Неожиданно размышления Сергея прервали громкий треск и какой-то неотвратимо приближающийся страх. Сергей остановился, тревожно оглядываясь. Вдруг лед под ногами задрожал и стал, скрипя, вспучиваться. Сергей глянул на гору Утюг, оценивая, сколько до берега. Скинул лыжи, схватил их свободной рукой и побежал. Оленёк, как огромное чудовище, зашевелился подо льдом, просыпаясь от долгого зимнего сна, и невиданной силой своей стал освобождаться от пут, мешающих ему подняться. Страшный грохот возвестил о его грозном пробуждении и нраве, о немыслимой, невероятной силище, сокрушающей все на его пути. Брошенный на берегу Бутц громко завыл по-волчьи – то ли от страха, то ли от невозможности помочь хозяину, спасти его. Лед затрещал под новым натиском чудовищной силы, вздыбился, загрохотав и ломаясь, зашевелился, весь дрожа, и тронулся. Вода великой реки вырвалась на свободу и понесла белые глыбы льда в море Лаптевых и дальше – в Северный Ледовитый океан.
Через два дня Бутц перегрыз постромки и, не прикасаясь к оленине с рыбой, прибежал в Тюмяти, к крылечку Васьки Качка. Васька, услышав тревожный лай своих собак, вышел из избы и, увидев Бутца, понял: что-то стряслось с Николаем. Вернулся в дом, оделся потеплее, собрал туесок с едой, взял ружье-двустволку с патронташем, вышел во двор, не обращая внимания на Бутца, завел снегоход и поехал к начальству.
«Метр в кепке» был на рабочем месте и командовал. Васька вошел в сельсовет и, не здороваясь, произнес:
– Поехали. Что-то с Николой с метеостанции стряслось.
– Куда поехали? У меня собрание сегодня, речь готовлю! – ответил «метр в кепке», старательно выводя буквы в школьной тетради.
– Собрание не убежит никуда. И речь подождет. Поехали. Спасать Кольку надо – беда, видно, какая-то стряслась, раз собака его прибежала, – равнодушно проговорил Качок.
– Ну, раз поехали, так поехали. А куда? – спросил «метр в кепке», кладя ручку и закрыв тетрадь.
– В сторону Таймылыра он вчера ушел – где-то недалеко, должно быть, – ответил Васька, развернулся и пошел на выход.
«Метр в кепке» оделся, вышел следом, сел сзади Васьки на снегоход, и они поехали, а Бутц побежал следом.
На берегу, напротив горы Утюг, они обнаружили нарты Сергея. Огляделись, осмотрелись, нашли под тентом мешок мороженой оленины с рыбой пополам и бутылку чистого неразведенного спирта.
– Под рюкзаком шел с карабином – собаку жалел, – проговорил Васька Качок. Достал из снегохода туесок с едой, и они уселись на нарты Сергея – глядеть на мутную толщу воды Оленькá, несущую огромные льдины.
– Что ж, все ясно, – проговорил «метр в кепке» начальствующим голосом. – Пес с нартами успел на берег, а Колька не успел. Посередке, видно, топал. Как тут успеешь? Ширина-то с километр, поди?
– Да, – произнес Качок, закуривая. – Скоро и Келимяр вскроется – так и два километра будет. Зима-то вон какая снежная была.
«Метр в кепке» по-хозяйски достал термос из туеска Васьки, открутил крышку-чашку, встал и, спустившись к бурлящей воде, зачерпнул чуток. Вернулся и, протянув ее Ваське, проговорил:
– Ну наливай начальнику – поминать будем.
Васька, не вставая, посмотрел снизу вверх на начальника и равнодушно произнес:
– Подождешь.
Потом выдернул зубами пробку из бутылки, поднялся и пошел к воде со словами:
– Вначале Оленькý и Николе – толковый был мужик, стоящий. Отбулькал спирта прямо в холодную мутную воду, потом надолго приложился сам, закусил снегом и вернулся к нартам. Поставил початую бутылку перед начальником и с жалостью посмотрел на Бутца. Пес лежал на снегу рядом с нартами, не обращая внимания ни на кого, и тоскливо глядел на вешние воды могучей реки Оленёк.
КОНЕЦ