зяина. Сергей еще раз обошел арангас Марии Крыловой против часовой стрелки и поднялся по своим следам к верхней кромке ледяного круга. Отдохнул и стал спускаться на лед Чубкуджи. Время подходило к обеду, и, придя на стоянку, Сергей занялся готовкой. После обеда его так разморило после ночного недосыпа, что он решил вздремнуть, прилег на пенку и сразу уснул.
Проснулся он, когда уже совсем стемнело, и, несмотря на то что костер погас, подмигивая угольками, было тепло. Сергей сел на коврике, ругая себя, что долго проспал, – заготовленных дров могло не хватить на ночь. И почувствовал, что за его спиной кто-то есть. Он нащупал в темноте лежащий рядом карабин, схватил его и резко обернулся. То, что он увидел в полумраке в отсвете углей, лишило его дара речи, и волосы под шапкой зашевелились. Перед ним на нартах сидела Мария Ноевна с бледным лицом, положив такие же бледные руки на колени. Она сидела в легком белом платье и внимательно смотрела на Сергея, будто покачиваясь в воздухе. Сергей опустил карабин и в ужасе перекрестился. Мария Ноевна слегка улыбнулась и тихо заговорила:
– Ну, вот ты и пришел. Здравствуй, Сергей. Давно тебя поджидаю – истосковалась с непривычки, пообщаться-то не с кем. Есть один, но он такой отсталый и древний, да к тому же самодур, так что и общаться-то с ним не хочется – лишь по необходимости. Это он на тебя вчера дождь-то выплеснул, да еще громы-молнии вдобавок напустил для убедительности. Я ему говорила: не надо – не послушал. А запретить я ему не могу – он старше меня, он дух этого урочища, и здесь еще с дошаманских времен от нганасан из самодийских племен остался, а те обитали тут задолго до эвенков и уж тем более якутов, которые с Байкала сюда пожаловали совсем недавно. Так что извини за такое гостеприимство, – Мария Ноевна замолчала, будто набираясь сил.
– А вы разве живы, Мария Ноевна? – выдавил из себя ошалелый Сергей.
– Ну, молодец – заговорил! А я уж думала, онемел навечно, – произнесла с улыбкой Мария Ноевна. – Как видишь – живее всех живых! И это не метафора. Здесь мне быть еще четыреста лет. Время распада лиственницы – сто лет, и когда это случится, мои останки перенесут в новый арангас. И только когда он разрушится – еще через сто лет, – предадут земле. А после этого быть мне на этой земле еще двести лет, и лишь после того я смогу переселиться в кого захочу. Так что спасибо за часики – они хоть и не идут, но будут мне напоминать о времени, которое здесь измеряется по-иному. – Мария Ноевна опять замолчала, с улыбкой глядя на Сергея.
– Но как это возможно? – снова еле слышно выдавил из себя Сергей, стоя на коленях и опершись на карабин.
– И невозможное возможно, – процитировала кого-то Мария Ноевна. И продолжила: – Моя астральная сила Ийэ-кыл пополняется силой этих мест, в частности, силой горы Кысыл-Хая – она хоть не самая высокая, но самая мощная на плато Кыстык, оттого здесь и урочище существует тысячи лет, и писаница самая древняя в Якутии. Вот так это и возможно. А насчет того, что решил издать мои рукописи, – превеликое решение, это мне пригодится впоследствии, а вот жалеть меня не надо. Если бы я сама не захотела, никто бы меня сюда не сослал. Я ведь и на Большой земле интересовалась многим, так что, как сказал другой поэт, «нас не надо жалеть – ведь и мы никого не жалели…», – и Мария Ноевна опять замолчала, покачиваясь в воздухе и улыбаясь. А Сергей смотрел на нее вытаращенными глазами, по-прежнему стоя на коленях, опираясь на карабин и не понимая, спит он или грезит наяву.
Мария Ноевна улыбнулась и снова заговорила:
– Ну хватит лирики – поговорим о деле. Привел тебя сюда твой дух, перешедший от Курмоярова, а в того он вселился еще в Грозном, когда Олег Владимирович был молодым веселым комсомольцем. Этот древний дух ущелий и долин с тобой говорить не может, а я вот могу, так что слушай. Вам с твоим духом грозит смертельная опасность от духа Шалико, перешедшего в него от Веселого, когда тот служил в армии под Тбилиси. Этот тоже древний дух гор почему-то люто ненавидит твоего духа – а как известно, в любом сообществе есть антагонизм и взаимные симпатии и наше сообщество – не исключение. Дух Шалико – очень мощный дух, и вам с ним не справиться. Поэтому вы здесь. Для начала ты со своим спутником-духом должен избавиться от Шалико. Найдете его в итальянской Вероне, в очень живописном местечке в предгорьях Альп, – когда-то давно Шекспир поселил туда своих Ромео и Джульетту. Дух Шалико тоже не лишен тяги к красивому и любит горы – он и спрятал там Шалико. Устранив Шалико, немедленно возвращайтесь сюда, но ни под каким предлогом, ни при каких обстоятельствах не смейте прикасаться к поверженному Шалико или к его добру, иначе дух Зверя вселится в вас, и вам конец! Это, надеюсь, понятно? – Мария Ноевна посмотрела вопросительно на Сергея и продолжила: – Когда по возвращении прилетите в Тикси, найдите там шамана Полигуса – своего бывшего приятеля Колю Якута – и прямиком ко мне. Дух Шалико будет неотступно следовать за вами, и здесь мы с древним стариканом Мэннериком, духом этого урочища, и с шаманом Полигусом попытаемся урезонить этого спятившего, свирепого духа-зверя. Вот, кажется, и все, вопрос исчерпан. – И качающийся силуэт Марии Ноевны снова улыбнулся Сергею.
– А как я вас вижу? Я ведь не должен вас видеть, даже если вы есть, – прошептал Сергей хриплым голосом пересохшего горла.
Мария Ноевна опять улыбнулась и проговорила тихо:
– За это благодари своего духа – ты еще за многое должен его благодарить. А меня поблагодари за то, что я тебя песни надоумила писать. Вижу, мучается парень, страдает – дай, думаю, ему занятие найду по душе, пусть отвлечется. Я ведь когда-то от этой любви тоже настрадалась да намаялась.
Сергей как-то неуверенно произнес: «Спасибо», а Мария Ноевна продолжила:
– По весне уходи в Тикси пешим, не дожидаясь вертолета, – в нем прилетят охотники духа-зверя за вами. Уходи до седьмого мая, пока Оленёк не вскроется. Собаку оставь на берегу. Перейдешь реку в районе горы Утюг, а там по Келимеру до самого истока. Выйдешь на кряж Чекановского, а оттуда по речке Балаганнах спустишься к Лене. Лена вскрывается позже Оленькá, четырнадцатого мая. Перейдешь ее, подымешься и пересечешь Хараулахский хребет строго на север и выйдешь в Тикси. Дальше сам, – и Мария Ноевна замолчала, глядя на Сергея без улыбки.
Сергей мотнул головой, оперся на карабин двумя руками и попытался подняться с затекших колен, но не смог.
– Да, вот еще что, – опять улыбнувшись, проговорила Мария Ноевна. – Завтра ты взойдешь на вершину горы и найдешь там тригопункт – такое дурацкое треугольное сооружение, геодезический пункт, носитель координат, – и посиди там часик-другой. Пусть твой дух ущелий и долин с Кавказа зарядится местной энергией. Я ведь говорила уже, что Кысыл-Хая – гора не простая, и знаешь, что еще? Ты бы положил по пути часики-то в гроб, а то ведь народ наш, святой и наивный, страсть как любит блестящие вещицы – прямо как сороки-вороны! Договорились?
Сергей в знак согласия опять мотнул головой, и Мария Ноевна медленно растворилась в воздухе, как туман над речкой, а Сергей рухнул на коврик-пенку и тут же уснул мертвецким сном.
Проснулся он, когда солнце уже встало. Сладко потянулся, как дома в кровати, и, вспомнив разом все, тревожно посмотрел на нарты. На том месте, где сидела Мария Ноевна, мирно лежал Бутц и вылизывался. Сергей глянул на костер – угли прогорели до золы, но почему-то было тепло, даже ноги в сапогах не замерзли. Он уселся на коврике и произнес: «Шо це було?», отчего-то вспомнив выражение своего армейского товарища с Карпат. Сергей прекрасно выспался, но не заспал воспоминания о ночной встрече с Марией Ноевной. Он отчетливо помнил все произошедшее, каждое слово, сказанное призрачной гостьей, и все-таки не мог поверить в то, что это было на самом деле. Он поднялся, раздумывая об этом, и принялся разводить костер и готовить еду. Как ни странно, ночной разговор многое объяснял. Все то ужасное и необъяснимое, происходившее в его реальной жизни, становилось понятно и последовательно, а главное – был ответ на его же вопрос: «Что я здесь делаю?» Более того, был ответ на еще более сложный вопрос: что делать дальше? Но не было ответа на самый сложный: как с этим жить?
Они позавтракали с Бутцем, и Сергей, закинув за спину карабин, взял шест и встал на лыжи, приказав псу охранять. День стоял солнечный, теплый и безветренный. Выпавший за ночь снежок налип на ледяную корку, и идти было легче, чем вчера. Он поднялся по своим следам на середину горы и стал спускаться к арангасу, в центр теперь уже невидимого ледяного круга. Спустился и остановился у арангаса, где лежали часы, – они были на месте. Воткнул шест в снег, снял карабин, скинул лыжи и полез наверх, в арангас – положить часы в гроб. Страшновато было, но он это сделал. Спустился с настила, постоял молча минут пять, накинул карабин, встал на лыжи, взял шест и направился на вершину горы Кысыл-Хая – искать тригопункт. Вершина, как пел Высоцкий, сверкала изумрудным льдом, а в самом его центре был кем-то установлен, словно новогодняя елочка, тригопункт, сваренный из стальных угольников и снизу не видимый. Со всех сторон радовали глаз неописуемые красоты. Дул легкий теплый ветерок. Сергей скинул карабин, прислонив его вместе с шестом к металлической конструкции, снял лыжи и уселся на них, радостно озираясь по сторонам. Налюбовавшись красотами, он вдруг неожиданно вспомнил, зачем сюда поднялся. Вспомнил он и о своем духе, который вселился в него от Курмоярова и жил в нем. Сергей аж поднялся, разволновавшись.
«Как это так: он вселился в меня и живет во мне? Ничего себе заявочки! – подумал Сергей, оглядывая себя. – А почему я его не чувствую, не ощущаю? Вон занозу в палец посадишь – и то чувствуешь, да еще как, а тут целая астральная субстанция! Может, это все бредни? Тогда что я тут делаю?» – опять спросил себя Сергей, теперь уже вслух. Ему было конкретно не по себе от такого открытия, которое ночью на него не произвело никакого впечатления. Он снова уселся на свои лыжи, обхватил голову и крепко задумался: «Какого хрена-то он влез в меня? Да еще впряг в войну с мафией и духами! Мне это и на фиг не надо, а если ему надо? Тогда пусть бы и воевал сам. При чем тут я-то? Да как при чем? Ведь эти сволочи убили мою маму, Василину, Быка, Смятого, Грыжу. Кто же за них отомстит, кроме меня? Да и началось все с меня, с этих долбаных казино. – Сергей зачерпнул ладошкой снег и протер им лицо. – Так вот кто отгадывал числа на рулетке! А я-то, дурилка картонная, пытался выяснить закономерности, понять их, открыть систему выигрышей… А это, оказывается, все дух! И я ему еще и „спасибо“ должен говорить?! Да на кой он мне нужен? Хоть бы спросил разрешения, вселяясь в меня! Да, ни фига себе заявочки!»