Как это ни парадоксально, Кудряшов оказался пророком. Все Пермское ВКИУ считало курсанта третьего курса Княжина Валентина Александровича настоящим героем! Несмотря на то, что он поколотил столько своих. Даже те, кого он бил, и кому сломал и повыворачивал челюсти, – даже они считали его героем! И даже сам старший курсант Яцек, зачинщик всей заварухи, и тот считал Княжина героем! Да что уж тут говорить о Яцеке, когда все офицеры и преподаватели считали Валентина Княжина героем! Тут уж лучше Максима Горького, классика нашего, точно не скажешь: «Безумству храбрых поем мы славу! Безумству храбрых поем мы песню!»
Не думаю, что это будет уместно и скромно с моей стороны, но пусть будет так: «Безумству сильных поем мы песню!»
О девушке Людмиле Валентину пришлось забыть до лета – благодаря своему спасителю от дисбата генерал-майору Кудряшову Владимиру Ивановичу. А там каникулы. А там, глядишь, нашла себе другого. На танцы в клуб Госторговли Людмила больше не приходила никогда. Валентин Княжин – тоже…
Он с отличием закончил училище и был направлен служить в Забайкальский военный округ в звании лейтенанта. Ни в характеристике, ни в личном деле ни слова о драке не было. Служил он с интересом, был на хорошем счету, считался блестящим офицером, и через полтора года ему было присвоено звание старшего лейтенанта. Занимался теоретическими разработками. По-прежнему изучал химию. Серьезно увлекся физикой и штудировал труды физиков-ядерщиков. Княжин готовился к поступлению в Ленинградскую академию имени Можайского.
Зимой на учебные запуски новых изделий прилетел из Перми генерал-лейтенант Кудряшов. По правде, запуски его не интересовали, он уже готовился к дембелю и хотел уйти на пенсию генерал-полковником. А поскольку все военное руководство, да и гражданское – из ЦК и даже Политбюро собиралось на эти мероприятия, он и прилетел порешать вопросы. Но запуски по какой-то причине отменили, и никто не прилетел. От нечего делать он попросил командира дивизии, тоже своего бывшего курсанта, организовать ему охоту на недельку. Тот дал команду закинуть Кудряшова вертолетом в дальнюю таежную избу у речки: «Заодно и порыбачите, там хариуса, как селедки в бочке».
Генерал-лейтенант поблагодарил и попросил в качестве сопровождающего денщика-проводника старшего лейтенанта Княжина, которого видел в штабе. И ведь это судьба. Командир дивизии вызвал Княжина и поставил задачу сопровождать генерала. На следующий день их, экипированных, с провиантом, карабинами, зимними удочками, ледобурами, лыжами, лопатами, топорами и со всем остальным необходимым, вертолет МИ-8 оттащил за 300 километров в тайгу. Борт завис над речкой близ избы и выгрузил Кудряшова с Княжиным со всем их скарбом в глубокий чистый снег. Стальная птица улетела, а они, в наступившей невообразимой тишине, счастливые и веселые, принялись за обустройство своего лесного жилища.
– Мороз и солнце, день прекрасный, э-гэ-гэ! – прокричал Кудряшов, и эхо отнесло его голос вдаль. Они нашли в снегу деревянные лопаты и стали откапываться. Откопали все имущество, уложили его частично на большие деревянные салазки. Владимир Иванович уселся сверху отдохнуть, а Валентин принялся с лопатой пробиваться к избе, которая высилась на пригорке среди кедров, елок и пихт большим живописным сугробом. Когда тропа подошла к избе, генерал тоже взял лопату и направился помогать. Но делал это неумело, без сноровки, и, в конце концов, воткнул ее в снег, закурил и уселся на откопанную у стола на улице скамью.
А Княжин, разрумянившийся, счастливый, скинув бушлат, работал с таким удовольствием, радостью и умением, что начальник училища смотрел на своего недавнего выпускника с любовью и невольно завидовал ему. Завидовал его молодости, здоровью, его радости от работы, выраженной на лице улыбкой, его предстоящей длинной жизни, полной счастливых событий, красивых женщин, достижений и побед. А у него вот, генерал-лейтенанта, начальника Высшего командно-инженерного училища, уже нет этой длинной жизни, нет здоровья, нет радости от работы, нет таких сил, нет красивых женщин. Да и некрасивых – тоже, одна жена – пила тупая.
Ему осталось и пожить-то, может, лет десять-пятнадцать на этом свете, среди этой красоты, хотя он и тут ошибался. Кудряшов был больше романтиком, чем охотником и рыбаком, но на охоту и рыбалку ездил регулярно и с удовольствием. Он любил природу. Он любил компанию. Он любил лес и речку. Он любил посидеть у костра, послушать байки бывалых, поудивляться, поспорить и – согласиться. Но, главное, он любил выпить на природе. Выпить он любил везде, но на природе – особенно.
– А под дичь? – как говаривал Андрей Миронов в «Бриллиантовой руке». Ему вторил Анатолий Папанов: «За чужой счет пьют усе – и трезвенники, и язвенники».
И хоть существует в среде охотников и рыболовов присказка, что на охоте и рыбалке генералов нет, они есть. И Владимир Иванович Кудряшов – ярчайший тому пример. Его никогда не интересовало, что откуда берется. Его дело – назначить время, дату и дать команду или согласиться на уговоры поехать с кем-то на природу, где все уже приготовлено и столы накрыты.
А Валентин Княжин тем временем уже откопал избу. Затопил печку-буржуйку сухими дровами. Перетащил весь скарб со льда реки к жилищу. Развел на улице напротив стола костер. Приволок из полыньи ведро с водой и повесил его на крючок над огнем.
– Валя, погрей тушеночки в костре прямо в банке, только предварительно открой. Давно уж не ел. Лучший закусон, скажу я тебе, на природе-то, – душевно проговорил генерал.
– Есть, товарищ генерал-лейтенант, погреть тушеночки! – отозвался Княжин и продолжил: – Я вас от души поздравляю с очередным высоким званием.
– Спасибо, старший лейтенант. Когда-нибудь и ты поносишь такие погоны. Всему свое время. А сейчас давай-ка перекусим. Да сходим, порыбачим. Хариуса натаскаем на вечер. Ушица из хариуса – ух, какая! А жареха? А потрошка с икоркой да молоками – просто объеденье! Завтра сходим поохотиться вверх по течению. Вертолетчики мне там лежку показали, погоняем лосика. Может, глухаря подстрелим или рябчика с куропаточкой. Этих лучше бить из дробовика, но можно и из карабина, хорошо прицелившись, – закончил мечтательно генерал-лейтенант Кудряшов.
Валентин поставил на стол перед ним дымящуюся банку тушенки. Достал сало, хлеб, лук, чеснок. Нарезал. Принес из обложенного войлоком рюкзака бутылку «Столичной», открыл и налил четверть солдатской алюминиевой кружки. Осторожно пододвинул к генералу и весело посмотрел на него.
– А себе, старлей? – спросил Кудряшов.
– А я ведь не пью, товарищ генерал-лейтенант, – ответил Княжин.
– На рыбалке, Валя, не пьют, а потребляют. Потребляют даже те, кто от триппера лечится, – вспомнил он кем-то сказанную в такой же ситуации солдатскую шуточку.
– Я лучше пойду, лунки пробурю, товарищ генерал-лейтенант, – попробовал отговориться старлей.
– Сейчас вот примем по одной, да по второй, да по третьей под тушеночку горячую, с хлебушком да с лучком, тогда и пойдешь свои лунки бурить. А я пока здесь на столе удочки настрою, мормышки привяжу, червячков наберу пошустрее. Давай, Валентин, за природу, за погоду. А третий тост за женщин, – проговорил генерал и набулькал в другую кружку водки из бутылки.
Валентин помялся, почесал затылок, взял кружку и, чокнувшись со старшим по званию, опрокинул ее до дна. Последний раз он пробовал спиртное в кафе «Юность» в Перми – с Людмилой, на восьмое марта. Генерал посмотрел на него и выпил следом, подумав: «Посмотрим, старлей, как ты водочку держишь? А если не держишь, не видать тебе карьеры в армии как своих ушей».
Закусили. Генерал налил по второй. Заговорили. Генерал налил по третьей. Закурил и благоразумно проговорил: «Ну вот, Валя, теперь иди бурить лунки, и я делом займусь. Только прежде завари чайку». Валентин нашел закопченный чайник, налил в него воды из ведра, вылил и произнес: «Пойду-ка я свеженькой из проталины зачерпну, уж больно много пепла налетело». Взял чайник и отправился к реке.
Зачерпнув воды в чайник, он вдруг почувствовал, что на него что-то нашло. Что-то тяжелое, черно-белое навалило. Отчего зеленая тайга вокруг стала темно-серой. Голубая искристая вода в реке стала черной. Яркое солнце над головой стало блеклым, как в тумане. Даже белый с голубым отливом снег, сверкающий на солнце, превратился в серую, грязную простыню. Валентин поднял голову и увидел, как метрах в двухстах от него, вверх по течению реки, на эту серую простыню вышел большой сохатый лось с короной из могучих рогов. Он ухмыльнулся ему и направился с полным чайником воды к избе.
Кудряшов, разложив рыболовные снасти на столе, благодушно наматывал леску на катушку, покуривая. Княжин, повесив чайник над костром и повернувшись к нему, произнес: «Я там лося увидел недалеко. Ну что, генерал, погоняем лосика?»
Владимир Иванович ухмыльнулся не зло. Посмотрел поверх очков на Валентина как-то по-стариковски и подумал: «Не держит парень водочку. Не видать ему карьеры. – А вслух произнес: – Давай-ка без фамильярности, старлей. Для тебя я все же генерал-лейтенант. И сегодня мы будем рыбку удить на вечер. Хариуса!»
Валентин улыбнулся, подошел к стене избы, снял с гвоздя заряженный карабин и спокойно проговорил: «А может, все же лосика погоняем?» И направил заряженное оружие на генерала.
Тот нервно снял очки, положил их на стол, поднялся, глотнул ком в горле и растерянно заговорил: «Ты что творишь, Княжин?» Совсем как тренер Сергей Александрович, учитель физкультуры школы-интерната, сказал.
– Да как ты смеешь угрожать оружием старшему по званию? Это же трибунал. Ты что, устава не знаешь? – еще более нервно закончил Кудряшов.
– Устав здесь ни при чем. На охоте генералов нет и уставов – тоже. И пошли лосика гонять, – ответил старлей и ткнул генерала дулом карабина в живот.
Владимир Иванович определил по взгляду серьезность положения, и его благодушие моментально улетучилось вместе с выпитым спиртным.
– Что ты делаешь, Валентин, успокойся. Это же безумие. Ты же можешь изувечить себе всю жизнь, остынь. Давай считать, что это была шутка. Давай забудем о ней и пойдем на рыбалку, – произнес генерал почти ласково и очень мягко.