Выход за предел — страница 166 из 167

Сергею вдруг стало жутко оттого, что кто-то в нем есть. Он опять встал и нервно зашагал по неглубокому снегу вокруг тригопункта. И тут почему-то вспомнил даосское учение, представленное в «Книге пути и благодати»: «Полезность кувшина – в его пустоте». Так вот оно что! Может быть, мы – просто пустая посуда для содержания всяких там духов из параллельных миров и осуществляем задуманное ими? Мы же ни хрена о них не знаем! «Меньше учености – меньше печали». «Бытие и небытие порождают друг друга» – вот о чем еще в V веке до новой эры говорил Лао-цзы!

Вот о чем думал Сергей, мечась по вершине горы в каком-то бешеном возбуждении. Он мимолетом глянул на часы – и оказалось, что он находится тут уже более трех часов. Сергей остановился, в изумлении глядя на часы, и проговорил вслух: «Что за черт? Что-то не так! Не мог я находиться здесь так долго! Я ведь только что пришел вроде!» Он приложил часы к уху – те ровно тикали как ни в чем не бывало. Он посмотрел на солнце, желая определить время, и удивился еще больше: солнце низко висело над горизонтом, собираясь зайти. Сергей снова глянул на часы и был потрясен окончательно! Большая стрелка сдвинулась еще на плюс два часа. «Невероятно!» – произнес вслух Сергей, схватил карабин с шестом, вскочил на лыжи и стал спешно покидать гору. К стоянке он вернулся, когда уже стемнело. Кое-как успокоил обрадованного Бутца, взял фонарик, топор, пилу-ножовку и отправился за дровами.

Придя через неделю домой на метеостанцию, Сергей напарился в бане, отоспался как следует, отъелся и с новой силой принялся изучать тетради Марии Ноевны. У него за это время накопилось много вопросов к ней, и ответы на них Сергей надеялся найти в рукописях. Он возобновил тренировки (и на снарядах, и на стрельбище), ходил на охоту и на рыбалку недалеко – в дальние походы его что-то не очень манило. Обрабатывал метеосводки и отправлял их в Тикси. За этими занятиями их с Бутцем и застал Новый год. Они встретили его длительным салютом из карабина и обширным ужином.

А в январе начались лютые холода. Температура воздуха не поднималась выше сорока градусов, в иные дни падая и до минус пятидесяти, и даже до минус шестидесяти. В такие дни Сергей еле сдерживал себя, чтобы не нарушить обещание, данное Ваське Качку: не испортить собаку. Он выскакивал в полушубке и валенках на улицу и с жалостью смотрел на Бутца, зарывшегося в снег, а тот печально глядел на хозяина. В эти дни Сергей кормил Бутца по три и даже по четыре раза в день, чтобы хоть как-то сберечь собаку и скрасить ее собачью жизнь.

Тут и пришел февраль. Морозы отступили немного, зато задули ветра с Северного Ледовитого океана. Ветров такой силы Сергей не помнил со времен службы в армии. Они буквально сдували с ног, валили все на своем пути, и Сергею пришлось натянуть канаты для передвижения. Но и февраль все-таки закончился благополучно, и наступил первый весенний месяц – март. Однако весенним его можно было назвать с большой натяжкой. Средние температуры стояли между минус тридцатью и минус двадцатью, хоть и солнышко показалось на горизонте, отгоняя северное сияние. Жить стало веселее, а как кончились ветра – совсем замечательно. Сергей с Бутцем снова стали ходить на охоту и рыбалку, бурить лунки во льду Оленькá и притоков и ловить на мармышки хариуса, ленька, налима и другую рыбу, коей в этих местах в изобилии и поныне.

Так пролетел март и пришел апрель – по-настоящему уже теплый весенний месяц, пусть и с постоянными капризами и сюрпризами отступающей зимы.

С первых же чисел апреля Сергей начал подготовку к переходу. Прежде всего он тщательнейшим образом проработал маршрут по карте, изучив каждый миллиметр пути. Маршрут оказался очень и очень сложным. Во-первых, расстояние до пункта назначения оказалось в два раза больше, чем до горы Кысыл-Хая, а это значит, идти придется минимум две-три недели. Это отражается и на количестве груза – провиант и прочее. Во-вторых, предстояло подняться по Келимяру и перейти кряж Чекановского, затем спуститься по реке Балаганнах к Лене и перейти ее по весеннему льду. Спуститься вниз по Лене двадцать пять-тридцать километров до слияния ее с рекой Кенгдей. Обойти вверх по Кенгдею хребет Туорасис и выйти на Хараулахский хребет. И, только преодолев его, можно было попасть в Тикси.

Сергей, продумав и просчитав количество груза и снаряжения, решил изладить новые длинные нарты под спальное место на стоянках. Закончив с нартами, смастерил себе новые лыжи – намного короче прежних и, главное, легче. Склеил из кухонной клеенки гермомешки, в которые легко входили комплект запасной одежды, питание, документы, спички и прочее, чтобы уберечься от воды в непредвиденных ситуациях. И в середине апреля Сергей приступил к испытательным походам на соседние горы и возвышенности, с ночевками и без. Эти походы быстро выявили, что по горам с нартами ходить просто невозможно из-за высокого, мягкого и уже сырого снега. Пересеченная местность требовала уже другой экипировки, и Сергей придумал разместить весь свой скарб в два рюкзака. Один, как обычно, крепится за спиной, другой – на груди. Идти стало легче и удобней, но количество груза пришлось резко сократить. Потребовалось отказаться даже от самого необходимого. И все же в конце апреля, насушив сухарей и навялив оленины и филе рыбы, Сергей был готов к переходу. Он прекратил все тренировки и просто отдыхал. Ел, пил, гулял с Бутцем и спал.

Пятого мая Сергей тронулся в дорогу. Путь его лежал через Тюмати-Склад, где он решил навестить Василия Качева – Ваську Качка, – для чего припас подарочки для него. Погрузил все в нарты, запряг в упряжку Бутца, а сам налегке двинулся вниз по льду Оленькá. Дорога была хорошая, день прекрасный, и к вечеру того же дня они с Бутцем вошли в Тюмати под оглушительный лай собак. Бутц почти полгода не виделся со своими сородичами. Сильно напуганный, он лишь изредка огрызался по сторонам и жался к ногам Сергея. Они подошли к дому Васьки, и хозяин вскорости появился на крыльце с равнодушным выражением лица.

– Здравствуй, Василий, – произнес Сергей.

– Здорово, Никола, – ответил тот и посмотрел на Бутца. Пес вытянул передние лапы, прогнулся и приветливо замотал хвостом, будто тоже здоровался.

Сергей глянул на собаку и проговорил:

– Ну иди, поприветствуй Василия. Давно не виделись, а помнит. Вперед!

– Стоять! – скомандовал Васька, по-прежнему стоя на крыльце. Бутц резко остановился и поднял уши над умной мордой. – Хорошо стоять, – проговорил спокойно Качок и, спустившись с крыльца, подошел к Бутцу. – Сидеть, – негромко скомандовал Василий, и Бутц послушно уселся. – Хорошо сидеть, – произнес Качок. И продолжил: – Лапу, другую лапу. Лежать. Хорошо лежать. Гулять, башмак, гулять.

Бутц соскочил и стал весело бегать, нарезая круги вокруг мужчин, а Васька Качок подошел к Сергею и, протянув руку, произнес:

– Не испортил собаку, Никола, – хорош пес, толковый. Айда в сруб! Сергей взял с нарт свой спиннинг, все с той же белой блесной четвертый номер, зацепил бутылку спирта и направился за хозяином в знакомый уже сруб.

– Куда направился-то? – спросил Сергея Васька.

– В Таймылыр надо по службе сходить, – соврал Сергей.

– Не ко времени пошел – скоро лед тронется, – как бы между прочим сказал Васька, не оборачиваясь.

– Да надо вот. Может, проскочу, – промолвил Сергей.

– Туда, может, и проскочишь, а обратно – точно нет. По девкам таймылырским затосковал небось? – спросил Качок равнодушно.

– Ну и это есть малехо, – ответил с улыбкой Сергей.

– Что же, дело молодое, хорошее. Сейчас печь затопим, моя закуски принесет, и посидим рядком, поговорим ладком, – все так же спокойно, без эмоций, подытожил Васька.

Утром, после плотного завтрака, провожая Сергея в дорогу, Васька как бы нехотя сказал:

– Иди левым берегом. Чуть что – сразу наверх, не раздумывая. Следи за собакой – они лучше нас чуют всякий шухер, – и привет девахам таймылырским.

– Передам, – ответил с искренней улыбкой Сергей. – И спасибо тебе, дружище, от чистого сердца. Прощай, – произнес он и протянул руку Качку. Тот посмотрел на Сергея с любопытством и спокойно вымолвил:

– До встречи, Никола. Следи за собакой.

И Сергей с Бутцем двинулись по льду Оленькá, быстро удаляясь, и вскорости превратились в одну темную точку на белом фоне, а позже и вовсе пропали за поворотом.

К середине все еще короткого дня они подошли к горе Утюг и встали на противоположном, левом берегу. Сергей знал, что расставаться с Бутцем ему будет тяжело. Последние полгода он был единственной живой душой в этом огромном холодном безмолвии. Единственным верным и надежным другом. Но вот подошло необратимое время и надо было прощаться, бросив этого друга одного на берегу. Бутц, словно почуяв это, забеспокоился и стал с непривычки грызть постромки на упряжке. Сергей уселся на край нарт и заговорил: «Не надо, друг, – рано еще. Только после того, как начнется ледоход, ты перегрызешь эти постромки и побежишь в Тюмяти, к своему настоящему хозяину – к Василию Качеву, Ваське Качку. Здесь недалеко для твоих быстрых лап. Приведешь его сюда, и он, как настоящий черный старатель и по совместительству милиционер, все поймет и возьмет тебя обратно. А пока ешь оленину и рыбу вдоволь. Я тебе здесь полный мешок этого добра заготовил. И это, пожалуй, единственное, чем я могу тебя отблагодарить за то, что ты был в моей жизни, друг».

Сергей поднялся с нарт. Взял один рюкзак и закинул за спину. Взял второй и повесил на грудь. Приладил сверху на задний рюкзак карабин. Взял свой счастливый, сохранившийся еще с золотого прииска шест. Потрепал свободной рукой голову насторожившегося Бутца и промолвил: «Прощай, друг. Охраняй». После чего пошел, не оборачиваясь, по льду Оленькá на противоположный берег, рассуждая на ходу: «Небо и земля не обладают человеколюбием и предоставляют всем жить собственной жизнью – такой, какая выпадет на их долю. А дао вот учит: если ты устал от погони за ускользающим зверем – остановись, сядь у края тропинки и жди. Если дао угодно, зверь сам придет к тебе, а если нет – зачем тогда бегать? Может, и так, но мне некогда ждать. У меня не хватит на это жизни, и я уже сам сделался зверем. А когда человек становится зверем, он забывает, что был человеком и наоборот. Надо идти навстречу своей жизни и узнать, что она там мне еще приготовила. Как интересно Хемингуэй охарактеризовал женщину в повести „Старик и море“: „Женщина дарит великие милости или отказывает в них. А если позволяет себе необдуманные поступки – что поделать? Такова ее природа!“ Вот и жизнь такова. И у нее женская природа: хочет – дарит великие милости, хочет – нет. А мы можем радоваться ее подаркам, а можем печалиться. Одного нельзя – отказываться от них! Такова ее Женская Философия Подарков!»