Та посмотрела на него задумчиво, кивнула и произнесла:
– Да уж! Как же наш Пупс-Глупс! – И ушла к себе. Обиделась.
Байрон никому не сказал, что мне был назначен за вытрезвитель еще и штраф в пятнадцать рублей, который он оплатил. Об этом я узнал от Толика на следующий день после комиссии.
– Мамка пришла в ярости с этой дурацкой комиссии! Хотела меня выпороть ремнем, да я у нее ремень отобрал. Тогда она сказала, что, мол, если пороть себя не даешь – сильно взрослый стал, – то сам и плати штраф этот, бери где хочешь эти пятнадцать рублей и плати. Ну, я и отдал ей еще пять рублей, ведь десять я уже отдал, – рассказал мне Толик на переменке, когда курили.
Мои десять рублей, которые я принес, мама не взяла, сказав, что сейчас денег хватает:
– А ты купил бы себе на зиму, Сереженька, шарфик или перчаточки. Там ведь у вас не школа – все, наверное, в перчаточках ходят, а не в варежках?
Я и хотел купить, да не мог найти. А когда мне Толик рассказал про штраф, пришел вечером домой и отдал втихаря Байрону пятнадцать рублей. Он посмотрел на меня внимательно и сказал:
– Ладно, возьму, а тебе зачтется.
– Что зачтется? – переспросил я.
– Дело хорошее – зачтется в хорошие дела. Сделал плохое – зачтется в плохие. А потом посмотрят, сравнят и увидят, кто ты, – ответил Байрон.
До сих пор не могу понять, кем был Байрон: пророком, прорицателем или гипнотизером? Он предвидел, что я буду писать эту книгу, или гипнотизировал меня, чтобы я написал ее? Одно ясно: наш Пупс не такой уж и Глупс! Ну, по крайней мере, в философском смысле этого определения.
Ладно, вернемся в профтехобразование. В училище нас с Толиком и других пацанов, которые побывали в вытрезвителе, тоже пропесочили на педсовете для порядка, а с нами и Серегу Лисицына, который после пивнухи ворвался в клуб «Строитель» на конкурс художественной самодеятельности и устроил там дебош, обозвав всех колхозниками, не разбирающимися в настоящем искусстве. На что мастер по производственной практике Василий Спиридонович, сам участник самодеятельности, поднялся и грозно произнес:
– Ты, Лиса, это… пить-то пей, да дело разумей! – А когда головы всех участников педсовета повернулись в его сторону, оговорился: – В общем, надо вам, пацаны, учиться, учиться и еще раз учиться, как говорил великий Ленин. – И уселся на свое место.
Нас всех, провинившихся, лишили стипендии за следующий месяц, чем мы были страшно расстроены. Мы и не предполагали, что нас могут так жестоко наказать – лишить «степы»! После педсовета все – и преподы, и учащиеся, – пошли перекурить на свежий воздух. И Серега Лиса, естественно, тоже. Я вдруг вспомнил, что видел у него дома гитару и такой же, как у меня, магнитофон «Маяк». И от нечего делать спросил у Лисы:
– Серый, а кто у вас дома на гитаре-то играет?
Лиса ответил:
– Я играю, а что?
– Да так, вспомнил, что видал у тебя гитару, – промолвил я, затягиваясь сигаретой «Шипка».
– Говорят, что ты тоже на пианине брякаешь? – вдруг спросил меня Лиса.
– Кто это говорит? – переспросил я.
– Да спортсмен, твой кореш, и говорит, – ответил Лиса.
Я посмотрел на Толика, сплюнул и произнес:
– Во-первых, не на пианине, а на пианино. Во-вторых, не брякаю, а играю немного, изредка.
– Какая разница: пианина-пианине, играю-брякаю! Может, рок-группу сколотим? – неожиданно спросил он меня.
До этого дурацкого вопроса Лисы я даже и не предполагал, что вот так просто можно сколотить рок-группу! Раз – и сколотили! Мне и в голову не приходило сколачивать какие-то рок-группы. Я просто слушал на своем «Маяке» записи, которые удавалось переписать у своих сверстников. Конечно, я слушал и другую музыку у мамы в библиотеке, когда собирались члены клуба любителей зарубежной эстрады. Они там слушали оркестр Поля Мориа, оркестр Фаусто Папетти и т. д., но все пацаны из моего окружения считали такую музыку отстоем и я тоже. Хоть мне и нравились отдельные композиции этих оркестров, но все же это был отстой! Уж больно причесанная музыка, скучная. И культурная сильно! А группы, которые слушали мы, были наши! Настоящие! Хипповые! Стильные! По своему глубочайшему невежеству все эти группы мы называли битлами. Само слово битлы было какое-то завораживающее, магическое и, главное, НАШЕ! Это позже я узнал о роллингах, цеппелинах, криденсах и т. д. А тогда все были битлы! И тут вдруг Лиса предлагает сколотить свою рок-группу! Ни фига себе! Меня как молнией долбануло, и я восторженно ответил:
– Давай сколотим!
– Тогда пошли ко мне, пока мамка на работе, – предложил Лиса.
И мы с Толиком покандыбали за ним, радостные и веселые, моментально забыв о лишении стипендии.
Уже по дороге к Лисе мы придумали название нашей будущей группы: «Электрогруппа».
– А что? Мы же электрики и все из одной группы, – заявил мой друг Толик.
До прихода мамки Серого мы прослушали все его немногочисленные катушки с записями, выбирая подходящие вещи для исполнения. А когда мать пришла с работы и выгнала нас на улицу, я спросил у пацанов, закуривая «Шипку»:
– Ну, соло-гитара у нас есть – это ты, Лиса. Бас-гитарой ты будешь, Толик. Я попробую на клавишных. Но где взять ритм-гитариста, где взять ударника? И главное – где взять все эти гитары, барабаны, клавишные и аппаратуру?
– Фигня! Сами сделаем, – ответил Толик и весело засмеялся.
– Как это – сами сделаем? – спросил я недоверчиво.
– Да так. Пойдем сейчас к Василию Спиридоновичу в мастерскую и сделаем. Он мужик хоть смурной и пьющий, но искусствами бит, в самодеятельности участвует. Поет, говорят, – так же весело заявил Толик.
И мы, побросав сигареты, поскакали через лужи в учебные мастерские при нашем училище.
Василий Спиридонович встретил нас радушно – по всему было видно, что он уже пригубил. Когда же мы ему рассказали, что к чему, Спиридоныч почесал лысеющую голову и произнес:
– Интересно! А меня возьмете в группу? Я ведь на валторне умею – еще в армии научился.
– Конечно возьмем, Спиридоныч! – ответил за всех мой друг Толик. – Только волосы отрасти. Мы все в группе начинаем отращивать длинные волосы – без них в рок-группе нельзя. – Он весело посмотрел на нас, и мы с Лисой дружно закивали.
– Ну, мои волосы уже не отрастут, а гитары я вам излажу из ДСП. Столяра Витьку, своего кореша, привлеку и излажу, – торжественно произнес Спиридоныч.
И вот за октябрь он и правда изладил нам три красивые электрогитары – все белого цвета, лакированные. Однако играть на них было невозможно – они были без датчиков, без звукоснимателей, а значит, и без струн. Конечно, мы весь этот месяц не вылезали из мастерских и столяр Виктор Топорков тоже. За этот знаменательный месяц октябрь я как-то нечаянно подружился с преподом по физике Юрием Павловичем Бурыловым, который только пришел преподавать в училище после Политеха. Он был высоким, нескладным, молодым еще мужчиной, немногословным, нешумным, но с юмором. На первом же уроке он нам объявил:
– Значит, так, студенты. Если вас на производственной практике пошлют с пустым ведром за напряжением, можете послать их, только культурно, за ним самих. Потому как напряжение передается только по проводам, как и сила тока. Следовательно, сила тока, плюс напряжение, плюс сопротивление – это и есть электрический ток!
А когда я, единственный в группе, рассказал ему на уроке закон Ома для участка цепи, он меня зауважал.
Как-то в курилке я у него спросил, какую музыку он любит. Юрий Палыч начал мне задумчиво перечислять разные западные группы, среди которых были и наши с пацанами. Мне это так понравилось, что я ему тут же выложил: мы с друзьями рок-группу сколотили, волосы отращиваем и уже гитары сделали из ДСП под руководством мастера Спиридоныча и при участии столяра Виктора Топоркова. Юрий Палыч будто вышел из своей привычной задумчивости и произнес с улыбкой:
– А я тоже в группе играл – у нас на факультете, в Политехе. Тоже и гитары сами мастерили, и датчики мотали, и усилители паяли с колонками, и микрофоны в «Икарусах» венгерских срезáли и к стойкам самодельным прилаживали. Кайфово было, интересно, весело. Да вот закончилась учеба – и группа закончилась-распалась, всех по распределению послали на производство, а меня вот к вам в ПТУ преподавать определили. Декан сказал: «Тормоз ты, Бурылов, тебя ничем не пробьешь – тебе в ПТУ самое место». Вот и направили.
– Юрий Палыч, а вы не разучились датчики мотать? – спросил я с интересом. – А то гитары-то сделаны, а играть на них нельзя. Звукоснимателей нет и струн.
– Звукосниматели, усилители и даже пульт – это самое легкое. Я даже педаль-квакушку смастерил. «Вау-вау» называется. А вот установить на своей гитаре качалку не смог. Это уже механика. Один раз качнешь – и струны не строят, – проговорил с грустью Юрий Палыч.
– Так, может, вы и нам поможете датчики намотать? – спросил я у него тихо.
– А что не помочь? Уроков у меня мало, после уроков делать нечего, а домой неохота. Давай намотаю вам датчики, только магниты нужны и провод тонкий, медный, – ответил Юрий Палыч меланхолично.
Так в нашей рок-группе «Электрогруппа» появился ритм-гитарист, вокалист, электроник, звукорежиссер, музыкант со знанием рок-музыки и с неплохим знанием английского – Палыч, которого за глаза мы звалиТормоз. А когда позже он узнал об этом, то как-то на репетиции в актовом зале сказал нам:
– Пацаны, меня и в политеховской группе «Витязи» звали Тормозом, так что не стесняйтесь, зовите, если нравится, только не на уроках.
Он же подсказал нам, где найти экранированные шкуры для гитар и микрофонов и сами микрофоны, как сделать в мастерских стойки для них, и т. д. и т. п. В общем, Палыч научил нас многому, если не всему. Но главное – он научил нас, как собрать ударную установку из ничего!
– Это элементарно, Ватсон, – неторопливо проговорил Палыч. – Надо найти базу, где репетирует духовой оркестр, и попросить у них старый большой и малый барабаны и хотя бы одну тарелку. Подставки для них можно изготовить в мастерских у Василия Спиридоновича. Вот вам и ударная установка.