– Ну, это ни о чем не говорит, – заговорил начальствующим тоном «метр в кепке». – Наркоманы тоже читать умеют – сам видел. Думают, убегут сюда, отсидятся, книжки почитают, порыбачат, поохотятся, отоспятся – мол, наркоты-то здесь нет! Поломает их малехо – и домой, здоровенькими. А им здесь ни до охоты, ни до рыбалки. Нажрутся грибов-поганок и бегают нагишом по тундре как угорелые! А мне их искать приходится, так как я власть на этой земле и с меня спрос большой. Сюда ведь добровольцев-то немного. Либо ссыльные расконвоированные. Либо военные проштрафившиеся. Либо ученые. Либо наркоманы. До тебя вот наркоман был из Москвы. Сын артиста известного. Три раза аптеку в медпункте обкрадывал. Кое-как отделались – отправили силком на Большую землю. Вот такие дела, Никола.
Сергей натянуто улыбнулся и произнес:
– Я не наркоман, Марлен Никифорович, и грибы-поганки не ем. А вот картошечки жареной с капустой, с огурчиками и помидорчиками, да под спиртик, в хорошей компании – с удовольствием!
Сергей поставил сковороду на стол. Достал три вилки, три стопки и принялся нарезать уже сильно подсохший хлеб, привезенный еще из Тикси. Местные называли такой хлеб заводским и относились к нему с уважением, ну а красные помидорчики и зеленые огурчики с сальцом там были всегда в авторитете.
Молчавший и все время смотревший в окно Васька Качок поднялся, взял кастрюлю на кухонной тумбе и вышел на улицу. Подошел к реке, начерпал в нее чистой воды из Оленькá. Поставил на камень, вытащил лодку из воды подальше на берег, опустил мотор, взял кастрюлю с водой, вернулся в избу и произнес:
– Лей, Никола.
– В смысле? – спросил Сергей.
– Лей спирт в кастрюлю – разбавим. Так быстрее остынет, а то теплый пить противно, – ответил Василий Качев.
– Понял, – ответил Сергей. Сходил за бутылкой «массандры» – чистейшего 96-процентного спирта, которым его снабдил Рыжий, – и все недоразумения были устранены, а знакомство состоялось в лучшем виде.
Сергей проводил гостей только на следующий день, узнав от них много интересного и нужного. Например, что до Тюмяти от его метеостанции день пути на лодке с мотором, если винты не обломаешь на перекатах и отмелях. А пешем надо топать два дня, с ночевкой в палатке. Избушек – балков, по-местному, – нет. Зато, если придется добираться до Таймылыра, вниз по течению и балки имеются, и Тюмяти по пути, но пешим придется идти с неделю, а на лодке – дня три. До горы Юнкэбил (она же – Оленекские столбы) идти надо будет тоже дня два, как и до Тюмяти, только вверх по течению Оленькá. И на лодке почти столько же – тяга сильная, и таскаться по мелякам, как бурлаку, придется. А дальше уж на лодке хорошо. Дня три – и ты уже у горы Кысыл-Хая по большой воде, а пешком дней пять, не меньше. От урочищ горы Кысыл-Хая до устья реки Кьютингде еще дня три пешим или пару дней на моторе. А там уж и до речки Беенчиме недалеко. Тоже дня три-четыре пешком, или на лодке пара дней. И там-то вас ждут аж два балкá и баня на левом берегу Оленькá после впадения в него Беенчиме – выбирай любой и отсыпайся, перед тем как в столицу-то оленёкской поймы двинуться – в поселок Оленёк. Вот там народищу! Аж две тыщи сто человек, не то что в Усть-Оленькé – всего 27 жителей.
Все эти данные рассказывал Сергею с видимой гордостью Марлен Никифорович – «метр в кепке», – а Васька Качок тем временем все помалкивал и глядел в окно. Сергей же, в свою очередь, тщательно конспектировал повествования начальника и помечал на разложенной карте местонахождения балков, бродов и стоянок. Но самым интересным в рассказе подвыпившего и ставшего демократичным начальника было повествование о Марии Крыловой – хозяйке архива. Оказывается, она была в большом почете у всех местных народностей и все поклонялись ей как своей. Якуты именовали ее Отосут, что означает «целитель», или «человек – знаток лекарственных растений». А к самому концу жизни Марии Ноевны ее стали почитать как удаганку, то есть шаманку, что было вообще невероятно. Вряд ли можно найти такой пример, чтобы белая женщина стала шаманкой, но факт остается фактом. Эвены превозносили ее и почитали как Саманку – колдунью, знахарку, жреца. И поток страждущих стекался к ней из самых далеких улусов в любое время года. И всем находила она приют и облегчение на этой вот самой метеостанции, пока не умерла. И похоронили ее как шаманку – в воздушном захоронении арангас на горе Кысыл-Хая, – и паломничество к ее арангасу не прекращается и поныне вот уже многие годы.
Вообще, Марлен Никифорович, хоть и бахвалился лишку, оказался толковым малым и дал Сергею немало практических советов. Например, что птицу на зиму надо бить сейчас, а то скоро улетит. А рыбу заготавливать и сваливать в ледник лучше до ледостава, иначе майны долбить замучаешься – лед двухметровый. Еще он посоветовал Сергею, когда тот пойдет в Таймылыр, знакомиться с тамошним начальством, задержаться там на недельку и найти себе девку по вкусу, чтобы зимой не скучно было на станции.
– У нас, – говорил подвыпивший Марлен («метр в кепке»), – девок не надо учить послушанию. Мужчина – главный, а она – постирать, прибрать, накормить и под одеяло к мужику. А там уж сам знаешь, Никола, не маленький.
– Да уж. Точно как у Шопенгауэра: «Женщина – слабейшее существо от природы… Промежуточная ступень между мужчиной и ребенком», – процитировал философа Сергей.
– Не знаю, кто такой этот твой Жопенгаумер, но сказано верно – знает баб хорошо мужик, сразу видно! – ответил «метр в кепке» Марлен Никифорович. И на этом дружеский вечер завершился – все завалились спать.
Жизнь Сергея вернулась в свое неторопливое русло. Он возобновил тренировки на стрельбище и у спортивных снарядов, навел порядок в работе на метеофронте. И по-прежнему увлеченно, но уже без фанатизма, изучал наследие своей давней наставницы и начальницы Марии Крыловой, которая оставила поистине огромное научное наследство стране в своих общих тетрадках. На основании этих записей Сергей продумывал маршруты к святилищам и урочищам, к местам мистической силы, к писаницам и усыпальницам в арангасах. Ему самому было непонятно: зачем ему это надо и зачем он туда собирается? Но что-то мощное тянуло Сергея в эти места своей магической энергией. Он ощущал, что какая-то неведомая мистическая сила зовет его, тащит туда. И твердо решил посетить все наиболее значимые святыни местных народов. И еще Сергей решил попытаться опубликовать труды Марии Ноевны Крыловой – этой прекрасной, умной, несправедливо оболганной и наказанной женщины, которая проделала такой колоссальный, тяжелый, изнуряющий, убийственный труд, собрав столько материала в этих суровых огромных пространствах. Как она это сделала – неизвестно и необъяснимо.
«Может быть, и правда здесь без высших сил не обошлось? – рассуждал про себя Сергей. – Может быть. Ведь как-то же эти шаманы указывают оленеводам, где искать пропавшие стада за сотни километров от стойбища, и те находят там эти стада. Как-то ведь лечат они людей и спасают от смертельных болезней? И будто бы понимают язык птиц и животных, и общаются с ними? И сама теория о духах всех предметов и редких природных объектов, о душе этих объектов тоже интересна, хоть и чистой воды язычество…»
И в таких размышлениях проходили часы, дни, недели… Сергей, наконец, собрался проделать свой первый поход на лодке с мотором в Таймылыр. Благо бензина, как и солярки, у него было предостаточно: Дальняя авиация лучше всех на Севере обеспечена ГСМ – горюче-смазочными материалами. Сама же их туда и доставляет. Сергей связался с Тикси, чтобы не теряли. Заправив бак под завязку, погрузил в нос лодки еще четыре двадцатилитровых канистры. Закинул в лодку рюкзак с провиантом, палатку, коврик-пенку, смену белья, спальный мешок, коробку с барометром. Взял карабин с большим количеством патронов. Топор. Ножовку. Нож. Накрыл все добро непромокаемым тентом. Оделся потеплее. Натянул поверх болотных сапог непромокаемый костюм и рано утром, оттолкнув лодку от берега, отправился в путь. Он впервые пошел на моторе в такую даль и немного побаивался: вдруг мотор заглохнет – что с ним делать? Или винт обломает, шпонку сорвет – как их менять? Или еще что? Ну, как говорится, смелость города берет или голову теряет, а осторожность выживает. Так что прежде, чем идти вниз по течению на Тюмяти-Склад, он решил подняться для начала до реки Пур и там, на выходе ее в Оленёк, покидать блесенку. Спиннинг, уже собранный, находился в лодке. Погода стояла пасмурная, но пока не дождило. Красóты за бортом по обе стороны радовали глаз и грели душу, спасая от угрюмого одиночества. Леска на спиннинге, стоявшая вертикально, запела в унисон с мотором – и стало еще веселее. Неизвестная, нехоженая дорога всегда интереснее, хоть и длиннее знакомой. В небе полыхнула многоцветьем радуга, оповещая о скором восходе солнца.
Километров через десять-пятнадцать справа по курсу показался высокий обрыв над рекой Пур. Легко ткнувшись в пологий галечник, Сергей заглушил мотор и, выпрыгнув на берег, вытащил лодку на сушу. Прогулялся туда-сюда, разминая ноги, огляделся по сторонам, любуясь видами, достал спиннинг с блесенкой-четверочкой на хариуса или ленка и зашвырнул ее в струю. Тут же огромный темный силуэт под водой метнулся к блесне, и сильнейший рывок чуть не выбил спиннинг из рук Сергея.
«Таймень, – мелькнуло в его голове, – здоровенный таймень ахенных размеров или щука гигантская?»
– Только бы леска выдержала, – заговорил Сергей вслух, – только бы выдержала!
Он ослабил на катушке фрикцион, и огромная рыбина понеслась на середину реки, с визгом разматывая на катушке леску.
– Э, друг, ты так у меня всю леску размотаешь и сразу оборвешь, как дойдет до конца, – проговорил, нервничая, Сергей и, затянув фрикцион, повел рыбу вниз по течению, на спокойную воду. Но рыба, будто почуяв опасность, с новой силой рванулась вверх, на струю. Спиннинг согнулся дугой и затрепетал у рукояти. Сергей перехватился, чтобы не сломать его, и двумя руками стал отводить рыбу от струи на яму:
– На струю рвешься? Правильно. Там тебе река силы добавит, – заговорил Сергей, волнуясь все сильнее, и, снова затянув фрикцион, принялся выкачивать спиннингом рыбу, подкручивая катушкой леску. Но рыба не смирилась, а сильно, до предела натянув леску, выпрыгнула всем своим огромным телом из воды почти на метр. Сергей аж оторопел от такого зрелища, отчетливо различив в прыгуне большущего тайменя.