отсутствует это желание, а у этого „метра в кепке“ оно просто бьет через край. Видно, это и есть воля к власти, о которой говорил Ницше. А не значит ли это, что воля к власти и есть воля к жизни, а она есть у всего живого? Только одни люди эту волю маскируют, скрывают, не выказывают, а у других не получается – вот как у Марлена. А может, тут и другое? Может, этот маленький северный народ спасает себя таким образом от более сильной воли к власти? От воли советской власти? Чтобы она не уничтожила его под корень, как это было с другими народами? Находит народец вот такого и подставляет его «под батоги» – пусть властвует понарошку, а не по-настоящему. И в это же самое время этот народ живет себе своим древним укладом, сложившимся за столетия. Слушает своих старейшин, вождей, шаманов и подчиняется им безоговорочно. Таким образом и выживает, а эти марлены – „метры в кепке“ – лишь декорация, необходимая в этом спектакле для спасения…»
– А вы кем будете-то, Никола? Скажите честно – все равно ведь узнаю. Вы ученый или наркоман? – среди своих рассуждений вдруг услышал Сергей странный вопрос «метра в кепке». От удивления он даже перестал мешать картошку на сковороде и тихо спросил:
– Простите, что вы спросили?
– Я спрашиваю: вы из каких будете? Из ученых или из наркоманов? – громко и четко переспросил «метр в кепке».
Сергей так был ошарашен таким вопросом, что не знал, что и ответить. В то же время этот вопрос окончательно отвлек его от размышлений и вернул в реальность.
– А вы это спрашиваете, Марлен Никифорович, как представитель власти или как частное лицо? – решил отшутиться и вместе с тем подумать, как ответить на такой дурацкий вопрос, Сергей.
– Представитель власти здесь Васька Качок, то есть Василий Качев, а я – власть. И я спрашиваю вас как власть, чтобы знать, с кем я буду иметь дело. Оно, конечно, и само собой выяснится, но потом. А я желаю знать сейчас: вы ученый или наркоман? – спросил еще раз строго «метр в кепке». Сергей помешал картошку, выключил плитку, вышел в сени, притащил оттуда мешок с книгами и вывалил их на пол со словами:
– Уважаемый Марлен Никифорович! Я, скорее всего, ученый, пытающийся познать, что есть истина, потому как книг привез немало, а наркоты – ни грамма.