Скоро зашумел двигатель вертолета с характерными хлопками винтов. Валентин поднялся, взял дымовую шашку и пошел на реку. Когда борт показался на горизонте, зажег шашку, воткнул ее в край квадрата, очищенного от снега, и ушел обратно к избе. Машина приземлилась. Удивленный такой встречей экипаж вышел на лед. Не понимая, что происходит, три члена экипажа направились к избе. Там и увидели Валентина, сидевшего на скамье.
Его небритое, осунувшееся лицо кое-где было испачкано сажей. Он сидел и спокойно смотрел на костер, нисколько не обращая внимания на пришедших.
– Здорово, пехота. Что-то случилось, старлей? – спросил командир экипажа.
Валентин посмотрел на него и проговорил:
– Генерал-лейтенант Кудряшов умер. Вон в снегу закопан.
Эти слова, как гром среди ясного неба, повергли в шок весь экипаж. Все принялись расспрашивать Валентина, что случилось, но тот молчал и спокойно смотрел на огонь костра. Тогда командир экипажа приказал второму пилоту бежать к вертолету и доложить по рации о случившемся. Тот так и сделал.
Через два часа на очищенный уже экипажем второй квадрат приземлился второй борт МИ-8 во главе с командиром дивизии. На лед выпрыгнула целая комиссия военных и один штатский с лыжами, охотничьим ружьем и рюкзаком на спине. Все поднялись к избе, где на скамье у стола, на котором до сих пор были разложены рыболовные снасти, сидел старший лейтенант Княжин.
– Докладывайте, старший лейтенант, что произошло? – скомандовал командир дивизии и присел рядом с Княжиным на скамью.
Остальные военные остались стоять полукругом. Валентин равнодушно посмотрел на всех и начал:
– Мы прилетели неделю назад. Разгрузились. Борт ушел. Откопали избу. Перенесли имущество. Генерал-лейтенант захотел перекусить. Разогрели тушенку. Выпили. Закусили.
– Сколько выпили? – резко спросил командир дивизии.
– Да вон бутылка стоит, – проговорил Валентин и указал на стол, на котором, среди рыболовных снастей, стояла недопитая наполовину бутылка «Столичной». – Генерал-лейтенант захотел чаю. Я взял чайник и отправился за водой на речку и там вверх по руслу увидел лося. Пришел и доложил об этом генерал-лейтенанту. Тот соскочил, снял карабин со стены, схватил лыжи и скомандовал мне: «За мной». Я взял другие лыжи и побежал за товарищем генерал-лейтенантом. На льду генерал-лейтенант встал на лыжи и бросился к лосю. Я двинулся за ним. Лось ушел за поворот. Генерал-лейтенант за ним, а я следом. Так продолжалось до тех пор, пока лось не ушел в тайгу. Тогда генерал-лейтенант двинулся за ним в лес по снегу, а я опять следом. И там, в лесу, генерал-лейтенант упал, ему стало плохо.
– Азартным охотником оказался Владимир Иванович, – проговорил подполковник из военной прокуратуры, осматривая висящие на стене карабины, которые были оба заряжены и все патроны на месте.
– Да не был он никаким азартным охотником. Я же с ним не раз и здесь бывал, и в других избах. Он и на охоту-то ездил попьянствовать да отоспаться в теплой избе. Что дальше, старлей? – спросил командир дивизии.
– Дальше, – проговорил спокойно Валентин, – я пробрался по снегу к товарищу генерал-лейтенанту и спросил, что случилось. Генерал-лейтенант прохрипел, что лекарства в рюкзаке, и закрыл глаза. Я понял, что ему плохо, и нужны лекарства, и хотел бежать за ними в избу. Но подумал и решил, что нельзя его оставлять одного, и принялся тащить товарища генерал-лейтенанта, а он по дороге умер.
Валентин замолчал, все так же глядя на догорающий костер. Все молча стояли, переминаясь с ноги на ногу. Лишь подполковник из прокуратуры ходил и оглядывал все, а гражданский с ружьем и рюкзаком, встретившись с ним взглядом, кивнул ему, повернулся и направился к реке. Гражданского звали Устин Нестерович. Он был егерем. Всю молодость провел на охоте, жил промыслом и тайгу читал как открытую книгу. Он спустился вниз к реке, встал на лыжи и двинулся вверх по руслу.
– Откопайте генерала, – скомандовал командир дивизии.
И тут же началось движение. Кудряшова откопали и развернули брезент. Зрелище было ужасное. Его распухшее, обезображенное лицо было темно-синего цвета, а оскаленный рот как будто смеялся над всеми и одновременно хотел укусить кого-то.
– Заверните обратно и оформляйте протокол, – скомандовал командир дивизии.
– Подождем Устина Нестеровича, товарищ командир, тогда все и оформим, – негромко произнес подполковник из прокуратуры.
– Хорошо, Дмитрий Михайлович, подождем. Честное слово, я бы сейчас надрался в хлам. Такого мужика потеряли. Золотого мужика. Он ведь всех почти здесь присутствующих уму-разуму учил, переживал за нас, дураков. Надо же такому случиться, – проговорил негромко командир дивизии и закурил.
Подполковник из прокуратуры взял командира под руку, тактично отвел в сторону и проговорил:
– Иван Тимофеевич, Княжина надо бы отправить с медиками в санчасть на реабилитацию. В шоке он. И генерал-лейтенанта тоже, нельзя его больше тут держать. Требуется судмедэкспертиза. А мне необходимо тут остаться с товарищами. Дождаться Устина Нестеровича, оформить все документы, произвести дополнительные следственные действия.
– Я тоже останусь. Пусть они там без меня повоюют, – ответил командир дивизии и подозвал к себе зама.
Дал распоряжения, и один борт стали загружать и готовить к отлету. Через час вертолет улетел. Оставшиеся протопили избу, восстановили пол, чтобы сыростью не тянуло, застелили спальниками нары и принялись кашеварить в ожидании егеря. Через два часа, как стемнело, вернулся Устин Нестерович, повесил ружье и рюкзак на гвоздь в стене избы и уселся за стол. Оглядел в свете костра лица присутствующих.
– Все так, как говорил старлей. Они погнали лося от промоины, к которой зверь приходил на водопой. Он стал их уводить вверх по руслу от своей лежки за вторым поворотом. Я ее еще с вертолета засек. Гнались за ним километров 12–15, судя по времени, сколько я отсутствовал. Там лось ушел в тайгу. Они по его следу двинулись за ним. Метрах в тридцати-пятидесяти генерал, шедший впереди, завалился на левый бок, скорее всего, стало плохо от перегрузки. Старлей вытащил его на лед. Пытался соорудить салазки из лыж, но, не имея веревок и опять-таки надо было вязать лыжи ивовыми ветками, не смог собрать сани и потащил генерала волоком по снегу. Когда уткнулся в высокий снег с подветренной стороны, взвалил тело генерала на себя и нес до следующего поворота, падал с ним, поднимался и снова шел. Дальше снова тащил волоком. И так до самой избы. Судя по расстоянию и учитывая вес генерала, тащил он его всю ночь. Так что парень-то ваш, старлей, герой. Потаскай-ка на хребтине такую тяжесть столько километров, – сделал вывод егерь Устин Нестерович.
– Да, силен Княжин. Пятнадцать километров махнуть со стокилограммовым Владимиром Ивановичем на плечах, а потом еще неделю ночевать с покойником в одной избе, тут дух нужен, характер, – проговорил задумчиво командир дивизии. – Но меня не покидает вопрос. На кой хрен ему понадобилось гнаться-то за этим лосем? Не был он никаким азартным охотником, не был.
– А мне вот что непонятно, – так же задумчиво произнес подполковник из прокуратуры, – как молодой кадровый офицер, пусть даже не охотник, отправился на охоту без боевого оружия?
– Ну, это может быть и по запарке. Получил команду «За мной!» и помчался исполнять, – ответил командир дивизии.
– Мне тоже не все понятно в поведении наших горе-охотников, – проговорил Устин Нестерович. – Ну, погнали зверя, ломанулись в азарте напрямки, а тот ушел за поворот. Чего же за ним долго-то гнаться на виду? Притаиться надо, подкрасться незаметно. Ветер с его стороны, не учует. А они перли все пятнадцать километров посреди реки, у всех лесных обитателей на виду?
Все замолчали, размышляя. Подошел молодой лейтенант и доложил, что каша готова. Командир дивизии послал его за водкой и наладились ужинать. Помянули добрыми словами генерал-лейтенанта Кудряшова Владимира Ивановича, выпили за упокой души его и отправились спать. Утром, после проведения всех следственных действий и оформления протокола, вертолет доставил оставшихся членов комиссии по назначению. А вскоре по сделанным выводам и отчету этой комиссии, а также по ходатайству руководства дивизии и политотдела, старшему лейтенанту Княжину Валентину Александровичу был вручен орден за личное мужество при спасении командира и присвоено внеочередное звание капитана.
Весной он отбыл в Ленинград для поступления в академию. Сдал все экзамены на отлично и осенью приступил к занятиям. Вот тогда Княжин и встретил на Невском знакомую ему девушку из Перми, очень похожую на его мать Людмилу. Они, не обсуждая тему расставания, стали встречаться. Чувства возобновились, и через короткое время они поженились. Княжина как выпускника, с отличием закончившего академию, направили на Байконур и присвоили ему звание майора. Вскоре у них родилась дочь, Евгения-Женечка, а для блестящего офицера, орденоносца, коммуниста и молодого ученого нашлось место в закрытой лаборатории в закрытом же институте города Ленинграда. Он был переведен на должность замначальника лаборатории, с присвоением звания подполковника. Через два-три года он был уже начальником лабы, и ему было присвоено звание полковника, что соответствовало должности.
Карьера Княжина складывалась великолепно, несмотря на то что он и не пил с сослуживцами. В семье был образцовый порядок. Но вдруг грянул гром среди ясного неба. Его жена Людмила, балерина Театра оперы и балета им. Кирова, бесследно исчезла за границей. Она сбежала в Италии с каким-то солистиком Димой. Она предала Родину. Она предала свой город, носивший имя великого Ленина. Она предала семью и дочь Женю. Она предала его, Княжина Валентина Александровича, мужа и отца их ребенка. Мама Людмилы свалилась с инфарктом. Даже маленькая дочка Женя, очень избалованная, веселая, своевольная девочка, пребывала с растерянности и замкнулась в себе. Один полковник Княжин оставался спокойным и полностью сосредоточенным на работе.